Рецензии

Так что же такое «внутренний идиот» для каждого члена этой своеобразной коммуны?

Возможно, это всего лишь внешняя скорлупа, с помощью которой эти люди ставят завесу между собой и окружающим миром, а также отгораживают себя от собственных бед и несчастий, они создают вокруг себя некую иллюзию счастья и равновесия.

Каждый герой этой картины несчастлив по-своему, но всеже внешний мир проникает внутрь, этой казалось бы эдилии.

Создатель этой коммуны, начинает упрекать своих друзей в фальшивости и неискренности в симуляции ими идиотизма, и это правильно, просто каждый сам выбрал себе панацею против агрессии внешнего мира.

Но игра велась по правилам ее создателя, ведь так?

Как мне кажется, была пересечена грань дозволенного, все зашло слишком далеко.

И случилось то, что должно случиться, отец одной из героинь забирает ее домой, так подсказывает ему здравый смысл.

В компании таких же «идиотов» как и ты сам, все-таки проще придуриваться, но изображать сумасшествие в одиночку, для многих оказалось непостижимой задачей значит, внутренний голос здравомыслия одержал вверх.

И в финале этой картины случилось то, что должно было случиться.

10 из 10

Браво маэстро!

Несколько лет назад пробовал посмотреть этот фильм, тогда не получилось. Выключил на середине, не мог понять. Не хватало теоретической базы. Вчера, со второй попытки, свершилось. Для себя я всё расставил по местам.

«Идиоты» Триера то же, что и «Мечтатели» Бертолуччи, поскольку картины повествуют об одном и том же — событиях, известных под названием «Май 1968-го». Разница в манере подачи материала четко отражена в названиях работ, но основа, повторюсь, одна и та же. Главный слоган фильма Бертолуччи, напомню: «Вместе — всё возможно. Вместе — ничто не запрещено». Не правда ли, перекликается с происходящим в «Идиотах»?

Весной 1968-го в экономически процветающей Франции начались массовые беспорядки, запад зашел в нравственный тупик. Молодежь пришла к заключению, что старшее поколение обманывало её, что тиски буржуазных ценностей, гарантирующие стабильность и благополучие, скучны, ограничены и лживы. Студенты стали бунтовать против отцов, системы в целом. Самые знаменитые лозунги тех исторических событий — «Запрещать запрещается», «Освобождение человечества будет всеобщим, либо его не будет», «Живи, не тратя время (на работу), радуйся без препятствий», «Алкоголь убивает. Принимайте ЛСД» — все они, в той или иной форме, нашли свое отражение в картине Триера.

Прекрасную Францию олицетворяет дом, точнее особняк, в котором дорогие полы прежде натирались каждый день и в котором ныне разместились наши идиоты. Что мы видим в кадре? Былое великолепие в грязи. В ней удобно прятаться от обязательств, она оправдывает несовершенство мира. Герои играют в психо-сексуальные игры, пользуясь при этом благами, которые созданы теми, кем они не хотят быть. На виду чёрная икра, трубка с табаком, те же дорогие вина в «Мечтателях». Всё можно, пока родителей нет дома. Главный герой, молодой идеолог Стоффер, с помощью друзей своеобразно протестует против продажи дома его дяди. Аналогично, только в другой форме, протестовали и студенты парижских университетов против «продажности» невинной Франции, ведомые своим молодым лидером. Форма другая, суть одна: метод протеста — детский, не зрелый. Из истории мы знаем, что диктатуры пролетариата не случилось, поскольку не было идеологического и организационного единства среди протестующих. Вместо создания революционной партии — автономные коммуны, в качестве новой формы борьбы — массовые ненасильственные действия, вплоть до полного выпадения из системы, в тех же коммунах. В итоге, все эти сексуальные, рок-революции оказались совершенно не опасны для неё. Помните, в концовке фильма герои иронизируют над словами Стоффера, из которых может сложиться впечатление, что у них якобы «рок-группа»? Так и в то время, бунтующие сами же предложили системе метод борьбы с ними — карнавализацию происходящего, наркотизацию. В дальнейшем, их реакция на выходящую из под контроля «реальность» тоже детская, несмышлёная. Легче бросить бутылку и разбить стекло, выразить протест, неважно за кого и против кого, главное создать для себя иллюзию того, что ты вышел из системы, и живёшь реальной жизнью, чем попытаться разобраться и найти решение. А зачем, ведь, по их словам, за идиотами будущее. Аналогично, бутылка случайного идиота разбивает и окно дома в «Мечтателях». Показателен и эпизод в бассейне, когда на защиту провокационной «непорочности» Наны встаёт идиот, используя преимущество «инвалида, ребенка». Фактор ребенка срабатывает и в пограничных ситуациях, когда отец увозит Жозефину, когда Стоффер в «Идиотах» и Изабель в «Мечтателях» орут «фашисты!», поскольку хотят, чтобы сказка продолжалась. А она уходит. И там и там, героям закрывают рты свои же, успокаивают. Ибо здравый смысл не хочет «фашизма». Более того, он вообще не хочет причинять боль другим, как показала игра в бутылочку у Триера.

