Рецензии

Тело — тюремная клетка (с)

Что значит симпатия, которую ты испытываешь к тому или иному? Как ты можешь при этом исключать тело? Разве человек, из которого ты вычтешь тело, все еще человек? (с) Милан Кундера «Бессмертие»

Тема людей, чья жизнь обречена, очень популярна в кинематографе — «Человек дождя», «Достучаться до небес», «1 + 1». Прочитав аннотацию на фильм, я ожидала очередную «душещипательную» историю, но лента подкупила своей искренностью и небанальностью. В отличие от главного героя «1 + 1», Рамон не миллионер, у него нет обслуживающего персонала, личного врача, возможности путешествовать, и большинство времени он слушает любимые пластинки, смотрит в окно или пишет стихи, держа ручку в зубах. Спуститься со второго этажа и совершить прогулку по городу на коляске он соглашается пару раз в год, и до чего же искреннее у него удивление, когда он за столько лет едет в другой город, видит машины, людей, дорогу. Сразу сам начинаешь ценить это большое счастье — жить и созерцать. При чем режиссер подводит к этому с помощью такой простой зарисовки, которая стОит десяти пафосных сцен.

Вообще весь фильм прост, откровенен — и это подкупает. Обычный моряк из маленького городка с большими надеждами, обычная семья с фермерскими проблемами, но каждый характер детально прописан, в ленте нет пустых фигур. Центральный персонаж — Рамон — в первую очередь личность, яркий, интересный мужчина, которого судьба ограничила в клетке собственного тела. Но тем не менее он притягивает — своей харизмой, силой воли, умением говорить прямо нелицеприятные истины, своим своеобразным черным чувством юмора («Я схожу тут пока кофе сварю»). Он не хочет вызывать жалость, поэтому старается все свои эмоции и страдания заменить улыбкой.

Фильм учит нас смотреть по-другому на такие вещи, как добро, зло, совесть, честь, достоинство. Когда ты прикован к постели, трудно чувствовать себя человеком, но у Рамона это получается — даже в таком состоянии к нему приходят друзья, в него влюбляются девушки, а племяшка-обалдуй видит в нем не груз семьи, а классного дядю, с которым можно глянуть футбол и поговорить о жизни.

Умереть Рамон тоже хочет с достоинством, но общество слишком эгоистично, оно не готово принять другую точку зрения, сколько бы адвокат не повторял фразу о жизни в светском государстве, предрассудки глубоко въелись в головы людей. Фильм — крик о том, почему право на смерть не может считаться столь же священным для каждого человека, как и право на жизнь?

Существует много кинофильмов про розовые няшности и неземные страсти между представителями разных полов, но «Море внутри», подобно книге Хемингуэя «Иметь и не иметь», одна из немногих, в которой поднимается вопрос ИСТИННОЙ любви. Роза уговаривает Рамона жить ради нее и ее любви, но мужчина объясняет ей, что, если бы она любила по-настоящему, то помогла бы ему умереть, Хулия не понимает, почему Рамон отказался от любви девушки, с которой встречался до трагедии, почему не женился на ней, брат Рамона втайне ненавидит его, считает, что он и его семья стали рабами паралитика, но желание Рамона избавить их от этого рабства он воспринимает как предательство и неблагодарность. Каждый из этих случаев — лакмусовая бумажка, чтобы отличить любовь от подделки, истинная любовь — не порыв, как выразилась Роза, настоящая любовь исполняет не свои желания, а желания любимого. Кто более гуманист — Рамон, который хочет уйти из жизни, чтобы не быть обузой близким людям, или парализованный священник, за которым ухаживает масса молодых послушников, которые могли бы помогать другим, священник, который вместо помощи, приносит осуждение и ненависть, не понимая, что волна пустословия разобьется о твердую скалу жизни, а благими намерениями выстелена дорога в ад. Чья любовь к людям более настоящая?

Рамон бьет не в бровь, а в глаз, когда общается с родственниками, друзьями, любимыми, его речь всегда рациональна, а стихи — пронзительны. Но главное — он по-житейскому мудрый и добрый, он выслушивает надоедливую Розу, он учит Хавьера любить и ценить своего дедушку, в его лице читается искренняя благодарность невестке. Во что влюбилась Хулия и Роза — в отражение своей собственной беды, в доброту Рамона или в его харизму и проницательность? Этого мы никогда не узнаем, как и то, почему Хулия не приехала — но ведь решение умереть очень личное для каждого человека, его нельзя перекладывать на других. Рамон не обманывает никого, не манипулирует ничьими чувствами — и даже Розе он говорит просто «спасибо». Такое громадное «спасибо» хочу сказать и я режиссеру за фильм, который заставляет чувствовать и думать.

