Рецензии

57-й год, Вена. Макс (Богард) работает ночным портье в отеле, периодически ублажает постоялок и сверху вниз смотрит на постояльцев. Единственный человек, на которого ему придется посмотреть снизу — жена дирижера (Рэмплинг), которая помнит, как он в эсесовской форме заставлял ее играть с ним.

Это прозвучит странно, но фашизм в Ночном портье почти не страшный. Ужас наступает не тогда, когда показывают изнасилования и костлявые тела на грязном кафеле, а когда Рэмплинг совершает легендарный садомазо выход в эсесовской фуражке под звуки демонического аккордиона — момент из тех, что красивы своей отвратительностью, и впечатываются в память намертво. Дирк Богард играет инфантильного нациста с домашней кошкой и запятнанной репутацией, Рэмплинг — хрупкую девицу непонятной национальности, которая так намучилась, что ей это вроде как стало нравиться. Портье — это мелодрама, в которой все не так, а отношения между центральной парой невозможно объяснить вербально: это похоже на любовь, где обе стороны совершенно слетели с катушек, или на ненависть, доведенную до той кондиции, когда ничего не остается, кроме как обнять оппонента и переспать с ним. Ни тот, ни другой ответ не является верным — «Это не романтика», — слова Богарда в одной из сцен. Это действительно не романтика и не ужин при свечах — это трагедия человеческого бытия, когда ты не знаешь, как быть, а по-человечески понимает тебя только тот, кто лучше всего тебя мучает.

8 из 10

Итальянский фильм «Ночной портье» я посмотрел из-за актрисы Шарлотты Рэмплинг и даже представить себе не мог, что это кино произведет на меня такое сильное впечатление. Режиссер Лилиана Кавани создала интересное и для того времени запретное, противоречивое кино, которое у настоящих ценителей стоящих, качественных драм, вызовет фурор и восхищение.

Мы видим главных героев, которые случайно встретились спустя несколько лет после войны. Он бывший нацист, а она была заключенная в концлагере, в котором он работал. В то темное и страшное время, у бывшего нациста была власть, и он мог делать все, что хотел со своими заключенными, и их с этой девушкой, связывали странные любовные и интимные отношения, которые так сильно им запали в душу, что спустя много лет встретившись случайно, у них пробуждается та запретная и никому не понятная любовь между нацистом и заключенной, над которой он все время издевался…

«Ночной портье» — смелое и дерзкое кино, которое конечно понравится не всем, но не смотря на то, что оно снято в далеком 1973 году, его можно вполне посмотреть и сейчас. Этот фильм имеет свою некоторую исключительность, ведь он ни на что не похож. Отношения главных героев были чрезвычайно странными и не понятными для многих, и это вызывает интерес и сейчас. Думаю, настоящие киноманы и любители европейского кино этот фильм оценят.

В этой драме мне крайне понравилась Шарлотта Рэмплинг. Она неординарная актриса, играющая часто странные роли, которые делают ее весьма интересной и замечательной актрисой, покорившей меня своей талантливой игрой. Актер Дирк Богард, которого уже к сожалению нет в живых, в этом фильме сыграл шикарно. Он был обаятелен, не смотря на то, что его роль чрезвычайно была противоречива, и ее могли многие осудить. Дуэт этих актеров в «Ночном портье» мне понравился.

Мне на всю жизнь запомнилась шокирующая сцена, где героиня Рэмплинг танцует с обнаженной грудью перед нацистами и поет на немецком языке.

Эту драму стоит посмотреть из-за необычной истории между двумя возлюбленными. Их история очень странная, и их отношения многих застают врасплох, ведь как могла девушка полюбить нациста, который издевался над ней, убивал людей и делал, все что хотел? «Ночной портье» — драма, которая шокирует нормального, адекватного зрителя своей интригующей и странной историей людей, которые полюбили друг руга, не смотря на то, что обстоятельства складывались не в пользу чистых и возвышенных чувств…

8 из 10

История любви бывшего нациста и его жертвы, случившаяся в Вене в конце 50-х, снятая женщиной-режиссером. Основная мысль ясна и понятна: мол, извращений, собственно, только два: хоккей на траве и балет на льду (с) Любое проявление любви имеет право на жизнь, любая ее форма должна быть оправдана, но в ханжеском обществе выживает только стандарт. Ключевое слово в данном случае, «любовь». Но только вот я как раз не уверена, что это любовь. И что-то мешает мне проникнуться этим действом, оно вызывает несколько гадливое чувство.