Что касается Тео и Изабель, то они по фильму тоже инвалиды, косвенно, конечно. Они две половинки одного мозга, разум отделен от чувства. Как объясняет герой Тео: «Мои родители трахались только однажды, поэтому мы близнецы… они не захотели сделать это второй раз». Даже после дефлорации, «взросления», Изабель всё равно выбирает брата, а не «повзрослевшего» Мэтью. Она плачет, потому что сказка юности закончилась на кухонном полу родительского дома под пристальным наблюдением брата. Не очень приятное прощание с детством, несмотря на искреннюю симпатию любовников. Аналогичная ситуация и у Йеппе с Жозефиной, во время группового секса. Чувство стыда после оргии в картине Триера и после внезапного появления родителей у Бертолуччи заставляет одних героев бежать из коммуны, других — искать алкоголь. В любом случае, это финита ля комедиа. Они многому научились, эксперимент изменит их, но в итоге каждый остаётся наедине с самим собой.

Теперь, что касается Карен. Первое её впечатление — растерянность и стыд. По возрасту она их всех гораздо старше. И не случайно, в конце она им говорит, что они могли бы быть её детьми. Несмотря на боль в груди, которую хотелось спрятать как можно глубже, она находит силы и показывает своё «золотое сердце», истекающее горечью. Идиоты узнают её мотив нахождения в своей компании, а она раскрывает им всеобщий. А именно — поиск сочувствия в ответ на искренность, чтобы отогреть сердца, снять горечь. Ведь что может дать один человек другому, кроме капли тепла? И что может быть больше этого? Но к «идиотизму» это уже отношения не имеет. Это уже реальная жизнь, от которой они все бежали. И она наглядно показала, что дважды в одну реку не войти, остаётся только ностальгия за детьми. Карен, как и любой другой на её месте, чувствует, что недолюбила своего ребёнка. Поэтому искренне любит этих идиотов. Детей. Мечтателей. В концовке фильма Бертолуччи звучит песня Эдит Пиаф — Нет, я ни о чём не сожалею. Вот некоторые строчки из неё: Обезумела от прошлого, Всё безразлично, Начинаю с нуля… Это для Карен.

Слоган фильма Триера «Ты тоже идиот. Не сомневайся!» перекликается со словами героев Бертолуччи «Ты один из нас!» и, помимо того посыла, что внутри каждого из нас живёт ребёнок, там есть посыл внешний, зрителям. Кино — это тоже уход из реальности, иллюзорный мир. Где всё плохое на экране — всего лишь игра актеров, это не по-настоящему, пусть даже иногда и больно смотреть. Мы предпочитаем игровое, метафоричное, а не документальное, максимально приближенное к жизни, кино. Основные принципы Догмы-95 фон Триера были изначально обреченными именно по этой причине… Вот и Бертолуччи в своем фильме снял более эстетически приемлемый вариант происходящего в мае 1968-го. Я же снимаю шляпу перед обоими.

