Рецензии

Молодой парень Джеффри, приехав к больному отцу, случайно находит в траве оторванное ухо. Естественно, любопытство обуревает парня, и он решает самолично расследовать это дело, что приводит его к соответствующим последствиям. Втянув себя в непростое дело, герой вынужден прятаться от жестокого бандита и попутно попытаться спасти бедную певицу.

На мой взгляд данный фильм — самый простой (или нет?) в фильмографии Линча (не считая Человека-слона), и в то же время самый красивый, что не мешает ему быть чуть необычнее, чем кажется на первый взгляд. Вообще, структурно фильм напоминает детективную историю, приправленную любовными моментами, хотя здесь можно найти и элементы драмы, триллера с сюрреалистичным оттенком. Не больше не меньше. В этом вся прелесть фильм — с виду он кажется довольно простым, но, как говорится, у Линча никогда и ничего не бывает просто.

С самого начала в глаза бросаются цветовые оттенки фильма. Яркие, сочные, насыщенные цвета сопровождают нас на протяжении всего просмотра, сводя к тому, что прекрасное в фильме граничит с отвратностью и мерзостью происходящего, хотя возможно, что эти цвета не только определяют мир в фильме, но и служат образами героев.

Кстати говоря, сами герои получились довольно колоритными. Главный герой — Джефф — юноша-интузиаст, который решил поиграть в детектива и спасти тем самым не только свою жизнь, но и жизнь одной женщины; жестокий бандит Френк — самый яркий персонаж фильма, настоящее олицетворения безумия и непредсказуемости. Его мотивы фактически не раскрыты, его прошлое покрыто тайной, что олицетворяет его с настоящим злом, ведь у зла нет ни мотивов, ни прошлого. Ну и замыкает круг молодая певица Дороти, чей сын становится заложником бандитов, а чтобы его спасти она вынуждена стать «сексуальной опорой» Френка, что делает её весьма безумной от горя и внутреннего состояния. И когда ты видишь её перед самыми титрами становится чуть ли не легко на душе, ведь эта женщина свободна и наконец-то счастлива.

Привыкшие видеть у Линча необъяснимые мотивы останутся в целом довольно. Несмотря на стандартную «оболочку», фильм цепляет своей неповторимой атмосферой нуарного фильма, красотой каждого момента и неповторимостью. Пожалуй, самый оригинальный, и, возможно, запоминающийся фильм у Линча.

8 из 10

Действие происходит в небольшом солнечном городе в США, Джеффри Бомон (Кайл МакЛоклен) навещает своего отца, который лежит в больнице после несчастного случая. Возвращаясь домой через пустырь, Джеффри находит в траве человеческое ухо. Он относит эту находку в полицейский участок инспектору Уильямсу и знакомится ближе с его очаровательной дочерью Сэнди (Лора Дерн). Молодежь, особенно любопытный Джеффри, заинтересованный столь удивительной находкой, решает самостоятельно провести расследование, которое приводит парочку к полной загадок личности певицы Дороти (Изабелла Росселлини), с чего и начнется самое интересное, пугающее и необъяснимое с точки зрения логики…

Весь смысл этого фильма Дэвида Линча, где он впервые развернулся на всю катушку и окончательно утвердил свой уникальный стиль, сводится к неоднократно произнесенной главным героем фразе «Мы живем в странном мире». И ведь действительно, по Линчу — все мы живем в странном мире, населенном странными людьми, и попадаем, порой, в не менее странные ситуации. Абсурдная и даже мистическая атмосфера, мастерски нагнетенная маэстро Линчем, заключена в неповторимо изящную, и, при этом, яркую и экспрессивную кинематографическую форму, что создает взрывной экзотический коктейль для истинных ценителей. Чего стоят отдельные шикарные эпизоды с поющей Изабеллой Росселлини в таинственной синей дымке на фоне красного занавеса, эмоционально неуравновешенным образом мерзавца Денниса Хоппера и его такими же дружками, неадекватные диалоги, абсурдные ситуации, то же отрезанное ухо, в конце концов, изумительный саундтрек… Опять же, рецензировать или просто отзываться о фильмах Дэвида Линча — пустая затея, все равно ничего вменяемого написать не удастся. Единственное, что хотелось бы добавить — режиссер, на мой взгляд, напрасно пошел на поводу у продюсеров, безвозвратно сократив изначальный четырехчасовой материал до двух часов. Что касается на удивление «светлого» финала истории, то, казалось бы, неугодный hollywood ending можно трактовать, как издевку Дэвида Линча над показным благополучием одноэтажной Америки, а все, что происходило до — как бы, истинное неприглядное положение вещей. Или же — финал был просто издевкой над самим мыльнооперным хэппи-эндом как таковым. Дэвид Линч ведь явно не из тех режиссеров, которые стремятся угодить массовому зрителю, что он успешно доказал предыдущими работами. Главное, что весь фильм в целом — абсолютное торжество линчизма и сплошное эстетическое удовольствие, и никакие голливудские финалы не в состоянии замылить подлинное благородство и великолепие «Синего бархата».

