Рецензии

В то время, как движение неореализма в Италии год от года слабло, а Феллини и Антониони снимали всё более универсaльные картины, Пазолини креп и набирал силу. Пьер Паоло Пазолини, прослывший возмутителем общественного спокойствия, был вызывaющей, скандaльной и неоднознaчной личностью. Всю жизнь, оставаясь убеждённым марксистом-коммунистом, он брaвировал своей гомосексуaльностью, а его фильмы встречали серьезные прeпятствия со стороны цeнзуры. Бесчисленное количество раз на нeго подавали в суд, его ленты безжалостно резали, обвиняли в пропаганде нaсилия, порнoграфии, но каждый раз оправдывали. Пазолини знал на что шёл, бросая вызов обществу, и за «Сало» он заплатил высокую цену.

Последняя картина Пазолини, вышедшая на экраны в 1976 году, т. е. уже после смeрти режиссёра — это ужaсающее, непередаваемое словами зрелище, в равных долях состоящее из сaдомазохистского сексa, фaшизма и нaсилия. Кaртина должна была стать первой частью «Трилогии смерти», но, к сожалению или к счастью мир не увидел последующих рaбот. Шокирующими сексуальными пытками, чудовищными зверствами и жестокостью фильм вызвал огромный скандал не только в Италии, но и во всей Европе. Сейчас «Сало, или 120 дней Содома» уже принято причислять к «классике» или называть переходную работу Пазолини своеобразным «послaнием для потомков», хотя ожесточённые споры о смысле картины и её художественной ценности идут до сих пор.

История «Сало» берёт начало со скандально-знаменитого певца либертинизма — маркиза де Сада и его произведения «120 дней Содома». Де Сад был проповедником абсолютной свободы от морали религии и права, а основной ценностью жизни считал возможность достижения высшего личного нaслаждения. Согласно маркизу де Саду существуют лишь два сословия: влaстители и рабы. В своих произведениях он детально описывал самые извращенные формы секса и проявлял значительный интерес к поведению человека, не отягощённого грузом моральных и социальных обязательств. Согласно, де Саду преступление может быть наиболее слaдострастным только тогда, когда остается безнаказанным. В «120 дней Содома» четверо знатных пожилых развратников запирают на вилле своих молодых жертв и приставляют к ним четверых пожилых проституток, каждый вечер рассказывающих истории из своей бурной молодости, дабы распaлять их похоть.

Пазолини оставляет общую концепцию сюжета де Сада без изменений, но переносит действие из средневековой Франции в фaшистскую Республику Сaло 1945 года. «Сало» — так называлась провозглaшенная Муссолини «Социaльная республикa», по нaименованию городка на севере Итaлии. Сало в симбиозе с нaцистской Германией, просуществовала около полутора лет, и в ней, волею судеб, проживал молодой П.-П. Пазолини. Родившийся в 1922-м, будущий режиссёр провёл всю молодость при фашистском режиме, изнутри постигая всё его причудливое уродство. Своё повествование, так же, как и маркиз де Сад, Пазолини делит на четыре чaсти, само же действие отрывочно и фрагментировaно.

Часть первая. Преддверие ада. Мaгистрат, банкир, герцог и монсеньор — главные герои, не имеющие имён собственных, провозглaсив роковой для зрителя лозунг «Хорошо все то, что чрезмерно» женятся на своих дочерях. Властители приказывают своим слугам похитить и доставить на закрытую виллу группу тщательно отобранных юношей и девушек. Несчaстных пленников посвящают в правила игры, основанной на всевозможных сексуaльных извращениях и групповых оргиях.

Часть вторая. Круг маний. Под мелодичное пианино первaя проститутка рассказывает «массе» (именно так проще всего обозначить жертв, серых и одинаковых как мышей, несимпатичных и не вызывающих никакого сочувствия) о том, как она в раннем детстве была совращена педофилом. Рассказы старой шлюхи распаляют похоть господ, которые тотчас выдумывают всё новые и новые способы унижения своих пленников.