Для меня остается загадкой, почему этот фильм получает такие высокие оценки и обилие положительных отзывов. Такое ощущение, что большинство руководствуется принципом 'чем хуже - тем лучше'. Действительно, это так гениально снимать кино на любительскую трясущуюся камеру с отвратительным звуком и размазанными цветами! Это так здорово, когда микрофон над камерой не просто случайно выпадает в кадр, а падает туда целиком во всю полутораметровую длину, а потом не раз 'засветится' в зеркальных отражениях! Какой глубокий смысл скрыт в том, что полтора десятка взрослых людей весь фильм выкобениваются и притворяются больными! Как смело показывать крупным планом волосатые гениталии! Как атмосферно сделаны титры, написанные мелом на паркете! Можно, конечно, долго говорить о том, какие глубокие идеи пытался донести датчанин фон Триер, но что в этом такого выдающегося? Я не вижу ровным счетом никаких преград наклепать таких киношек сколько угодно и кому угодно. Дешевая камера и кривляющиеся идиоты всегда найдутся, а уж глубокий смысл можно при желании найти и в куче фекалий. Когда мы начинаем говорить об отрешенности от мирской суеты, внешней шелухи, желании выйти за рамки удушающей морали, есть опасность перейти всякие рамки. Вот тогда и появляются отвратительные ленты, лучшее место которых в мусорном баке, а еще лучше в печи.

2 из 10

Что было со мной после просмотра фильма? Нет, я даже не могу назвать это фильмом. Это исповедь, это слово, это откровение. Боль, щемящая, противная, не проходящая боль. Бесконечное, всепоглощающее одиночество. В тот момент, когда белая полупережеванная жижа потекла изо рта Карен, я думала, что свихнусь от переполняющей меня боли. То ли фильм попал мне в руки в нужное время, то ли время само выбрало нужный фильм.

Не хочу говорить о Догме 95, о всевозможных особенностях фильма в связи с этим проектом и других формальных вещах. Все это уже сказано за меня. Я, вместо это, поделюсь своими чувствами. Они переполняли меня после просмотра. Когда пошли финальные титры, я так и застыла перед монитором, уйдя в такую истерику, какой давно не мог добиться ни один самый болезненный фильм. Рыжеволосая Карен, эта аутентичная, мягкая, светлая женщина с большими, серыми, как озеро, глазами, заворожила меня с первой секунды. Я забыла, что передо мной актриса. Мне казалось, что она так слилась со своей героиней, что разделить их уже невозможно! Каждый раз, когда она появлялась в кадре, мне хотелось обнять ее. Я чувствовала в ней эту боль еще задолго до того, как стала известна ее судьба.

Но дело не только в Карен. «Выпусти своего внутреннего идиота» — вот что ударило меня. Мы в вечном плену оценочности. Никто никогда не примет нас, если мы вдруг выйдем за границы «приличий». Да мы и сами сойдем с ума, если не будем готовы встретиться со своими внутренними демонами. Что произошло со Стоффером? Что сорвалось в нем, когда он бежал за машиной потеряв себя от безысходности? Мы не можем принять себя. Мы не позволяем себе принять себя. Мы делаем вид. Вечно делаем вид. Придуриваемся, только по определенным правилам. Сложно нарушить правила? Безусловно. Не так просто сделать такую простую вещь, как выплюнуть еду изо рта на глазах оценивающих тебя людей. Выплюньте, попробуйте.

Не знаю, о чем хотел сказать в своем фильме Ларс. Каждое его творение — сеанс индивидуальной психотерапии. И только ему известно, каков был запрос. Могу сказать только, что для меня этот фильм об одиночестве. О болезненной оторванности человека от себя самого. Ничего подобного ни в одном другом фильме я никогда раньше не видела. Фильм — чувство.