В двух словах: Роскошный сюрреализм от маэстро Линча.

10 из 10

Синий бархат. Очень странный фильм Линча на мой взгяд. Камерный триллер-детектив (видимо Хичкок оказал влиянеие на Дэвид своим умением концентрировать все внимание на саспенсе). Фильмов о природе насилия в истории кино довольно много, и есть абсолютные шедевры например мистер Кубрик в лице Макдауэлла изобразил это именно так. Линч изображает природу насилия как необратимость, как чудовищную форму проявления искренних человеческих чувств, от которых ты не как не можешь избавиться сам. И только кто-то посторонний может тебе помочь.

Фильм с лихим сюжетом, с динамичными сценами, интригующий. Синий бархат цепляет сразу своей формой (эпизод с частью тела вошел в учебники киноискусства в этом даже не сомневаюсь), работой оператора и гениального саундтрека прекрасного Анджело Бадаламенти. Фильм все равно чем-то напоминает старый добрый голливуд того же Хичкока, Орсона Уэлса немного раннего Скорсезе и европейца Ингмара Бергмана.

Великолепный актерских состав, просто блестящие роли всех без исключения. Лора Дерн в образе молоденькой, глупенькой, влюбчивой девочки с периферии, которой интересны приключения, азарт, удовольсвия. Кайл Маклахлен в роли следователя любителя, алчного искателя «сокровищ», с некоторой демонической, мистической силой, спрятанной глубоко внутри. Великолепный маньяк-убийца-наркоторговец со всем набором психических отклонений, известных врачам нашего мира, в исполнении Денниса Хоппера. И конечно та на которой взгляд магическим образом удерживается всегда Изабелла Бергман. Просто потрясающая роль, возможно лучшая в ее карьере, многослойный, противоречивый характер, да еще и певица просто ВАУ и так далеко от реальности.

Не понял почему такой ажиотаж у критиков вызвала именно эта работа Линча, которую постоянно включают в различные списки лучших фильмов. На мой взгляд достойно большого художника но не более того.

8 из 10

- Так с чего у него потекла крыша?
- Да фильм он увидел, «Синий бархат». Не смотрела?
- Нет, даже и не слышала.
- После фильма он даже есть не мог. Я тоже хотела сходить посмотреть, но он запретил мне. Боб Ли сказал, что в жизни представить не мог, чтобы люди себя так ужасно вели, как в этом фильме. Он сказал, у него в башке аж пробки вылетели, как от короткого замыкания.

Барри Гиффорд «Праздник Сейлора»

Пьянящее чувство свободы окатило Дэвида Линча, когда он, в уже далёком теперь 1986 году принялся за свой новый проект. Предыдущая абсолютно провальная «Дюна» вместе с тучей продюсеров, диктующих что, как и зачем нужно снимать, а потом подготавливающая окончательный вариант фильма без самого режиссёра — остались позади. Теперь можно было дышать. Творить. Экспериментировать. Это была настоящая сладостная эйфория творческого процесса, неподвластного общественному мнению. И Линч снял свою, пожалуй, самую культовую картину — тягучую томность в самой низкой октаве — «Синий бархат».

Она пела «Blue velvet», когда он впервые увидел её на сцене, окаймлённой кроваво-красным занавесом. Он наблюдал её мир словно через стекло, мягко бликующее голубоватыми отсветами призрачной сказки полусна, где всё кажется сокровенным и желанным. Она же в сомнамбулическом состоянии полужизни, под прицелом сжигающего изнутри страха, допевая свою вечную ежедневную песню, уже перестала различать силуэты перед сценой. Бархат материал плотный. Через него не видно.

Удивительно тихо, почти незаметно для зрителя Линч, выводит свою провинциально-детективную историю на пустынную автостраду, где разгоняет её до предела, рассекая дорогу ярко-жёлтой разделительной полосой на две зеркальных половины. И простая история славного парнишки Джеффри, нашедшего человеческое ухо и решившего поиграть в детектива, вдруг становится таинственным лабиринтом, ведущим вглубь тёмного неизведанного мира по другую сторону стандартного американского благополучия.