Часть третья. Круг дерьма. Казалось бы: что ещё можно такого придумать — насмотревшийся на «Круг маний» зритель уже ко всему готов. Готов ли? Следующая далее третья часть, целиком посвящённая самым крайним направлениям фетишизма — копрофилии и копрофагии представляет омерзительнейшее зрелище. Вы всё ещё смотрите?

Часть четвёртая. Круг крови. Узнав о многочисленных нарушениях среди пленников, четверо господ подвергают их изощрённейшим пыткам, они относятся к несчастным как к предметам, исключая любые человеческие проявления. Круг крови — это верх тирании властителей, это искомая точка, то к чему предыдущие два часа вёл своего терпеливого зрителя П.-П. Пазолини.

Для понимания фильма важна затронутая тема постепенного заражения пороками. Наступает момент, когда рабы, под страхом неминуемой кары, начинают выдавать друг друга. Ради спасения своей шкуры, но и не мучимые угрызениями совести. К концу фильма и властители и рабы сливаются в единое зловонное целое, остаётся лишь иерархия. Все они живут вмeсте и вместе спят, вмeсте едят в одной столовой и поют песни, цитируют Бодлера или Ницше, все принимают участие в оргиях и все eдят одно и то же дeрьмо.

На первый взгляд фильм является повествованием о фaшизме и сопутствующих изврaщениях, однако это не совсем так. Во-первых, всем известно, что фашисты, хоть и уничтожали огромные массы людей — делали это прагматично, имея окончательную цель. Сгоняя людей в концлагеря, они шли по пути наипростейшего выведения наций. У Пазолини всё иначе: его герои ни к чему не стремятся, они наслаждаются, ведь aбсолютная власть — сильнейший нaркотик. Во-вторых, Пазолини совершенно не эстетизирует эротику. В «Сало, или 120 дней Содома» сексуaльное возбуждение испытывают лишь четыре глaвных героя, а зритель может быть, и шокирован происходящим, но ничего подобного тем четверым не ощущает. Действо намеренно, срежиссировано так, что к жертвам не возникает ни желания, ни жалости. Они — сырьё. В данном случае сырьё сюжетное, и воспринимать их следует только так, иначе просмотр картины превратится в жестокую пытку своего зрителя.

Тaк о чем этот стрaшный фильм? За шокирующими подробностями сложно разглядеть смысл. Здесь он совпадает с произведением маркиза де Сада, в котором он описывает поведение героев, в состоянии полного достатка. Пазолини исследует влaсть жестокой тирaнии на примере её легко различимых форм, вымещaемых в сексуaльных извращениях. Режиссёр создаёт в рaмках своего фильма идеально действующую модель aбсолютной влaсти и aбсолютной aнархии. Aнархия господ воплощaется с невероятной лёгкостью в закoнах и на прaктике, а влaстители занимаются ничем иным, как сoставлением и чётким выполнением реглaментов.

Есть такие кaртины, которые, понaчалу вызывaя вполне естественный интерес, возможно дaже по хитроумному зaмыслу автора, неминуемо должны привести к oтторжению своей нaрочитой, зaпредельной, бессмысленнoй жестoкостью, подтaлкивая человекa от идеи вседозволеннoсти и стремления к личнoму нaслаждению в противoположную сторону — к oбщим мoральным ценнoстям добра и милосердия. Мне бы очень хотелось, чтобы незаурядное творение Пазолини относилось к кино именно такого сорта, однако, знай я наперёд, какое зрелище меня ждёт, я бы ни за что не стал его смотреть. Один нью-йоркский критик писал: «Не обязательно понимать Пазолини, чтобы восхищаться тем, что он сделал», хотя для того чтобы его ненавидеть этого тоже достаточно.

Последний фильм Пазолини часто сравнивают с последним фильмом Фассбиндера — «Керель». Оба режиссера не дожили до премьеры, оба фильма были восприняты как их «кинозавещание».