Трилогия «Золотое сердце». Только сердце здесь, в Идиотах, не золотое, а обыкновенное, человеческое, кровавое и пульсирующее. Готовое в любой момент остановиться.

Не буду оценивать этот фильм. Не думаю, что его героям бы это понравилось.

Во время посещения ресторана молодая женщина Карен сталкивается с неприглядной сценой: за соседними столиками сидят «не совсем полноценные» люди, которые без стеснения проявляют свои чувства и рефлексы. У одного начинает валиться изо рта еда, что вводит в смущение окружающих. Группу оперативно выдворяют прочь, но один из дебилов хватает за руку героиню, чьими глазами режиссер смотрит на происходящее. Уже в машине она понимает, что все произошедшее оказалось только розыгрышем, который являлся сознательным актом.

Оказывается, с помощью такой «психотерапии» нормальные люди пытаются избавиться от комплекса стыда и преодолеть ограничения, которые навязываются обществом. Выясняется, что они регулярно собираются и проводят совместно несколько дней в году. Карен молча принимает предложение остаться с ними, хотя поначалу предпочитает выступать в роли наблюдателя, не принимая в их «хеппинингах» и «перфомансах» прямого участия.

Меж тем «идиоты» совершают групповое посещение завода, бассейна, супермаркета, бара, устраивают совместный выход на природу, где предаются свальному греху. Причем последняя провокация обращена не только к окружающим людям, но и непосредственно друг к другу. Они сознательно загоняют себя в неприглядные и дискомфортные ситуации, выясняя свои способности не следовать установке на успех и благополучие. Уход в юродство, как в религию, становится для них подобием убежища от буржуазных догм.

Но вскоре выясняется, что душевная болезнь уже так глубоко поселилась в каждом из них, что маскировка под идиотизм не является панацеей от необходимости следовать стереотипным установкам. Рано или поздно, но мучающие псевдоидиотов проблемы все-таки вылезают наружу. Погружение в предлагаемые ими самими обстоятельства не для всех проходит безболезненно: кто-то с легкостью выходит из игры, совсем по Станиславскому, а кто-то грузится по полной программе. И все же никто из участников не в состоянии перенести правила этой игры в свою обычную жизнь. Никто, кроме Карен…

Так утверждение практики идиотизма в повседневной жизни приводит его к неразрешимому столкновению с нормами поведения. А техника морального оздоровления, призванная избавить от социальных комплексов, предстает очередной утопией. Освобождение через идиотизм предлагает неапробированный вариант психической релаксации, заставляя вспомнить о крахе хиппи-движения 1960-х и провести параллели с ущербностью разного рода левых идеологий.

Кажущаяся бесструктурность повествования — обманчивый хаос нагромождений — разбивается систематическими интервью, которые по очереди дают члены коммуны. Слишком буквальное следование догматическим установкам манифеста «Догма-95» будто вынуждает режиссера делать все, чтобы его не заподозрили в заигрывании со зрителем. Стилизованный то ли под любительское видео, то ли под телерепортаж, фильм вне внутреннего контекста впечатляет почти физиологической правдой жизни.

Казалось бы, оправданная минимализация авторского вмешательства, сводится здесь разве что к «спонтанным» соединениям сцен, между которыми все-таки просматривается прямая логическая связь, а, значит, автор, как бы он этому не противился, все же себя обнаруживает. После катарсиса ленты «Рассекая волны», с которой «Идиотов» объединяет разве что использование ручной камеры, педалированный формализм и сознательный отказ от рациональных эмоций выглядят почти насильственным актом. Однако самый формалистский фильм Триера предстает при этом едва ли не самым радикальным его творением.

Каждый, у кого случалось что-либо страшное, знает, как при этом хочется убежать, спрятаться, закрыться от всего мира. Остаться в одиночестве?