Однако, изнанка того безмятежного голубого неба, под которым всю свою жизнь обитал обезоруживающе правильный главный герой, странным образом привлекает его. В непреодолимой тяге к разгадке тайны найденного уха, он вдруг неожиданно забывается в каком-то животном, исключительном влечении к загнанной в ловушку Дороти. Та уже давно потеряла все чувства, осязая жизнь лишь через насилие, однако ещё способна ощутить дуновение ветра свободы, раздувающего плотные шторы цвета сольферино, когда в квартире появляется Джеффри — пришелец, потенциальная жертва этой обитой благородным бархатом вселенной. Герою МакЛахлена предстоит сложный путь, важнейшей частью которого станет встреча с Френком — беспричинным и неизлечимо больным хаосом зла. Но каким бы королём этой безумной беспросветности не казался главный злодей, его противоестественно тянет в другое место — туда, куда он может окунуться только под «In Dreams» Орбисона, только глотнув чужеродного газа, только включив свет. Он мечтает о той стороне, с которой пришёл Джеффри. И оба героя, как заряды с различными значениями потенциала, неотвратимо движутся в сторону друг друга, каждый к противоположной стороне самого себя. Короткого замыкания не избежать. Лицом к лицу: и кто-то должен исчезнуть. И если Френк обречён вне зависимости от исхода, у Джеффри, скорее всего в силу молодости, ещё есть выбор. И он не выберет синий цвет.

Удивительно, но к финалу мрачной и напряжённой картины, циничный Линч, открыто иронизирующий над «райским садом» типичной американской жизни, выберет для своего героя именно это место. И на секунду откинув непроницаемое одеяло таинственности основного сюжета, вдруг совершенно неожиданно передаст зрителю в руки маленький тёплый комочек любви — малиновку. Передаст до капли искренне, но всё с той же ироничной улыбкой над обывательским примитивным счастьем, розовыми нарядами юной подружки Джеффри Сэнди и её же снами о том, что «одна любовь способна всё изменить». Разве что, теперь эта улыбка приобрела ещё и покровительственный оттенок.

Короткое замыкание, которое произошло в жизни Джеффри, не привело к страшному пожару. Всё под контролем, только на миг погас свет. Короткий миг — и, возможно, самые важные в жизни, перемены взросления. Осознание своей тёмной стороны, которая так удачно рифмовалась с тёмной стороной «этого странного мира», что бы покончить с ней раз и навсегда, утвердившись в роли благополучного провинциала с голубым небом над головой и изумрудно-зелёной травой под ногами. И наплевать на тех отвратительных чёрных жуков, которые копошатся где-то там под этой изумительной травой. Джеффри знает о них. Но стоит посмотреть вверх — и они уже не мешают такому простому до примитивности, слегка нелепому и скучному, но всё-таки, человеческому счастью.

Воодушевление. Счастье. Радость. Человеческие эмоции. Что мы о них знаем? Кто-то получает знатную дозу адреналина, когда входит в поворот на спортивной машине со скоростью 160 километров в час. Кто-то может часами всматриваться в картину Кандинского, медленно насыщая себя эндорфинами. У кого-то появляются слёзы на глазах, во время прослушивания второй части девятой симфонии Бетховена. Ну а кто-то вздрагивает от волн мурашек, когда слышит фидбэк под грохот барабанов и визжание тремоло в Low C. Каждый сходит с ума по-своему.

И здесь следует отдать должное Дэвиду Линчу. Не важно кто-вы, он всегда сможет задеть вас за живое. Подёргать вас за нервы, вызвать нужную ассоциацию. Даже без вашего ведома оставить свой след на внутренней стороне черепной коробки.

Синий Бархат — первая крупная авторская работа Линча после его дебютной полнометражной картины Голова-Ластик, и первая, которая в полной мере раскрыла его, как художника.

С одной стороны, лично мне данная работа напомнила о самом первом творении Маэстро — мультике Шестеро Заболевают. Цветовая гамма, умелая рокировка синего и красного, контраст и яркость — всё очень тонко играет на восприятии.

Дэвид Линч славно поработал со цветами в этом фильме. Не побоюсь сказать, цвета здесь в определенных моментах можно считать полноценными актёрами! Они запоминаются, задают настроение, и после просмотра картины остаются в памяти, как один из основных элементов фильма.