Фильм снят по мотивам де Сада «120 дней Содома», но при этом наложен на относительно недавние события — конец итальянской фашистской республики Сало. Режиссер предстает как отстраненный наблюдатель всех ужасов, которые представлены в картине. Сами же ужасы представлены в форме Божественной комедии Данте Алигьери, словно в насмешку над всем академическим и умеренным.

Существование одного такого фильма можно принять. Но Пазолини в одном из последних интервью заявлял: «сейчас я некоторое время буду снимать только такие фильмы», и судьба распорядилась иначе. Я думаю, к лучшему.

«Чтобы добиться хоть немногого, нужно хотеть слишком многого. Только экстремистские шаги и позволяют двигаться вперед […] «Сало» настолько переходит все границы, что привыкшим злословить обо мне придется выражаться по-иному… Я сейчас готов к самому ужасному». Пьер Паоло Пазолини

Наверное, в каждом хорошем режиссере, как в хорошем враче, должно быть, что-то надчеловеческое, внеморалистическое, какая то смелость, которая бы позволяла, не боятся заглядывать в бездны, чтобы потом отступать вместе со зрителем, излечивая его, пусть даже терапия и с прилагательным «шоковая»... Последний фильм Пазолини, его завещание и творческий манифест, ставший, по вполне вероятной версии, причиной того, что режиссера одной роковой ночью нашли насмерть забитым на пляже, таким неприятным лекарством и кажется, даже для современного, привыкшему ко всему зрителя. Ругаемое критиками и порицаемое общественностью кино изымали из проката, резали, заводили уголовное дело, обвиняя создателей в распространении порнографии, и выпустили в прокат только после смерти режиссера.

Фильм, который не стучится в душу, не пробирается в сознание аккуратно, а бьет по всем органам чувств, причем, чтобы зритель не привыкал - удары наносятся под разными углами. Возникает такое ощущение, не ты его смотришь, а оно тебя смотрит и проверяет, а сможешь ли ты такое смотреть? Ведь досмотреть до конца можно только в том случае, если хотя бы пытаешься понять. Это кино-light, предназначенное для любования картинкой, развлечения или бой его знает для чего. Это куча роящихся мух, наблюдать за которым стоит исключительно из натуралистических соображений, иначе просмотр превратится в невыносимую пытку. Тут не никаких кадров-одиночных выстрелов, есть кадры-автоматные очереди и кадры-бомбы, разрывающее сюжет и восприятие на части.

Сюжетную канву, режиссер позаимствовал у известного либертена маркиза Де Сада, всю жизнь отстаивавшего право человека жить, так как ему хочется и, крайне удившегося и разочаровавшегося, когда вся его родная Франция поголовно стала жить так, как кому захочется. И удивляться бы маркизу еще больше, стань он свидетелем тех же событий из истории XX века, что и Пазолини, и увидь он такую трактовку своего произведения. Из ирреального пространства в произведении Де Сада, Пазолини переносит время и место действия в республику Сало - реально существовавшее в годы Второй мировой фашистское государство, провозглашенное Мусоллини, на оккупированной немцами «ничьей» земле, куда он бежал после свержения.

Но больше всего писателя, чьим именем назвали получение удовольствие от чужой боли и унижения, удивило бы то, что как раз «удовольствие» в вольной экранизации его романа, несмотря на нелепые обвинения в порнографичности, отсутствует как класс. «Сексуальные» сцены в пустых, неуютных залах «Виллы разврата», больше похожие на помещения анатомички, согнанные в безликую массу, затравленные жертвы, в одинаковых серых одеждах, скучные и однообразные рассказы потасканных проституток, механистический секс в напряженной тишине и с бесстрастными лицами. Чувственности и эротики в этом во всем меньше чем в учебнике по анатомии и на бешено-вдохновенную прозу Де Сада, происходящее в унылом ритме похоронного марша никак не тянет. Да и не пытается. В фильме вполне однозначно намекается на то, что все радикальные средства используются для обличения фашистской, а если брать шире - любой безграничной власти и буржуазного общества, с его культом безудержного потребления, которое проявляется в виде пресыщенности и как следствии отсутствия перспектив какого-либо развития.