Как организовалась эта группа, понять сложно. Жесткая философия «лидера» не показывает своих корней, а была ли она такой жесткой изначально? Все они просто нашли себе ширму, стали актерами этой странной игры, — мотивы? Все же им, по тем или иным причинам, нужно было это пристанище, где можно забыть о своей боли, о своих проблемах, о своей беде. Забыться в одиночестве — почти погибнуть. Забыться в группе — выход ли? Ведь вся горечь останется внутри, будет жечь, пока не вскипит, не взорвется.

«Идиоты» — это лишь побег, который дает эйфорию, но не лечит.

И единственное возможное лекарство — это сочувствие в ответ на искренность.

Открой свое умирающее сердце — и быть может тогда другие сердца смогут его отогреть. И только Карен, несмотря на самую непереносимую боль, которую так хотелось запрятать поглубже, смогла показать ее, но к «идиотам» это уже не имело никакого отношения.

Глубокое и стоящее кино.

Вот знаете, мы бываем идиотами — с этим ничего не поделать. Идиотами внутренними, идиотами внешними, в общем, идиотами разными. Мы можем закричать во всю глотку в общественном месте или будучи наедине с собой. Мы можем, что называется, «затупить» — уставиться в одну точку, высматривая в ней бог знает что. Можем хохотать, повергая окружающих в раздражительное недоумение, рыдать, истерить, бросаться на стены, корчить из себя душевнобольных… Находясь в совершенно нормальном психическом состоянии, мы способны порой на неадекватные поступки. Какова цель этих поступков? Для одних они — психологическая отдушина, для других — целая идеология. О последних повествует, нет, «повествует» — сильно сказано, скорее рассказывает, да, — о последних рассказывает фильм, нет, «фильм» — опять сильно сказано, скорее «история», да, — о последних рассказывает история, снятая (вот уж точное слово) датским режиссером-экспериментатором Ларсом фон Триером (некоторые особо придирчивые авторы предпочитают строго следовать правилам немецкой фонетики и писать «Трир» вместо «Триер», но я, будучи непривередливым сочинителем, всё-таки предпочитаю второй, устоявшийся вариант написания).

В 1995 году Ларс фон Триер совершил амбициозную попытку переосмысления отживших свой век способов кинопроизводства, подписавшись под Манифестом экспериментального движения в кинематографе, выступавшего за принципиально новые законы творчества. Движение получило название «Догма 95». Подобно тому, как идейные устремления «идиотов» в программной для нового движения ленте не смогли пройти проверку временем, так и постулаты «Догмы 95» быстро потеряли новизну и свежесть. И неудивительно: разве может идейное течение, которое пресекает возможность свободы самовыражения не только своими принципами (так называемым «обетом целомудрия), но и «догматичным» названием, претендовать на то, чтобы вдохнуть новую жизнь в кинематограф, омыть его берега более мощной и напористой волной, чем предыдущая?..

Да, конечно, принципы «Догмы 95» пожизненно отпечатались в триеровском киномышлении. Все, что великий провокатор создал после «Идиотов», так или иначе, вытекало из положений когда-то принятого им Манифеста. Однако ничто из того, что озаряло, очерняло, опошляло, очаровывало киноэкраны всевозможных фестивалей после 1998 года, не было таким убогим, гадким, невыносимым и прямолинейным, как «Идиоты».

Дело даже не в том, что «Идиоты» поведаны максимально косноязычно и охально, а в том, что они топчутся на месте, демонстрируя однообразные сцены скучного притворства нескольких участников новоявленной антибуржуазной коммуны. Мало-мальски умную и смыслообразующую фразу в ленте произносит один из ярых членов идиотской шайки: «Они ищут идиотов не для других, а для себя самих». Неплохо, правда? Да, если бы не превращало бунтующих идиотов в замкнутое на себе сообщество, эгоистически протестующее против «буржуазного дерьма».