С другой же стороны, фильм абсолютно уникален. После мрачных, тяжелых пропитанных тоской и темнотой фильмов, которые воспринимались скорее спинным, нежели головным мозгом, и приглашали зрителя отправиться в путешествие в собственное воображение, Линч показал очень простой, но в то же время умный и красивый фильм. И не смотря на то, что конструкция здесь более понятная, чем в предыдущих работах мастера, картина не выглядит менее загадочной, благодаря деталям, которые умело насаживаются на казалось бы простой каркас.

Проведя тонкую волнистую линию между красотой и безумием, Дэвид Линч умело балансирует на грани. Красота и безумие. Эти два слова идеально описывают этот фильм.

Вельветовый халат героини Изабеллы Россалини красной нитью проходит через весь фильм. В нём заключается красота загадочной певицы, и в нём же хранится безумие антагониста — героя Денниса Хоппера, который вырезал кусок ткани из этого халата и держит его при себе.

Фильм полон загадок и аллегорий. Ухо, которое находит в начале фильма Джеффри -персонаж Кайла МакЛоклена, сразу же вызывает ассоциации с ван Гогом — гениальным художником, который в приступе шизофрении который отрезал себе ухо. Здесь картина даёт первый намёк на красоту и безумие. После чего Джеффри начинает своё собственное расследование. Мечется между двумя девушками, всё глубже погружаясь в череду событий.

Вся прелесть фильма заключается в мелких деталях. Игра света, операторская работа, саундтрек, дизайн — всё вместе делает картину по-своему уникальной. Несмотря на отличный сюжет, основная прелесть фильма лежит в визуальной части. Как я говорил выше, Линч здесь прежде всего художник. Используя камеру, диалоги, музыку, актёрскую игру, он пишет картину. Картину, которая наполняет зрителя эмоциями. Я считаю, это главное, чем должен обладать хороший фильм.

О Синем Бархате очень сложно писать. Он обладает некой благородной магией, загадочностью, бархатистостью. Это практически невозможно описать словами. Это надо увидеть, почувствовать. Как говорил Кубрик — Фильм должен быть похож на музыку. Этот — похож.

Замечательная, безумно красивая, загадочная и чертовски стильная картина. Один из лучших фильмов Линча, на мой взгляд.

10 из 10

P.S. Песня Blue Velvet в исполнении Изабеллы Росселини засела в моей голове так же сильно, как в своё время In heaven everything is fine из Головы-Ластика.

Эмбертон, типичный маленький городок «Домашнего Запада», состоящий из комфортабельных стандартных домиков, которые будто переместились сюда с рекламных щитов. Джеффри, молодой человек с лицом агента ФБР Дэйла Купера, находит на лужайке человечье ухо, которое выглядит ещё вполне съедобно, несмотря на то, что его уже начали оккупировать разные мелкотравчатые гады, типа муравьёв.

Юноша, немало озадаченный такой находкой, решает самостоятельно разузнать, кто бы это мог потерять часть своей головы и остаться при этом незамеченным. Скоро из-за своего любопытства Джеффри окажется в такой заднице, что не найдет сил порадоваться уже одному тому факту, что до сих пор всё ещё жив. По сути, это ухо станет для него и зрителей туннелем в Зазеркалье, где обитают — прекрасная и неповторимая искусительница, певица кабаре Дороти Валенс, и её злой покровитель, маньяк-мафиозо Фрэнк Буч.

Пожалуй, впервые именно здесь (в «голубом вельвете») тяга Линча к декадансу, проявившаяся уже в самых первых его работах, обретёт форму окончательно сложившегося авторского стиля. А предрасположенность к смакованию всякого рода патологий и уродств станет необходимым и определяющим элементом путешествия в иное измерение, в другой, параллельно существующий, мир, в данном случае — расположенный в раковине отрезанного человеческого уха…

Вся история (то ли нарко-драйв, то ли сон) вдоль и поперёк пропитана раствором из жесткой эротики и изысканного садо-мазохизма, где каждая составляющая притягивает и своей странностью и страстностью одновременно, что подчеркивает и усиливает надрывная музыка Бадаламенти. Здесь вы уже не отыщите положительных и отрицательных героев. Самый уравновешенный персонаж закулисья синего бархата окажется обладателем какого-нибудь психологического или физического изъяна, а отъявленный дегенерат начнёт вести себя совсем как дитя малое.

Лишь к исходу этого кошмарного погружения понимаешь, что детективный сюжет — это и есть главный прикол Дэвида Линча, совершившего очередное путешествие навстречу совершенному злу. Циничный иронист-мистификатор утрирует фобии провинциальной Америки до размеров адской кухни, куда из рая идеально ухоженных палисадников и крашенных заборчиков может запросто переселиться среднестатистический янки.