У четырех центральных персонажей, олицетворений власти - Герцога, Президента, Епископа и Судьи, не удостоенных даже собственных имен и характеров, как видимо, по мнению Пазолини и у любого общества потребления, нет будущего - тяжелым роком нависшая над ними война, доходящая до фашистских бонз пока только в виде радиопередач, вот-вот сметет с лица земли обреченную оккупационную зону, вместе с ее обитателями. Но эти перспективы, кажется, волнует их в последнюю очередь – жизнь это такая механика! В ожидании кары небесной экстремалы отчаянно пытаются бороться со скукой, которая большими буквами написана на их лицах и витает в воздухе «Виллы Разврата». Четыре взрослых дяди изобретают все новые и новые способы экстремальных игр, но в этом они похожи не на детей, не искателей удовольствия, а на уставших ученых, занятых бесполезным и не увлекательным экспериментом.

Они слишком пустые и духовно мертвые, чтобы что-то почувствовать, хотя дерьмо готовы жрать, лишь бы не скучать. Не потому, что хотят, а потому что больше нечего не умеют, не могут обойтись, как наркоманы, только без особого удовольствия. Чувство безграничной свободы для них, как ядра каторжников. Остается только повышать дозу, но даже изощренные убийства становятся рутиной – ведь для тех, кому цена чужой жизни равняется стоимости жизни насекомого и удовольствие от убийства человека не больше, чем от убийства мухи или комара. Драма идеальных потребителей, по всей видимости, заключается в том, при неограниченных возможностях в удовлетворении желаний, пропадает и само желание, и удовлетворение.

Это фильм совсем не из категории маст си – все смотреть на такое не обязаны. И не единственный на эту тему. И, безусловно, не самый приятный. Мне понадобилось время и особое настроение, чтобы сформулировать свое отношение и мнение о нем... Висконти в «Гибели богов» тоже хладнокровно и методично препарировал становление нацизма через насилие, мерзость, педофилию и инцест, но, по крайней мере, давал анестезию в виде красоты. И после его просмотра еще можно сказать, что фильм понравился, несмотря на то, что тебе буквально душу вывернули. Сказать такое про «Сало» не получится никак. Мне он тоже не понравился. И не должен был - уже по определению. Режиссера не интересовала эстетика, он не собирался морализаторствовать, философствовать, обличать фашизм, оскорблять кого-то своим фильмом. Его просто интересовали зло, порок, мерзость, потреблятство, беспредельная хаотичная свобода, сами по себе и чем они опасны. Потому что такими вещами слишком многие наслаждаются. Если не идеализировать, то желание безграничной власти, удовлетворения всех желаний, сидит во всех нас.

Пикассо ведь писал «Гернику» не для того чтобы она нравилась. И точно так же в общих массах, потому что по его признанию не успевал выплеснуть, мол, пусть доделывают другие. Так и Пазолини обозначил мотив самопожирающей цивилизации, позже детально разработанный Гринуэйем в «Поваре, воре, его жене и ее любовнике». Он все написал крупными мазками, довел до крайности, абсурда, перешел все грани, и дошел до самого дна опасностей индивидуализма. Поэтому он радикально режет по живому, честно и бескомпромиссно, снимает фильм адекватный заданной теме. Да, именно поэтому кино совершенно за гранью «нормального» человеческого понимания и это правильно. Нравится это кому-то или нет, но такой фильм должен быть. И он уже снят, причем очень талантливо. Вот и все.

… Если бы мы купили банку сгущённого молока, а там бы оказалась горчица? Конечно же, мы бы приходили в ужас, недоумевали, возмущались, пытались бы ответить на вопросы: «Зачем?», «Почему?». И, вконец измотанные наплывом эмоций, загнали бы этот вопрос подальше… Что-то похожее происходит с нами и в восприятии искусства. Некоторые почему-то уверены, что музыка, кино, книги — это нечто расслабляющее, приводящее в порядок чувства, дарящее позитивные эмоции. Далеко не все допускают мысль, что смотреть фильм — это тоже задача, которую приходится решать нашему мозгу.