Пускай Триер стремился к тому, чтобы «Идиоты» выглядели как документальная лента, запечатлевшая словно бы реальные события, — эти околобунтарские кривляния-вихляния группки недоумков. Пускай «Идиоты» вызывают споры (скорее вызывали, ибо сейчас о них уже никто не говорит) и возмущают христианские умы (скорее возмущали, ибо сейчас их [«Идиотов»] никто не смотрит, или христианских умов не осталось). Пускай. Но всё же главный вопрос никак не удается обойти, каким бы безразличным не хотелось быть: ради чего? Ради чего сняты «Идиоты»? Глупо, конечно же, задавать этот вопрос Ларсу фон Триеру — величайшему киноэгоисту.

«Мгновение ценнее вечности»? В жизни — да, в искусстве — нет.

Последующий отзыв будет изложен в трех правдивых главах.

Part One: Childhood.

Детство — прекрасный, но такой важный период в жизни человека: нет ни корысти, ни жестокости, ни социума — одним словом, никаких забот. Ребенку неизвестно значение слова нравственность, а словосочетание моральный выбор вряд ли повлечет за собой какие-либо раздумья. Ах, эти сладкие годы безответственности, бесконечных игр и развлечений, верных друзей и настоящей дружбы — где вы? Где-то совсем далеко: на, порой, изрядно пошарканных фотографиях, в рассказах близких, в недрах туманных воспоминаний. Остается только тяжкое чувство ностальгии. Однако есть такая категория людей, которым нет нужды ностальгировать, им не нужно вспоминать то, что было десяток лет назад просто потому, что они сами дети — им и без того весело.

Part Two: Young Adults.

Герои фильма «Идиоты» датского режиссера Ларса Фон Триера есть дети. Да, повзрослевшие, возмужавшие, но все те же дети: степень их умственного и духовного развития равняется подростковой, причем случай явно частный. Они, словно ограничившись неким вакуумом, загнали самих же себя в угол, отдав предпочтение полноценному развитию регресс. Они не знакомы с прямым значением слова уважение, так как слово это распространяется исключительно на самих себя; значение слова нравственность, конечно же, неизвестно, а словосочетание моральный выбор, как и в случае с детьми, не несет на себе никакой нагрузки. Моральные и этические рамки так же обошли стороной героев ленты. Потому перспектива «бесплатно покушать в ресторане», притворившись умственно-отсталыми, видится забавным развлечением, целым культом, который, к сожалению, бесславно разваливается за ненадобностью. И не было никакой идеи, не было смысла — только личная нереализованность. «Идиотская игра» для каждого из героев была средством забыться, однако, вернувшись в разумный мир, к людям, средство это было забраковано, повторюсь, за ненадобностью. Неокрепшие умы, но чья это проблема? Скорее всего, родителей. Вы все еще считаете ленту комедией?

Part Three: Dogma.

Многие убеждены в том, что вся сила «Догмы — 95», как и самого режиссера, в их излишней претенциозности, однако на самом деле «Догма» есть чудесная демонстрация неведомой доселе силы реализма. Инакомыслящий Фон Триер, подписавший сей манифест, попал точно в яблочко. Еще никогда кино не задевало за живое так, как это сделали «Идиоты». Ручная камера творит чудеса. Дело в том, что абсолютно грубая, небрежная, отталкивающая техническая сторона картины настолько плоха, что зрительский взгляд инерционно фокусируется на персонажах, их поступках, главной идеи, а, потому ловушка сработала — зритель в объятиях.

Покажется, что датчанин, отойдя от метафорических, безупречных с технической точки зрения лент, сделал широкий шаг назад, начав снимать на первый взгляд тривиальное кино, повествующее о тех, кто «среди нас», однако это не так. Полет авторской мысли настолько высок и изящен, что «Идиоты» моментально взгромоздились на олимп европейского элитарного кино-движения. Несмотря на то, что на счету Фон Триера сей фильм единственный, безукоризненно подчинившийся манифесту, он прекрасен хотя бы потому, что аморальные и вызывающие отвращение сцены раздражают и пугают настолько, что, порой, становится не по себе.