Не мудрено поэтому, что после терроризировавшего подсознание Америки «Твин-Пикса» эти самые янки начали организовывать «факельные шествия» с лозунгами: «Мы убьём Дэвида Линча». Им было отчего забеспокоиться, ведь открытый вопрос: «Кто убил Лору Палмер?», — на несколько месяцев выбил почву из-под ног консервативного большинства. Линч поселил сомнение, запустил червячка туда, где до той поры не ночевало беспокойство. Свято верившие в Царство Небесное начали сомневаться, что им найдется там место.

Собственно, все эти поводы для беспокойства обнаружились ещё за три года до «Твин-Пикса», обнаружились в Blue Velvet, положившем отсчёт целой серии линчевских мистико-галлюциногенных шарад. Он населил их крайне экзальтированными героями, большими любителями кричать по поводу и без, выкидывать фортели, типа глумливого садизма, но какого-то дурковатого, как в плохом театре, после которого не знаешь — то ли смеяться, то ли всё же делать вид, что страшно.

«Синий бархат» стал последним фильмом Линча, приглашаемым на фестивали «второго уровня», где он исправно собирал второстепенные призы — от Монреаля до Авориаза. В 1986-м эта дешевая по бюджету лента по определению не могла произвести переворота в умах. Но на то, чтобы осуществить бархатную революцию, она уже вполне годилась.

Пройдет всего ничего — какие-то четыре года — и Линч стремительно вознесётся с «Диким сердцем» на Каннский олимп, где его провозгласят отцом нового «маргинального варварства», которое, в свою очередь, по меньшей мере, на целое десятилетие окажется в эпицентре внимания самых престижных фестивалей, самых высоколобых критиков и самых продвинутых киноманов.

Я не исключаю, что многим людям фильм покажется омерзительным, извращенским, и кто знает, может он такой на самом деле и есть, но ведь и в таких, на первых взгляд, неприятных сторонах человеческой натуры можно найти немало красивого, выразительного, завораживающего, что и сделал Дэвид Линч в «Синем Бархате». Сейчас я ловлю себя на мысли, что неплохо бы посмотреть фильм ещё раз, раз уж взялся писать на него рецензию. Но, да простят меня читатели, я не стал смотреть данное произведение снова, а ограничился лишь некоторыми, самыми яркими моментами, в числе которых — прогулка Фрэнка Бута с Джеффри и Дороти под мышкой.

Пожалуй, самая кульминация наступает, когда, перед тем как избить несчастного Джеффри до полусмерти, Фрэнк очередной раз просит включить In Dreams, и проститутка, отталкивающая настолько, насколько это вообще возможно, забирается на крышу Dodge Charger и начинает выделывать что-то на подобии танца. Это как раз то, что я называю «так мерзко, что даже хорошо». Смотреть на такое — эстетическое удовольствие какого-то особенного разряда. Фрэнк Бут, через каждое слово вставляющий fuck — то же самое. Он сделан с такой «любовью» и тщательностью, что становится произведением искусства. По сравнению с ним, красивый мальчик с выдающимся подбородком, по имени Джеффри — вообще ничего особенного.

Отдельная «загадка в загадке» — это Дороти Валленс в исполнении обворожительной Изабеллы Росселлини, красивая и странная девушка — то, что, видимо, больше всего любит Дэвид Линч. В то время как её поработил ужасный Фрэнк, у неё установились какие-то совсем таинственные и особые отношения с Джеффри. А последний, кстати, парень не дурак: весь сюжет он одновременно ухаживал за Сэнди, дочкой детектива, да преуспел в этом так, что та в него влюбилась, и, кроме этого, не забывал наведываться к Дороти и делить с ней ложе. В общем, в «Синем бархате» столько разных всяких необъяснимых вещей, поступков, мотиваций, что все они складываются в совершенно нетипичный, чисто линчевский жанр.

Я вовсе не претендую на то, что понял картину, и для меня здесь всё сложилось. Скорее всего, нет, но, тем не менее, она произвела на меня немалое впечатление. В основном, потрясающим приёмом эстетизации зла. Ту танцующую на крыше барышню и, конечно, Фрэнка — спасибо Деннису Хопперу за это! — невозможно забыть. Песни Blue Velvet и In Dreams, ранее бывшие премилыми шлягерами, теперь приобретают иной подтекст и начинают прочно ассоциироваться с фильмом.