10 из 10

Как вы относитесь к эвтаназии? Считаете ли вы людей, годами ждущих решения суда на добровольную смерть, психически слабыми? Если вы человек религиозный или верующий, то можете апеллировать весьма абстрактным доводом, что жить и умирать определяет бог. В 21 веке вопрос эвтаназии стал одним из важнейших вопросов нашего общества. Люди продолжают спорить «нормально это или нет?», хотя вроде уже понятно, что эвтаназия не найдет широкой поддержки даже в Европе. Есть у меня такой любимый британский писатель, едкий сатирик-фантаст, по имени Терри Пратчетт. Его постигла страшная болезнь, которая грозила полностью обнулить его личность, до чего Пратчетт докатиться не пожелал (и правильно!). Он выбрал эвтаназию, подписав договор с клиникой в Швеции. Эвтаназию поддержал не только Пратчетт, но и многие видные писатели, журналисты, деятели искусства, общественные деятели, не говоря уже о тех лицах, которые в силу своего здоровья хотят прекратить «овощное» существование на обочине жизни.

Рамон Сампедро (исполняет удивительный Хавьер Бардем) — бывший моряк. В молодости он много путешествовал, познавал, любил — короче наслаждался жизнью. Особое место в его сердце отведено морю, где Рамона и постигла трагедия, но которое [море] он продолжает любить и представлять его образ, чтобы расслабиться. Не смотря на отсутствие реакции от шеи и ниже, испытывая отвращение к своему почти немощному состоянию, Рамон как-то трепетно относится к жизни («Я не осуждаю тех, кто выбирает жизнь»). Он любит свою семью, пытается помочь другим людям, заводит друзей, воспитывает племянника, слушает радио и классическую музыку, пишет стихи, умудряется шутить, бунтовать, изобретать и даже влюбиться в своего адвоката Хулию. При этом Рамон тверд в своем решении на эвтаназию. Что такое метр для здорового человека? Метр — это почти два шага, и можно прикоснуться к любимому человеку, можно пожать руку другу, выйти за пределы дома… Для здорового человека метр — сущие пустяки! Однако для Рамона в его состоянии, длящемся 26 лет, метр — это то, что стало иллюзией, как и сама его собственная жизнь без свободы передвижения. Мы все хотим лучшего для себя, только это «лучшее» зависит от обстоятельств.

Для Хулии выиграть судебное дело об эвтаназии столь же важно, как и для самого Рамона. «Это не просто очередное дело, — говорит она. — Поверьте, я понимаю Рамона». Смерть всегда с нами и никуда не исчезнет. Она является частью нашей жизни. Люди умирали, умирают и все мы вообще-то когда-нибудь умрем. Должна ли смерть нас пугать? разве не осознание смертности в какой-то степени делает нашу жизнь краше, заставляя нас с девизом «жизнь дается один раз!» идти на сумасшедшие яркие поступки. Почему людей пугает смерть, но не пугает неполноценность жизни в силу каких-то стереотипов, культурно-общественных кодов, утверждающих, что Х не может делать шаг У? Страх перед эвтаназией — это страх перед забвением, что смерть в ее глобальном масштабе перестанет рассматриваться как трагедия человечества, а будет уже чем-то обычным, вызывающим равнодушие нежели горечь утраты.

Отдельно от настроения эвтаназии хотелось бы выделить семью Рамона, чудаковатую Розу и преданную своему делу Жене, которые противопоставляются парализованному священнику и бюрократической судебной системе. Эти близкие Рамону люди возможно и не поддерживают эвтаназию, но они любят и поддерживают Рамона как могут. Во многом благодаря им фильм получился теплым, насыщенным, искренним.

Итог: Интеллектуальная картина. Рассказана без эксплуатационных целей сделать имя на щекотливой теме. Раскрывает душу Рамона и его «маленького королевства». Не пропаганда самоубийства, но призывает задуматься.

Присутствуют: Виды с параплана, литературная критика, авантюра, рождественский подарок.

Отсутствуют: супружеские измены, инопланетяне, бизнесмены, психоаналитики.

9 из 10

Фильм поднимает очень животрепещущий вопрос для современного человека, и, я уверена, вызывает совершенно разную реакцию у зрителей. Сюжет основан на реальных событиях, что ещё сильнее тянет к экрану, ведь так интересно заглянуть за завесу чужой судьбы, узнать, а как бывает иначе.

Рамона Сампедро потрясающе сыграл Хавьер Бардем, которого в гриме я и не сразу узнала. Вжиться в роль парализованного человека не так-то просто, ведь надо максимально контролировать своё тело в кадре, ни одного лишнего движения не должно быть.