Epilogue.

Попробуем оправдать главных героев. Может быть, пережив то или иное потрясение, идиот, спящий внутри каждого из нас, проснется? Кто знает? Но они пережили. Тогда шутливый слоган «Ты тоже идиот. Не сомневайся!» приобретает совсем иное звучание: ирония становится фактом.

Вот в этом и есть вся сущность Ларса фон Триера — снять фильм-насмешку, фильм-иронию и убедить всех в том, что это шедевр мирового кино.

Группа молодых людей живет в шикарном загородном доме и (в буквальном смысле) строит из себя идиотов. Как мне показалось они делают это от лености и праздности существования — богатые детки, которые уже не знают чем заняться. Ударяясь в сумасшествие, они играют сами с собой, играют с другими, играют тех, кем не являются. Они могут себе это позволить. Лично я не нашла в этом ничего, кроме дуракаваляния, но идея и смысл мне понравились.

И если б на самом деле всё было так просто: на день рождения в качестве подарка «заказать» групповой секс; в ресторане разыграть из себя больного и приставать к людям; ругаться, бить, обзывать, делать всё, что захочется и знать — всё сойдет с рук. Они так вжились в свои образы, что любая попытка разлучить их становится трагедией. Потому что только вместе они могут сходить с ума, по отдельности на это никто не решается. Главный герой говорит о том, что если каждый из них в своей реальной жизни сможет явить всем своего внутреннего идиота, то только тогда всё это было не напрасно. Но никто, никто из них не может разрушить свою жизнь — для них это была только игра и с каждым разом их играет всё меньше и меньше.

Странное ощущение остаётся после просмотра: как будто бы нам показали всё самое мерзкое, грязное в душе человека и между тем с этим нельзя не согласиться. Наверное, всё таки хорошо, когда ты можешь отодвинуть на второй план реакцию посторонних на те или иные твой сумасшедшие действия — так скажем «не заморачиваться» — тогда и по жизни идти легче. Но в качестве мотивации к действию «Идиотов» все таки рассматривать нельзя — нужно воспринять это более тривиально.

7 из 10

Заставь их любить своего внутреннего идиота (с)

Вас контролирует слишком большое количество инстанций: правительство и всевозможные социальные институты, интернет-провайдер, оператор сотовой связи, ваш работодатель, ваши соседи, ваши друзья, ваша семья, ваша собака — каждый заставляет вас придерживаться определённой модели поведения, вы не можете позволить себе свободу действия и слова. Или можете?

Прикинуться «идиотом» — это отличная идея: никаких обязанностей, никаких правил, только первобытная свобода. Но нет никаких «внутренних идиотов»,- это всего лишь звучный термин, призванный оправдать такое поведение. Есть эгоисты. В ком-то больше эгоизма, в ком-то меньше, а в «идиотах» эгоизм зашкаливает. Они могут делать всё, что захотят: издеваться над окружающими, дурачить людей, но только незнакомых. Никто не решится выставить себя «идиотом» на работе, в семье, но так приятно временами «придуриваться» с компанией единомышленников.

Во время оргии «идиотизм» достигает апогея, и тогда искатели «маленького идиота внутри» понимают, что их игра зашла слишком далеко, что это не жизнь, этой игре не суждено стать реальностью. «Идиоты от хорошей жизни» по одному начинают покидать общину, только непризнанная «идиотка» Карен готова «придуриваться» в семье, чтобы получить право остаться в общине, потому что ей уже нечего терять в этой жизни.

Фильм стоит посмотреть, если вам хоть на миг показалась заманчивой идея «идиотизма», кроме того, это отличный образец направления «Догма», одним из основателей которого явился Ларс фон Триер.