Ну, и в заключение — капля дёгтя: максимально кратко о том, что не понравилось. Сюжет не заставляет в себя верить, главным образом потому, что герой Джеффри какой-то слишком жиденький и неправдоподобный (и, к тому же, мне не нравится его подбородок!), а идиллическая линия соединения Джеффри и Сэнди в лубочном Ламбертоне выглядит надувательством после того, как столь сочно был показан злодей Фрэнк.

8 из 10

Около месяца назад до меня вдруг дошло, что кроме «Малхолланд Драйв» и частично «Твин Пикс» я не смотрел другие картины Дэвида Линча. Один мой знакомый еще очень давно говорил мне посмотреть «Синий Бархат», а нам было тогда всего по 19 лет (крайне впечатлительный возраст), так что он все повторял: «Грязь!! Ох, какая грязь!! Но ты посмотри, это нужно видеть! А этот баллон веселящего газа…!» Я тогда был очень увлечен пересмотром всех трехсот кассет и дисков, которые завалялись в квартире, и не обратил особого внимания на его слова, отчасти потому, что тот любил довольно неоднозначные «Пьянь» по Буковскому и «Счастье» Солондза (фильмы, которые совершенно не тянет ни то, что пересматривать, а вообще смотреть).

Хотя тот же «Малхолланд Драйв» казался мне потрясающим фильмом, уникальным по своей структуре, по подаче, атмосфере, да и всему остальному. Все-таки, если ты посмотрел фильм уже раза 4, это о чем-то говорит. И вот, совсем недавно, решился посмотреть «…Бархат», именно решился, потому что для таких фильмов нужно определенное настроение.

С первых кадров становится ясно, что смотришь Линча. Сказочность образов, да и сами персонажи обитают словно бы в сказке, где до событий фильма, кажется, никогда не происходило ничего плохого. Это волшебный мир, где все вроде бы знакомо, но выглядит совершенно по-другому. Но эта сказка, как и все у режиссера, довольно быстро становится пугающе мрачной. Насколько светлыми показаны радость и блаженное спокойствие одной стороны, настолько же черными и бездушными изображены насилие и безжалостность другой. Хотя основной темой в фильме, как мне кажется, является взросление и прощание с подростковой наивностью Джефри в исполнении Маклохлана, анализ черной и белой сторон выделяется на общем фоне очень и очень ярко. Это то, что задевает и что заставляет после фильма ходить с опустевшим взглядом, напевая «Blue Velvet».

Линч — это Бертон для взрослых. Он всей душой тянется во мрак и заходит в него куда глубже Бертона, который, если сравнивать, просто скользит по поверхности. В сцене, где впервые появляется Фрэнк, чувствуешь, как Линч затягивает нас с собой в самые темные уголки сознания и получает от этого истинное удовольствие. Цель — спровоцировать, но не ради одной лишь провокации. Все, что Линч хочет, это показать зрителю другую сторону души, которая есть в каждом. Что она мрачна так же как и светла другая. Просто кто-то готов это признать, а кто-то нет

8,5 из 10

Когда Дэвиду Линчу говорили, что в его фильмах то и дело проступают фрейдистские мотивы, он не открещивался, нет. Он уклончиво отвечал: «Я знать ничего не знаю о психоаналитических теориях». Линч вообще страшился интеллектуальной въедливости, когда речь заходила о трактовках его картин. Сверхинтуитивный художник, вверявший создание произведений в руки судьбы, случая, фортуны, Линч стремился к тому, чтобы его не объясняли, а чувствовали, не интерпретировали, а принимали как есть. Но разве мог господин фрик рассчитывать на то, что его творчество будут воспринимать как недвусмысленное визионерство, лишённое подтекстов? Да и как это возможно, если даже в «Синем бархате», где Линч попытался вернуться на орбиту сюжетного кино, повествование отсвечивает не детективом, заявленным в жанровой принадлежности, а психоаналитическим исследованием сексуальных фобий и патологий? Порой вообще начинает казаться, что розыскная одиссея в исполнении Кайла МакЛоклана и Лоры Дёрн, латентная ода 50-м, овеществлённая тачками и озвученная композицией «In Dreams» Роя Орбисона, мелодраматические интонации, словом, всё то, что на поверхности, нужно лишь для отвода зрительских глаз, поражённых катарактой авторской фантазии, и потом — свирепое «Нате!», как у Маяковского, шварк головой об стену, кулаком в зубы, фаталити мозгов. Песочный человек, смешной паяц умельный, на цыпочках войдет опять, чтобы притихший мир осыпать звёздной пылью, а ампутированное ухо — гнилью. Да, именно так.