В фильме показаны несколько месяцев жизни Рамона, при чём упор делается не на его инвалидность и связанные с этим проблемы с уходом за собой и личной гигиеной, а на общение с двумя ставшими ему близкими женщинами, Хулией и Розой. Их отношения развиваются по-разному, но и в том, и в другом случае мы видим любовь в разных её проявлениях, и, наблюдая это, особенно ярким противоречием кажется отношение некоторых членов семьи к обездвиженному родственнику. С одной стороны, они заботятся о нём, уделяют немало свободного времени на его нужды, с другой стороны, непонятно, как можно оставаться такими глухими к истинным желаниям человека, думая, будто физические показатели важнее душевных переживаний.

Алехандро Аменабар снял замечательную картину, которая хоть и цепляет за живое, заставляет задуматься, но не выглядит нравоучением, не учит жизни, а только подталкивает к размышлениям. Хотелось бы видеть больше таких независимых работ.

В целом, могу сказать, что на меня фильм произвёл большое впечатление. Ну кто мы такие, чтобы оценивать поступки других людей? Ведь, в конце концов, совершенно верно подмечено, что жизнь — это право, а не обязанность.

8 из 10

К черту мораль, к черту разговоры о правомочности эвтаназии. Это один из самых красивых фильмов о смерти. О том последнем отрезке дистанции, когда жить особенно хочется. Даже если жить невыносимо.

Сказать, что фильм «атмосферен» — значит ничего не сказать. Потому что он настолько погружает нас в историю от первого лица, что начинаешь буквально кожей чувствовать то, что должен бы в этих обстоятельствах чувствовать герой фильма и что, возможно, придется когда-нибудь почувствовать всем нам: страх перед кардинальной сменой обстоятельств. Никакое мужество, никакая бравада не в силах заглушить этот самый естественный на земле страх. Даже если методично идешь к своей цели, даже если безумно устал, даже если цель выстрадана. Бравада и методичность — хорошие попутчики, но они не идут с нами до конца, они остаются по эту сторону границы между бытием и небытием. А в самом финале, находясь в совершенном одиночестве безо всяких попутчиков, человек должен осознавать, что многое будет утеряно навсегда. Вот стоит рядом беременная женщина, во чреве которой неотвратимо, бешено развивается новая жизнь, продираясь сквозь все препятствия.

Вот племянник по-детски, наивно ругает надоевшего деда — «Да кому он нужен!» — не имея еще никакого представления о ценности жизни. Не будет там ни бриза с моря, ни самого моря, даже того самого моря, которое внутри, которое и есть самый главный предмет боли. Ничего этого больше не будет. Смотришь на все это, слушаешь, как старый отец в который раз произносит фразу «Завтра будет дождь», и приходит осознание того, что есть в этой жизни что-то святое, при всей ее грязи. Жизнь права одним только фактом своего существования. В отличие от смерти, которая здесь чужеродна… Здесь царствует жизнь, царствует, как умеет…

Жить — обязанность или право? Вера — догма или выбор? И что лучше, умереть живым или влачить безнадежное существование?

Фильм основан на реальных событиях. Рамон Сампедро 30 лет боролся за то, чтобы быть услышанным, подарив миру собрание текстов «Письма из ада», в которых без всяких метафор изложено о жизни человеческого духа в тюрьме тела [Вот вы сидите в метре от меня. Всего в метре… Что такое метр для каждого человека? Сущие пустяки. Но я не могу приблизиться к вам. Это непреодолимое расстояние для меня. Иллюзия. Фантастика]. Я бы описала суть фильма в трех словах подобно девизу Греции: «Свобода или смерть», при этом свобода личности должна охватывать два измерения: как физическое, так и духовное [Жизнь без свободы это не жизнь].

Из личного опыта могу сказать, что я тоже была одной из тех, кто на круглых столах юридического факультета при обсуждении эвтаназии был убежден, что жизнь — благо в любой ситуации и что если есть 0,001% шанса (а медики пишут толстые томники случаев, которые невозможно объяснить, эти тома пылятся на полках библиотек, рядом с книгами о духовности и смысле жизни), то его надо использовать [- Вот я и приехала. Чтобы убедить вас жить дальше. Чтобы объяснить вам, что жизнь… — Что жизнь?]. Но хладнокровное рассуждение и конкретная, а тем более моя [При чем здесь паралитики? Я говорю о себе. О Рамоне Сампедро], экзистенциальная ситуация — это далеко не одно и то же. Это прямо по Ремарку: «Первый же артиллерийский обстрел раскрыл перед нами наше заблуждение, и под этим огнем рухнуло то мировоззрение, которое они нам прививали. Они все еще писали статьи и произносили речи, а мы уже видели лазареты и умирающих; […] но теперь мы кое-что поняли, мы словно вдруг прозрели. И мы увидели, что от их мира ничего не осталось» [Я не знаю кто из вас прав… Я не знаю есть ли правда в ваших словах… Но я точно знаю одно — вы слишком много на себя берете].