А что касается откровенных сцен, то они продиктованы сюжетом и внутренним законом фильма. С уверенностью сказать, что подобного не происходило никогда, никто не сможет.

Остальное же — испытание чувств; и, если хотите, воспитание чувств. Мы приходим в ужас от происходящего, и в то же время испытываем нечто похожее на… возбуждение?.. «Да нет же! Нет!», — возмущаются взлелеянные нами мораль и этика, — «Быть того не может!». Мы всячески скрываем от всех и от себя самих, что испытали подобное. И совершенно напрасно. Сексуальный инстинкт не подчиняется сознанию, он — вне, отдельно. Вот и выходит — разум говорит «нет», а инстинкту это нравится.

Пазолини показал нам нечто, чего мы не ждали. Он возмутил и возбудил нас одновременно. По-моему, как раз в этом вся прелесть «Сало…» — в сложной и противоречивой чувственной гамме. История и политика — только инструменты, не более.

Я думаю, маэстро хотел смутить нас, вытащить из укромных уголков подсознания монстров, разных, противоречивых монстров. Не будь этого фильма, мы бы и не догадались, что они, такие вот разные, вдруг смогли проявиться в нас одновременно.

В общем, фильм меня впечатлил… даже очень… После просмотра он оставляет странное чувство-как будто тебя жёстко поимели и унизили, но тебе это почему-то понравилось…

На протяжении всего фильма Пазолини постепенно погружает зрителей на самое дно, где грань между какими-то моральными человеческими нормами полностью исчезает, и на волю вырываются те низменные извращенные фантазии и пороки, которые в глубине души скрыты у каждого, и которые все меньше отделяют человека от животного.

Примечательно, что главными виновниками тожества выступают люди из высшего общества — образованные, упоминающие между делом Ницше и Бодлера, слушающие классическую музыку и живущие в довольно изысканных апартаментах. На первый взгляд, даже подумать трудно, что на уме у таких знатных господ могут оказаться ТАКИЕ желания. Для удовлетворения своих фантазий им даже обычных извращений мало — в ход идут сверх извращения с фекалиями и мучением жертв. Думаю, Пазолини специально сделал такое контраст, чтобы показать, что чем выше у человека социальный и духовный статус и чем больше власти, тем больше ему нужно для самоутверждения и тем примитивней его физические потребности.

Один из самых по мне сильных моментов в фильме, когда ночью один из «извращенцев» выбирает для своих утех очередного юношу, но тот, чтобы как-то спастись говорит что знает секрет, что одна девочка нарушает правила и держит у себя под подушкой фотографию. Тот идёт к девочке, но та в свою очередь тоже чтобы спастись раскрывает секрет другого, который тоже нарушает правила — цепочка идёт до того момента, пока доходит до парня, которому нечего было сказать в свое оправдания — и его убивают. Весь этот эпизод как бы подчеркивает что сами жертвы по своей природе тоже не лишены порока, и что инстинкт самосохранение у людей как и у животных стоит на первом месте…

А после всего увиденного на протяжении фильма, финальная сцена просто просто потрясает своей невинностью…

Если к этому фильму применимо слово «понравился», то ответ — Да, понравился — и это не значит что я какой-то там маньяк, и получаю удовольствия от всяких извращение и т. д.

Во первых, я абстрагируюсь, для меня это просто форма самовыражения автора.

Во вторых, фильм я лично смотрел на одном дыхании — потому сказать, что мне он не понравился — обмануть себя — я лично испытывал чувство безумного отвращения и одновременно любопытство, что будет дальше.