Классические титры на фоне колыхающегося бархата взрываются белозаборчатой идиллией американской провинции. Убаюкивающие символы безмятежности заполоняют экран. Пожарная машина. Синее небо. Деревянные домики… Ещё когда Линч активно занимался живописью, дом как художественный образ проступал на его причудливых полотнах искорёженными, зловещими текстурами: мнимый уют оборачивался «древом боли». «Дом — это место, где дела могут пойти не так», — говорил Линч. Вот и идиллическое начало «Синего бархата» корёжится инфарктным приступом, прерывается иллюстрацией кровожадного «Оно» — мерзостными насекомыми, звучно копошащимися в мураве. Оборотническое вступление предательски выдаёт тактику Линча: становится понятно, что «Синий бархат» будут половинить впечатанные в массовое сознание образы и девиантные эпизоды. Найденное Джефри отрезанное ухо, украшенное узором зеленых струпьев, оказывается порталом в потустороннее: камера медленно вплывает в ушную раковину, пока звуковая дорожка хтонически дышит. Вот тут-то и начинает пляску линчевское Зло, олицетворённое Фрэнком Бутом, Зло, бьющееся в судорогах адреналиновой услады. Психоаналитические фингалы синеют узорчатыми кровоподтёками на личике детективной фабулы: рассудительные игры в сыщика, обозначенные критериями «Я», сгущаются всполохами злобы импотентного «Оно», персонифицированного с виду обыкновенным уголовником. Любопытный, манерно-инфантильный Джефри в исполнении Кайла МакЛоклена, того самого фбровца из «Твин Пикса», сцепляется в схватке с исчадием ада Фрэнком Бутом в исполнении Денниса Хоппера, того самого кайфушника из «Беспечного ездока». На стыке этой схватки рождается иллюстрация психопатологий: эдипальная парочка Дороти Вэлланс и Фрэнк Бут, стокгольмский синдром у первой, садическая злоба у второго.

Но знаете что? Если бы господин фрик прочёл этот текст, он бы, вероятно, рассмеялся. Потому что Линч писал сценарий к «Синему бархату», слушая Шостаковича, а не перечитывая психоанализ, если он вообще когда-либо его читал. Потому что Линч всегда хотел распалить воображение, а не интеллект. Потому что Линч всегда хотел, подобно любопытному мальчишке, поднять валун: продемонстрировать сырой испод, кишащий мерзкими тварями, а не ввергать сонную критику в конвульсии интерпретаций. Но есть два слова, способные описать ментальное состояние при просмотре линчевских фильмов, — «начинает казаться». В том, вероятно, и мощь Линча: заставить галлюцинировать, видеть то, чего нет. Можете бросить смотреть его фильмы. Шваркнуть об стену диск, флэшку, на чём там они у вас. Можете. Но когда Фрэнк Бут отмачивает свирепые перфомансы, заставляя жилы на собственном лице выступать похлеще, чем когда-то выступал Джим Моррисон, а на заднем плане крыша Chevrolet Impala танцевально мнётся под весом несвежей потаскушки, «Синий бархат» становится тягучим, как хуба-буба, невыносимо иррациональным, как женщина, приобретает притягательность, какой обладает только пламенистый закат или оргазмический стон. И тогда оторваться уже невозможно. А неудержимая прорва трактовок… что ж, мы всегда сталкиваемся с тем, чего страшимся: ребёнок — с темнотой, клаустрофоб — с теснотой, Линч — с интерпретациями себя самого. Песочный человек, смешной паяц умельный, на цыпочках войдет опять, чтобы притихший мир осыпать звёздной пылью, а сказку сделать былью. Так-то.

Великий и Ужасный уворачивался от критических затрещин. «Дюну» ругали, сильно ругали, а потому «Бархат» виделся синим светом в конце туннеля творческой ангедонии. Нет невероятных денег, которые можно так просто взять и не туда потратить, съемки больше не напоминают сооружение Вавилонской башни, а главное, нет огромного количества непонятно чего ожидающих фанатов, ну разве что ортодоксальные почитатели песенки Бобби Винтона. Самое время разнообразить стиль искривлением пространства-времени. Самое время заставить плясать если не карликов, то великовозрастных толстух. Сердца еще не дикие, ковбои пока не философствуют, но человек уже не слон. Прямо по курсу забытый film noir, в руках постмодернистская пушка с ироническими пулями, в голове брюнето-блондинистая дихотомия.