[Это моя жизнь и я сам выбираю во что мне верить] «Имей мужество пользоваться собственным разумом» Канта тут приобретает особенную актуальность. Жизнь — дар и благо, но и то, и другое, — мое, моя личность не должна становиться рабом религиозных и метафизических представлений, а свободно им верить, мое тело не должно быть собственностью других людей, и, в конце концов, мой потенциал не 30-летнее принуждение, а лишь то, что я хочу дарить миру [Наверное для них непостижимы мои душевные муки. Но может быть кто-то из них осознает что для такой жизни нет оправдания.] Право на жизнь должно включать право на смерть.

Стоит отметить игру Хавьера Бардема. По моему мнению, Хавьер Бардем один из наиболее гениальных актеров современного кино. Я видела его в разных ролях, при этом каждая кажется написанной для него, он настолько другой, что иногда тяжело подвести эти воплощенные образы под единство одной личности. В этом фильме в его распоряжении были только мышцы лица и шеи, это принято считать одной из самых сложных для исполнения ролей, за что и номинации на различные кинопремии. Человек, который одними глазами способен показать обреченность и вековое страдание.

[Тот, кто любит меня, поможет мне умереть. Это и есть любовь. Это и есть любовь.]

Дальше в море, дальше в море,
И в невесомости глубины,
Где мечты становятся явью,
Соединяются две воли,
Исполняя одно желание [Рамон Сампедро. Письма из ада].

Конечно современному просвещенному во всех вопросах человеку однозначно должна быть понятна мотивация главного героя — Рамона Сампедро, решившего бороться за право добровольного ухода из жизни. На первый взгляд, его мотивы ясны и обусловлены тяжелой болезнью. Однако все ли так просто и однозначно?

Конечно, Алехандро Аменабар прав, что не старается «подвести» зрителя к осознанию правоты или ошибочности действий героя. Он просто озвучивает тему эвтаназии, удивляя зрителя трогательностью сюжета.

При этом, сразу же возникает одно противоречие. Сампедро же не один такой, прикованный к постели инвалид. Подобных историй даже не сотни — тысячи. Возможно и интересно было бы поразмышлять, почему именно Сампедро решился на борьбу. Но фильм Аменабара совсем о другом. Это мастерски сделанная, навязчивая ностальгия по вкусу жизни. В сущности, фантазии героя, представляющего путешествия по природе суть не что иное, как предвосхищение «Аватара» Джеймса Кэмерона. Причем, многие визуальные решения Кэмерона приходятся в полном соответствии с более ранней работой чилийца.

Несмотря на актуальную тематику, это кино осталось бы сравнительно незамеченным, если бы не феноменальная игра Хавьера Бардема. Технически он конечно развил те полутона, которые уже продемонстрировал в роли Рейнальдо Аренаса. Однако, для массового зрителя его исполнение стало откровением — улыбчивая жизнерадостность самоубийцы потрясла многих.

Я бы выделил еще и актерскую работу Белен Руэды — уже немолодой актрисы, которая ранее работала преимущественно на телевидении. Аменабар рискнул и выиграл доверив ей ключевую женскую роль. Совсем не случайно эта актриса буквально за несколько лет снялась в большом количестве серьезных и успешных фильмов.

Так или иначе, картина вполне может рассматриваться как дополнительный довод при лоббировании инициатив по эвтаназии (хотя, режиссер совсем не фиксирует юридическую подоплеку). А к любого рода пропаганде я традиционно отношусь плохо. Да и поступки героя, возможно не самые идеальные. Так что, остается лишь засвидетельствовать свой респект в адрес Бардема и Руэды, а также некоторых режиссерских ходов (визуальные решения фантазий героя). Однако, сама концовка показалась мне более чем сомнительной, и я не могу поставить ленте выше

5 из 10

«Море внутри» — безупречно рассказанная история о человеке, который хотел свободы воли. Фильм расцветает в моменты визуального воплощения полетов во сне, флешбека в тот злополучный день и от других режиссерский решений. Сложно обвинить Аменамбара в фальши, его фильм грустный, трагичный, мрачный, но ироничный, как сама жизнь.