Думаю, любой человек, который досмотрел фильм до конца и говорит, что он ему не понравился — глубоко в душе сам себе врёт -иначе зачем было мучить себя и досматривать фильм до конца — можно было выключить его на 10-й минуте.. И думаю как раз это главный замысел Пазолини — снять фильм, который вызовет отвращение, но который почему-то все же будут смотреть с интересом- этим он как бы показывает что порочный прежде всего сам зритель выступающий в роли наблюдателя…

p.s. Как оказалось, к любимому всеми украинцами «салу» фильм не имеет никакого отношения…

«Человек — это звучит гордо», декламировал как-то Максим Горький.

«Я так не думаю», парировал ему величайший классик мирового кино Пьер Паоло Пазолини, сняв самую скандальную, до боли правдивую, ставшей классикой, киноленту под названием «Сало, или 120 дней Содома».

В этом грандиозном, по своему размаху, проекте, маэстро Пазолини, словно рентгеновским лучом, обнажил тайные безнравственные фантазии человека. Эти фантазии таятся под напускной чистотой и незыблемом пуританстве человеческого фасада, который вдоль и поперек измазан лозунгами об отсутствии извращенного начала.

Италия 1944 года. Элита фашисткой партии, в лице нескольких человек пленяет группу молодых парней и девушек, дабы, в эти последние дни своего правления, усладиться их телами, экскрементами, испить чашу сексуального удовлетворения до дна, перепробовав все и вся, не гнушаясь моральной этикой, жизнями людей и своим половым предназначением. Мужчинам наплевать, что они мужчины, женщины — рабыни фантасмагорических похотей их господ.

Сало — городок на озере Гарда — стал на эти 120 дней эпицентром извержения насилия, копрофагии, гомосексуализма, лесбиянства и всех тому подобных форм проявления испорченной человеческой натуры.

Пазолини, экранизируя роман Маркиза де Сада, бросил вызов обществу, так часто скрывающем свои сексуальные мечты и желания. Он осмелился на это. И показал то, что мы иногда боимся показать даже самим себе. Полагаю, что это и есть самая суть этой картины. Этот дом, словно человеческий мозг, где мы даем волю своим ненасытным желаниям, грязным похотям и…даже садизму.

На фоне роскошных апартаментов, при меланхолично-красивой игре произведений Шопена, слышится рассказ женщины средних лет…не о философии бытия или о красоте поэзии эпохи возрождения, а о том, как кто-то однажды выпил ее урину, или о том, как она вскормила своими испражнениями другого и т. д. Прослеживается яркий контраст между тем, что видимо и прекрасно, и тем, что не должно быть видимо, но оно самым четким и ясным образом правит в этой цитадели безнравственности и беспредельной жестокости. Думаю, что режиссер не хотел фокусироваться только на данных персонажей олицетворения зла, он хотел открыть завесу испорченности человека как понятия.

Осатанелые правители — его превосходительство, герцог, президент и милорд заключили завет об удовлетворении посредством истязаний, половых извращений. Их вступительная речь перед началом 120-дневного путешествия в мир оргий, звучит как приговор дьявола: «Слабые, порабощенные создания, предназначенные для нашего услаждения! Надеюсь, вы и не питаете иллюзий иметь связь с внешним миром. Вы здесь — за пределами достижения закона!». Другими словами, вы попали в мир наших грез. Мы давно хотели выплеснуть свои желания, и вот, вы здесь и мы это сделаем. Закону, как таковому, неподвластна вся гамма человеческих вожделенных похотей, ─ она так многогранна, что объять ее не может даже сам человек, не говоря уже о моральных устоях
Они называют копрофагию─ изысканной утонченностью. Их восхищает преступление против матери. Напротив, один из них хвалится содеянным убийством своей родной матери. Она даже возбуждает его.

Сцена, где подневольные рабы, ползая на четвереньках, вживаются роль собак, с жадностью поглощая куски мяса, говорит о человеческой низменной способности инстинкта самосохранения, когда перспектива на жизнь обусловлена молчаливым согласием, выполнять все, что им будет велено делать. Их теизм, как выразилась одна из пожилых проституток, выражается в обожествлении гнусностей.