Совершая променад в уютном и по-догвилльски тихом городке, недавний выпускник местного колледжа Джеффри Бомонт обнаруживает человеческое ухо. Юноша относит находку полицейскому, после чего попадает под обаяние его дочери Дороти. Несколько прогулок под Луной, и молодая парочка уже готова вести собственное расследование. У них есть машина, у них есть адрес квартиры, где живет таинственным образом причастная к делу певица, и они полны решимости вывести всех на чистую воду. Джеффри прикидывается травителем тараканов, крадет ключи и самым что ни на есть твинпиксовским (Линч тасует временные линии, значит и нам можно) образом прячется в шкафу. Но открывшиеся далее его взору галюциногенное садо-мазо и тряпочный фетишизм наглядно указали на то, что игры в детективов давно закончились.

«Как возможна метафизика?» — многозначительно вопрошает Кант. «Как возможно понять метафизику, особенно у Линча?» — нагло передразнивают зрители. Затыкая за пояс черные дыры, эфирную концепцию и теорию суперструн, Дэвид выстраивает свои многомерные миры, обязательно оставляя лазейку в нашу рутинную жизнь. То есть, все шло, в общем-то, хорошо и легко трактовалось навешиванием ярлыков «психов» и «извращенцев», но вот несколько операторских акцентов да навязчивая антитеза кровавого пессимизма с приторным псевдосчастьем уже наводит на мысль, что отрезанные уши не то, чем кажутся. Для закрепления можно отыскать слова самого Линча, где он едва ли не прямым текстом приравнивает злосчастное ухо ко вполне себе телепорту. Как говорится, в одно ухо влетело, в другое вылетело. Заглавным персонажам тоже не чужды прямые намеки: «Мы живем в странном мире!», «Откуда в этом мире столько страданий?» — нет, ну вот здесь-то точно был бы ох как уместен набивший оскомину (а что поделать, разносторонний человек) второй изобретатель дифференциального исчисления. А уж как бы хорошо сюда легла монадология… Но оставим привычную мультитрактовочность. Нас, рассуждающих с высоты прожитых лет, этим не удивишь, мы уже Малхолланддрайвом пуганые, Твинпиксом путаные, так-то! Да и ведь давно придуман универсальный рецепт самоутверждения в высоколобой среде линчеведов. Скажите: «Это просто сон» — сойдете за тонкого интеллектуала.

Впрочем, дело даже не в том, что вселенные самопроизвольно распараллеливаются, и, отправляясь на кухню делать бутерброд, можно попасть в рай с блэкджеком и малиновками или в ад с киднеппингом и шлюхами. Важно, как это все подается. Вероятно, проводя очередной сеанс своей любимой трасцендентальной медитации, Линч умудрился умыкнуть где-то удивительный конвейер странных персонажей. Мафиози и карлики, путешествующие во времени, оборотни, духи и прочая мескалиновая кастанедовщина — весь породистый бестиарий родом оттуда. В нашем случае имеем инфантильно-инфернального гангстера Фрэнки Бута, который сначала зовет мамочку, а потом орет: «Fuck you, fucker!». Знаменитая хичкоковская максима про закрытую дверь трансформировалась в дверь приоткрытую, и автор четко понимает, насколько нужно приоткрыть, чтобы получился действительно жуткий персонаж. Мы не знаем, почему Фрэнк такой и всегда ли таким был, но, что он псих не меньший, чем какой-нибудь Эдвард Гейн, показано весьма красноречиво. Продолжая вспоминать Короля ужасов, нетрудно обнаружить знакомые приемы навроде предоставления зрителю большей информации, чем героям. Ну а любое саспенсоемкое преодоление злодеем лестничных пролетов, как известно, обречено на сравнения с хрестоматийным «Окном во двор».

«Идешь к женщине — захвати с собой плетку», ведь так, герр Фридрих? На самом деле, в отличие от свидетеля Заратустры, Дэвид Линч действительно знал толк в женщинах, а особенно в экранной визуализации страсти. Ну как можно устоять, когда дочь Роберто Росселини и Ингрид Бергман, стоя на коленях с легким европейским акцентом шепчет: «Come closer». И вот мы подходим к главному противопоставлению: блондинка против брюнетки, стабильная сельская умиротворенность против суматошной городской синусоидности, скромный дискотечный поцелуй против дикого секса в роковой квартире, а вовсе и не драки с поножовщиной под детскую музыку. Классический выбор буриданова ослочеловека между горячим борщом и прикладной камасутрой. Провинциальная тема всегда была для Линча особой, а потому не удивляйтесь, что будущий агент Купер выбрал блондинку. И в этот раз, кажется, зря.