Море вокруг. Десять секунд до прыжка. Ты оглядываешься на красивую девушку. Семь секунд. Блики солнца играют на волнах. Непреодолимое желание растворится в воде, становится невыносимым. Пять секунд. Любуешься своей тенью на камнях. Почему ты решил прыгнуть? Словно почувствовал, что ждать больше нельзя. Две секунды. Ты падаешь в бездну, в точку невозврата. Впереди не светлое будущее с женой, детьми, тихой старостью на крыльце своего дома. Впереди тридцать невыносимых лет. Больно. Вода заполняет легкие, скоро все прекратится, будет легче. Но что-то тянет наверх, к жизни. Значит не судьба, значит не сейчас.

По-твоему это жалкое существование. Ты слышишь море, представляешь его, но не можешь почувствовать. Ты хотел бы ходить, но лежишь в комнате, которую давно возненавидел. Только во сне вырываясь из распорядка дня, можно воспарить над землей и пронестись до столь желанной морской глади, где началась твоя взрослая жизнь, матросом отправившись смотреть мир. Закрыв глаза, ты пересматриваешь частично засвеченную кинопленку своего прошлого, что-то забылось, но счастье и радость каждый раз возвращаются. Тогда ты жил полной жизнью, а многие нет.

Невозможность управлять собой угнетает, хочется кричать, но какой в этом толк? Да периодически ты выполняешь роль психолога, говоришь с родственниками, друзьями, пытаешься направить их на правильный путь, помогаешь словом. Они не хотят, что бы ты умирал, но радости еще двадцать лет такой жизни не принесут. Может быть там свобода? Усталость берет верх. Никто не знает что после смерти, но кажется, это единственный выход.

Самоубийц не судят, но в твоем случае можно только отравиться. Ты хочешь сделать это законно, другого выхода нет, иначе пострадают близкие, но добиться эвтаназии не получается. Суд не хочет брать ответственность, церковь посылает такого же паралитика как ты поговорить о самом страшном грехе. Да, выезжая на кресле-каталке в последний раз понимаешь, что жизнь прекрасна, но уж точно не для тебя. Все же ты исполняешь свой план, боль снова пронзает нутро, дышать становится трудно. Удовлетворение. Тьма внутри.

Ты был молод. Ты обожал море. Ты путешествовал по миру. Но однажды нырнув в прибой счастливым человеком, ты очнулся живым трупом. Теплые галисийские воды в один момент поглотили все твои мечты. Теперь ты можешь целыми днями слушать Вагнера, сочинять стихи и воскрешать в памяти объятия златовласой возлюбленной. Но это неважно, отныне в твоей жизни лишь одна желанная синьора, и имя ее Смерть. Нет, это не синопсис спекулятивного романа, а реальная история Рамона Сампедро, первого испанца, который официально просил разрешения на эвтаназию. Двадцать восемь лет парализованный ниже шеи мужчина провел в полной зависимости от ближайших родственников и без малейшей возможности повлиять на свою судьбу.

Четвертый фильм успешного испанско-чилийского режиссера Алехандро Аменабара далеко вышел за узкие жанровые рамки биографической драмы, приобретя черты остросоциальной ленты. Ведь проблема допустимости или недопустимости добровольного ухода из жизни по причине тяжкой болезни отнюдь не нова. Например, в античном мире с ней справлялись на государственном уровне, а право человека на избавление от мучений в свое время отстаивали Сократ, Платон, Сенека, Фрэнсис Бэкон, Мишель Монтень и Томас Мор, описавший механизм эвтаназии в своей «Утопии». Именно так ушел из жизни Зигмунд Фрейд после тщетных попыток лечения рака, именно так сейчас мечтает проститься с миром Терри Пратчетт. Но самым яростным противником «легкой смерти» всегда была церковь, хотя свои аргументы находились и у многих видных мыслителей.

Аменабар далеко не первый, кто поднял эту тему в кино. В том или ином виде она частично затрагивалась в классических картинах («Пролетая над гнездом кукушки», «Джонни взял ружье», «Легенда о Нараяме»), некоторых художественно менее удачных лентах и злободневных телефильмах. Но «Море внутри» появилось в момент, когда западный мир уже морально созрел к решению одной из главных этических и правовых проблем современности, а режиссер, кажется, уловил дух времени. Да, на момент выхода картины эвтаназия была разрешена лишь в некоторых особо либеральных странах (Нидерланды, Бельгия, Швейцария), но остальной мир уже активно включился в дискуссию. За последовавшие после премьеры годы в мире было немало судебных прецедентов, список стран, в той или иной форме легализировавших эвтаназию, расширился, а национальные уголовные кодексы демонстрируют явную тенденцию к смягчению суровости наказаний за т. н. убийство из жалости или помощи в самоубийстве.