Пазолини, самым смелым образом, бросил вызов обществу, погрязшем в лицемерии и лжи. Он выявил пороки, но вместе с тем, доказал, что людям свойственны услады от насилия, кровопролития и разврата. Он догматично предоставил зрителю пищу для размышлений и скрупулезно описал то, на что мы даже и не думали быть способны.

Через свое творение автор говорит: «Признайтесь, что это мы. Наши мораль и устои так падки на возможность ниспровергнуть самих себя при первой же возможности».

Фильм философский, глубокий и поучительный. Если зритель фыркнул на этот фильм, то это означает, что он умышленно абстрагировался от своего начала и впал в лицемерие, которое настолько же губительно, насколько губительны и ужасны поступки персонажей этого, во истину, актуально-насущного фильма.

Это действительно шедевр мирового кинематографа — Голливуд отдыхает. Политические намёки присутствуют, но сказать, что фильм антифашистский или антинацистский — нельзя, так как всё имеет сексуальное пояснение.

Фильм далеко не для массового просмотра. Его можно назвать «элитарной культурой», так как далеко не всем дано его понять или хотя бы досмотреть.

Разнообразные сексуальные извращения подробно показаны, но это творение Пазолини — вовсе не порнография. Лично мне фильм понравился, однако лицам с неустойчивой психикой смотреть его не рекомендую.

Выдающийся итальянский режиссёр Пьер Паоло Пазолини, а именно он таковым и является, снял самый неоднозначный, самый скандальный, самый провокационный фильм в своём кинотворчестве. Сразу надо заметить, что Пьер Паоло Пазолини — ярчайший ниспровергатель всех моральных и человеческих норм общества. Всё его богатое творчество (будь-то книги или фильмы) наглядно доказывают это. За какую бы тему он не брался, что бы не снимал, везде полное моральное унижение человеческого бытия.

Как я уже сказал выше, фильм «Сало, или 120 дней Содома», стал самым ярким ниспровержением всех норм чести и морали. Пазолини, взяв за основу литературное наследие скандального, но гениального, маркиза де Сада, перенёс действие фильма в 1944 год в фашисткую Италию. Вот тут режиссёр и дал полную свободу своим необузданным, сексуальным фантазиям. Каждым кадром, каждым действием на экране он показывает, что в самых своих сокровенных и низменных фантазиях чёткой грани между человеком и животным не существует.

Фашизм, в понятии Пазолини, это животное состояние, при котором одни особи, упиваясь властью и всесилием, вовсю унижают (издеваются) слабых и беззащитных, используя при этом свои, некогда скрытые, извращенческие фантазии. На фоне пышных замков и интерьеров, философских рассуждений о литературе и искусстве, Пазолини в полном объёме демонстрирует весь разврат и грязь разложившегося человеческого облика, полную деградацию морали общества, «съеденного» фашисткими идеями.

Стоит отметить, что последняя работа великого мастера «Сало, или 120 дней Содома» неплохая и нехорошая. К ней неприменительны общеизвестные термины: «зрительский», «классный», «кассовый», «плохой», «стоит посмотреть». Этот фильм слишком индивидуален. Каждый решает: смотреть его или нет, а после просмотра сам делает выводы от увиденного.

Несмотря на то, что Пазолини обвиняли в «чрезмерном, патологическом увлечении садизмом и разнообразными сексуальными извращениями», я считаю, что режиссёр очень удачно воспроизвёл мир маркиза де Сада, показал внутреннюю сущность человеческой натуры. Пазолини не даёт никаких рецептов по преодолению и искоренению показываемых пороков. Он просто констатирует (гиперболизирует) происходящее, он не заживляет, а вскрывает раны.

В конце хочется добавить, что выделить кого-то из актёрского состава нельзя. Вся их игра «тонет в калейдоскопе извращений, прежде всего, самого режиссёра». Актёры, словно марионетки в руках опытного мастера, создают образы героев, и сами растворяются в этих образах. И по прошествии некоторого времени в нашем сознании возникают именно герои фильма «Сало…», а не актёры, их сыгравшие.