В самой же Испании, где история Рамона Сампедро на слуху, неразвлекательная лента неожиданно стала хитом (второе место в годовом прокате, что превзошло результаты очередных серий «Гарри Поттера» и «Человека-паука»), вызвав новый виток дискуссий и подтвердив ее актуальность. В свое время подобный резонанс в католической Польше вызвал «Короткий фильм об убийстве» Кшиштофа Кесьлевского, выход которого предвосхитил мораторий и последующую отмену смертной казни. Премьера «Моря внутри» поспособствовала тому, что спустя семь лет в Испании таки состоялась первая официальная эвтаназия. Казалось бы, один режиссер добивался права на жизнь, а другой — права на смерть, но каждый исходил из позиций гуманизма.

Снимая на столь сложную тему, неопытному или слабому постановщику очень легко скатиться в крайности и спекуляции. Например, искусственно манипулировать зрительскими эмоциями или удариться в проповедничество. Из фильмов про смертельно больных или физически/умственно неполноценных легко составить внушительную энциклопедию штампов и клише. Аменабар вряд ли сознательно ставил себе задачу избежать избитых приемов, ему для этого достаточно чувства меры и режиссерского таланта. Например, в моменте с воспоминаниями о прошлой жизни он просто дает нарезку старых, слегка пожелтевших фотографий, которые перебиваются кадрами подводной съемки Хавьера Агирресаробе. Этот талантливый оператор прекрасно чувствует себя в камерной обстановке, удачно используя игру света и тени, крупные планы и выхватывая любопытные детали из интерьера. Но настоящая свобода чувствуется в те редкие моменты, когда камера вырывается наружу и под отголоски оперы или кельтских мотивов устремляется сквозь горные пейзажи Галисии к морю, которое для Рамона символ рождения и смерти одновременно.

Аменабар занял взвешенную, но принципиальную позицию: с одной стороны, он сочувствует своему герою, но, с другой, не спешит сводить аргументы противников эвтаназии к карикатуре. Каждая точка зрения представлена убедительно, но настоящая драма происходит как раз не в судебном зале, а в обычном крестьянском доме, где далеко не все готовы принять решение Рамона умереть. Ведь если церковь и государство лицемерны (инквизиция сжигала на кострах инакомыслящих, а Испания запретила смертную казнь лишь в 1978-ом), то брат, отказавшийся от мечты во имя больного, добрая невестка, ежедневно кормившая его с ложечки, простодушный племянник, которого всегда можно было свистом позвать на помощь, и постоянно молчащий о чем-то своем старик-отец как никто другой знают истинную цену любви и милосердию.

Нельзя сказать, что режиссер отстраняется от своего героя, но он явно не стремится подретушировать его портрет. Рамон Сампедро мог нагрубить женщине, прикрикнуть, отпустить острую шуточку и быть просто подозрительным галисийским засранцем. Но он же писал стихи, по-отечески опекал племянника и одной лишь грустной улыбкой кружил голову женщинам. Ближе к исходу первого часа режиссер неожиданно вплетает в ткань фильма любовную историю, которая отнюдь не кажется заигрыванием с широким зрителем, а глубже раскрывает неоднозначную суть добровольной смерти и недостойной жизни. Шампанское в бокалах рифмуется с цианистым калием в стакане, поцелуй в лоб с крепко сжатой рукой, а мысли из небытия — с невыносимой пустотой отрешенного взгляда. Любовь, увы, не спасет мир, красота увянет, Ромео умрет без Джульетты, но запах волос любимой и выкуренная из ее рук сигарета придадут смысл жизни даже в аду. Если тот, конечно, существует.

Вы неуверенно пытаетесь заглянуть в окна чужого дома. Совсем недавно оттуда доносился теплый приятный голос, рассказывающий о чарующем (а другой эпитет тут сложно подобрать) море. Но занавески задергиваются, а навстречу вам проносится странная взбалмошная женщина. И вот вы уже вместе с этой женщиной уноситесь в серую сырую мглу, такую далекую от иллюзорного домашнего уюта. Это всего лишь пролог, дающий резкий контраст, призванный подготовить вас к разыгрываемой драме. Драме, в которой жажда жизни и смерти переплетутся в странном танце, моральные принципы пошатнутся, а вера в справедливость примет все оттенки от божественно-ясного до по человечески мутного. Вы готовы войти в этот дом, ставший убежищем для человека с улыбкой Будды?

Вы знаете, с чего начинаются личные трагедии? Море сыграло чудовищную шутку с Рамоном Сампедро. Подарив на пару лет крылья ничем не скованной свободы, оно с беззвучной усмешкой сломало их о сбегающую приливную волну, навсегда приковав человека к инвалидному креслу. Время не остановилось, свет не померк, а море, повинуясь избитой ницшеанской истине, только сделало Рамона сильнее. Запертый в четырех стенами дух воспарил над телесной оболочкой в попытке понять значение жизни. И глядя в эти улыбающиеся глаза, последнее, о чем вы можете подумать, будет смерть. А ведь смерть стала главной целью искалеченного мужчины. Не пропитанное страхом, затянувшееся ожидание неминуемого конца, но достойная встреча последних минут. И эта цель стала идеальным поводом для начала борьбы. Борьбы с моралью, государством, чувствами близких, и, конечно же, с самим собой.

Вы можете точно определить, сколько эгоизма в простом желании разом прекратить свои мучения? Что это — слабость и трусость или наоборот героический шаг к расстановке всех точек над «i» единым взмахом? Попытка постичь все значения страшного слова «эвтаназия», оборачивается игрой в демагогию. Слишком много сиюминутных переменных, которые нельзя принять за истины даже в хорошем приближении. Человек принадлежит государству, семье, Богу, себе, никому. Но только не Рамон Сампедро. Его обездвиженное тело давно превратилось в нечто большее. Для общества «За достойную смерть» — это знамя, прижизненный мученик, покупающий своими страданиями потомкам право распоряжаться своей жизнью. Для священников — заблудшая овца, которую во что бы то ни стало нужно показательно вернуть в приветливое русло религиозной морали. Для родных и близких — ширма, набор ритуалов, за которыми можно прекрасно спрятаться от тех бурь, что бушуют снаружи и внутри семейства. Для случайных и не совсем случайных прохожих — мудрец, дарующий понимание ценности жизни.

Вы чувствуете душу, что томится в этой обезображенной плоти. Она до последнего вздоха будет принадлежать мужчине. И что бы ни говорили доктора, какие бы условия ни ставил недуг, женщина всегда вернет мужчине веру. Одна вдохновила Рамона на бой с системой, другая — помогла ему дописать книгу, третья — выполнила желание, одолевающее Сампедро последние тридцать лет. Почти библейские образы. Мать, любовница, раскаявшаяся блудница, избавительница. Наполненные ощущением собственной значимости, каждая из них пытается вдохнуть в жизнь Рамона смысл, показать, что небытие страшнее страданий. И лишь одной, той, что обрела рядом с ним настоящую любовь, было уготовано пройти до конца. Она для него стала ангелом смерти, и ее невинный поцелуй в лоб, это прощание, лишенное слов, заставило колотиться сердце поэта-моряка так бешено.

Вы вправе замкнуться в своем собственном мнении. Вы можете откинуть книгу «Письма из ада», наполненную стихами и чувствами Рамона Сампедро. Вы в состоянии закрыть глаза и уши и пропустить мимо себя почти документальное «Море внутри». Но не это ли называется смертью? Безучастие к страданиям других. Нужно обладать известной долей черствости, чтобы оттолкнуть руку, протянутую с мольбою о помощи. Вот перед вами человек, чья жизнь превратилась в бледное существование. Но даже в таком виде он смог подарить множество жизней другим людям. Наполняя их светом, любовью и желанием бороться. Мечтая о смерти, он пробуждал силы в других. Вдохновенный борец, сумевший пережить пустоту в себе, наполнив ее морем, а значит победить саму смерть.

Когда простор перед тобой
Такой певучий, голубой -
Не страшно быть самим собой.

Жвалы ненасытного времени неутомимо перемалывают жизни. Прошлое и настоящее сотен тысяч людей бессмысленно перемешивается в пасти этого молоха, он съедает каждого — ребёнка и взрослого, праведника и грешника, труса и смельчака, больного и здорового. Их всех объединяет одно — отсутствие будущего. Существование закончилось, конечная остановка, дальше дороги нет. Но есть слишком упрямые, слишком сильные духом, слишком твёрдые характером, таких невозможно сломать и сломить. Их участь страшнее — они барахтаются в слюне времени, лишённые возможности двигаться и сопротивляться, полностью осознавая страшную неотвратимость незавидного грядущего, в то время, как омерзительное насекомое по крупицам высасывает из них живительные соки: желания, стремления, чувства. Испанский моряк Рамон Сампедро оказался одним из немногих, сумевших вырваться из этих цепких объятий. Два года ни на секунду не прекращающейся борьбы — что это по сравнению с неизвестностью, превращающей тягучую паутину дней в пустую бесконечность.

Пустую?