Безусловно, стоит отметить замечательную работу выдающегося итальянского оператора («маэстро-кинокамера») Тонино Делли Колли. Этот мастер операторского искусства работал со многими ведущими режиссёрами (вышеназванный Пьер Паоло Пазолини, Серджо Леоне, Марио Моничелли, Дино Ризи, Луи Маль и другие) и во всех работах показывал «свой индивидуальный почерк, свой стиль», за что и был удостоин большого количества наград и премий всевозможных кинофестивалей во всём мире.

8 из 10

Фильм тяжело смотреть, трудно понять, невозможно объяснить. Некоторые эпизоды смотрятся как издевательство над зрителем. Для меня «Сало…» пожалуй, самый загадочный фильм.

Не могу согласиться, что фильм о фашизме и его обличает, поскольку все, что происходит на экране от первых сцен до последних кадров, имеет сексуальную, а не социальную подоплеку. Нелепо называть сексуального маньяка фашистом или нацистом. Просто действие фильма надо было куда-либо разместить для видимости правдоподобия происходящего, в обстановку по выражению Ф. М. Достоевского «всё позволено».

Пазолини совместил «прекрасное» и «ужасное», показав, что эти понятия в черепной коробке у человека совсем-совсем рядом и не мешают друг другу. «Прекрасное» показано нарочито изысканно. Это величественный замок на фоне природы Италии, залы со скульптурами, картинами…, музыкальные инструменты, нежная романтическая музыка Шопена…, взрослые люди — «сильные мира сего» образованные и начитанные рассуждают о Ницше…, дамы в роскошных туалетах очень красноречиво ведут повествование перед юными созданиями обоего пола…

Почему самое хищное животное не способно сделать с себе подобным то, что человек способен сделать с другим человеком?
Какова природа сексуальности и её связь с агрессией по отношению к другим людям?

Много ли среди нас людей, в которых заложены сексуальные отклонения, удерживаемые внешними ограничителями в виде правоохранительной системы общества или внутренними: для верующего — бог, для атеиста — мораль?
А если внешние условия таковы что «все позволено», то хватит ли у человека «внутренних ограничителей», чтобы удержаться от соблазна?
Почему чем выше интеллект, образованность, культура тем на более изощренные издевательства и сексуальную агрессию способен человек по отношению к другому человеку в погоне за более сильным оргазмом?
Почему власть развращает людей?

Вопросы, вопросы, вопросы… Причем вопросы очень серьезные, тяжелые, касающиеся темных сторон психики человека, возникнут у каждого, кто смотрел этот фильм. И, наверняка, каждый будет пытаться на них ответить.

И за это фильму 10 из 10.

Скандальный фильм Пазолини, снятый еще в 1975 году, до сих пор вызывает много споров. В момент выхода картина была запрещена к показу в нескольких европейских государствах. Пазолини обвиняли в непристойности, так как в фильме много сцен сексуальных пыток и извращенного насилия. Но это поверхностное суждение простого обывателя, который не может или не хочет понять глубину и смысл творения.

Прообразом картины стал роман маркиза де Сада «120 дней Содома», только все действия режиссер перенес из Франции XVIII века в местечко под названием Сало в Италии времен Второй Мировой войны. Основные персонажи, как герои итальянской комедии, воплощают в себе черты целых социальных групп: Банкир, Граф, Архиепископ, Магистрат.

Многое из происходящего напоминает сцены документальных съемок о зверствах фашизма. Сама война в фильме остается как бы на заднем плане — где-то вдали слышны ее раскаты, как шум огромной загадочной машины. Постепенно Пазолини отходит от сюжетной линии романа и придает фильму собственную смысловую и художественную форму. Режиссер изобличает тиранию сильных мира сего, жестокость культуры, породившей монстров. Да и сама зрительская аудитория, по мнению режиссера, достойна только осуждения. Ведь именно с ее молчаливого согласия начинаются все ужасы, приводящие затем к античеловеческим идеологиям и действиям/