Ведь ты живёшь. Ты молод, у тебя красивое сильное тело, ветер в голове, тобою властвует неутолимая жажда перемен. Ты хочешь объять необъятное и совершить невозможное, облететь весь мир и впитать в себя каждую его частичку. У тебя всё получается, а лёгкое безрассудство кажется не недостатком, а только придаёт тебе шарма. Оно тебя и подводит. Один мимолётный взгляд, одно неверное движение — и всё становится иначе. Морской простор сменяет вечное четырехстенье комнаты. Больше не будет свежего бриза, дующего прямо в лицо, прозрачных волн, ласкающих тело. Ты никогда не упадёшь на землю, споткнувшись о случайно попавшийся на дороге камень, не стукнешь в гневе кулаком по столу, не обнимешь любимую женщину. Ты перестал быть хозяином своего тела, и полностью подчиняешься другим. Любящие руки перевернут тебя на другой бок, чтобы не образовывались пролежни, подстригут ногти, побреют, накормят с ложечки, сменят подгузник. Дверь в твою комнату теперь всегда будет открыта и даже оставшись один, ты всегда будешь чувствовать чьё-то незримое присутствие, напряженное прислушивание к тому, что творится в твоем аквариуме. Он звал? Или нам показалось? Может, стоит сходить и проверить? Рамон, тебе ничего не нужно? Их искреннее участие порой даже хуже равнодушия, ведь никто не силах подарить тебе то, что действительно необходимо.

Но ты улыбаешься. Несмотря на отсутствие свободы внешней, никто не в силах отнять у тебя свободу внутреннюю. Твоё море всегда с тобой, стоит лишь закрыть глаза. Неслучайно в некоторых языках слова «мечта» и «сон» звучат одинаково — иногда ты и сам слабо можешь отличить одно от другого. Но кое-что всегда неизменно — в своих фантазиях ты такой же, как прежде, и даже способен сделать то, чего не в состоянии добиться наяву. Ты можешь раскинуть руки, взлететь, и мир станет таким же безграничным, каким он был когда-то, а голубой будет не только цветом твоего свитера или обшивки стен, а бездонного водного простора, и бескрайнего навеса небес. Однако даже пробудившись, ты не перестаёшь улыбаться. Смерть стоит того, чтобы жить, а любовь стоит того, чтобы ждать — но для тебя слова в этом высказывании стоят в ином порядке. Прибытие на конечную остановку стало не пугающим своей неизвестностью далёким будущим, а логичным окончанием пути, радующим своим скорым свершением. Теперь у тебя есть цель, а значит, жизнь обрела новый смысл. И ты сделаешь всё, чтобы добиться желаемого, даже вынужденное двойное заключение — в собственном теле и в глухих стенах старого дома — не станет помехой. Появятся новые друзья, те, кто поймут, примут и простят.

Ведь ты любишь. Непутёвого племянника, который никак не может взять в толк то, что тебе кажется очевидным, вздорного старшего брата, невестку, ухаживавшую за тобой все эти годы, отца, который никогда не сможет смириться с необходимостью хоронить собственного сына. Двух женщин, одна из которых с грохотом и детской непосредственностью ворвалась в твою жизнь, расплескивая фонтан эмоций, а вторая вошла вынужденно медленно и подарила тебе столько скрытой чувственности и ярких, хоть и болезненных переживаний. Но больше всего ты любишь себя. Это нормально, и дело здесь вовсе не в эгоизме и эгоцентризме. Ты хочешь себе лучшей судьбы и, если человек не волен распоряжаться собственным появлением на свет, то, возможно, он свободен в принятии решения добровольно его покинуть. «Нет!» — говорит правительство. «Ни в коем случае!» — твердит общество. Они оправдываются придуманными догмами, Библией, нормами морали, законами. Но почему-то в конституции, гарантирующей свободу совести, вероисповедания, личную неприкосновенность, право на жизнь, нет ни слова о праве человека на выбор. Общество связывает само себя бесконечными сводами правил и сочинёнными стереотипами, потому что боится. Боится тебя, ведь ты можешь пошатнуть этот маленький, но комфортный мирок непринятия самостоятельных решений. Ты смеешь опротестовывать ценность жизни и это страшно, поэтому права голоса тебе не дадут. А ты идёшь вперёд и даже смеешь подавать пример другим. Пример бесконечной целеустремлённости, яростной убеждённости в собственной правоте, пример того, как можно жить с достоинством, даже если всё вокруг пытается лишить тебя этой возможности. Того, что жить можно и после формальной смерти. Ты оставишь письма, книги, стихи. Ты оставишь за собой память и своё бесконечное море. И никто не сможет этому воспрепятствовать. Потому что есть те, кто твёрдо знают: в море человек никогда не бывает одинок.