Опять же я не назвала бы это фильмом об извращениях. Все, что добровольно принимается и той, и другой стороной – это уже дело тех двоих (троих, четверых и всех остальных, кого они пожелают пригласить в свою постель и жизнь). И есть же, наконец, стокгольмский синдром и прочие родственные ему садо-мазо. Это не извращение, это болезнь. Многие режиссеры пытались вспахать поле, засеянное господином Фрейдом. Но меня смущает фон. Как брошенная кость на потребу публике.

Отношения героев друг с другом и окружающими укладываются в формулу: и хочется, и колется, и Гитлер не велит. Но в фашизме и его зверствах нет ничего изысканного, утонченного и чувственного. Не надо делать из него предмет для сексуального фетиша. Покажите мне человека, которого возбуждает нагота узников «Аушвица». Я не верю в раскаявшихся эсэсовцев, которые аккуратненько хранят в шкафу свою отглаженную форму.

Довольно театральна сцена сговора бывших фашистских палачей, рассуждения про память, свидетелей и заметание следов – детские игры в шпионов. А ретроспектива концлагеря - просто театр кабуки какой-то.

Слишком постановочно выглядит разговор с графиней: дескать, «я встретил свою девочку», но «это не романтика, а библейская притча». Новая Саломея потанцевала – и получила в подарок голову. Ах, какая изощренная игра ума и фантазии!

Он ее так любит, что постоянно делает ей больно. Она тоже та еще овечка, вы заметили? Это странно для сломленной пытками и унижениями женщины.

Мне жаль актеров – хороших актеров! Невозможно естественно сыграть фальшивую историю. И если Рэмплинг еще воспринимается местами, то Богард неубедителен совершенно.

Лилиана Кавани пыталась снять кино о странностях и травматологии любви. На мой взгляд, у нее не очень получилось. И особенно раздражает, что это подано под соусом «произведение искусства». Если это и произведение искусства, то оно такое же мёртвое и холодное, как фризы Парфенона, выломанные некогда лордом Эльджином, оторванные от естественного контекста – греческой почвы, зеленой травы, солнца и увезенные под темные своды музея в промозглую Англию.

PS: Единственный сильный момент в фильме, который меня тронул, это отчаянная просьба Лючии к мужу: увези меня! Это было похоже на правду. Женщина, которая за себя не ручается, которая способна наделать глупостей, хватается за последнюю соломинку. И мужчина, который слышит и чувствует свою женщину, схватил бы ее в охапку и рванул прочь, плевав на контракты. Потому что это не блажь и не шутка. Маленькое такое зерно в океане мОрока.

Любовь для каждого человека своя, разная, индивидуальная. Любовь может принимать самые необычные формы и становится сродни болезни, телесной и духовной. Лючия его узнала, Макса, человека из прошлого, ужасного прошлого, в котором кровавым полотнищем развивалась свастика на фоне лагеря. Она его узнала и он ее вспомнил, и это стало началом странной любовной связи.

Фильм «Ночной портье», снятый в 1973 году выдающейся итальянской кинематографисткой Лилианой Кавани, стал одним из самых больших скандалов мирового кино 70-х годов. Большинство зрителей и тогда, и сейчас склонны видеть в этой картине садомазохистскую историю любви, коей она отчасти и является, позволяя по-новому взглянуть на отношения Доминатрикса и Раба, палача и жертвы, воспылавших друг к другу любовной патологической болезнью. Однако фильм имеет и сильный антифашисткий подтекст, как и гораздо более шокирующее «Сало, или 120 дней Содома» Пазолини. Лилиана Кавани сняла более личностное и менее эпатажное кино, в котором сцены эротики и насилия сняты оператором Альфио Кантини эстетически сдержанно и даже красиво, в котором нацизм и его система изобличены через призму секса и подавления личности, в котором вся система власти показана как садомазохисткая услада.

Шарлотта Рэмплинг в роли Лючии просто восхитительна, создав реалистичный и прочувствованный образ. Также великолепен и Дирк Богард, создавший яркий образ Макса. Весь фильм держится на блестящей актерской игре этого дуэта, в котором оба партнера равноценны.

Особую атмосферу в фильме создают саундтреки Даниэле Париса и Фредерика Холландера, а также кантаты Моцарта, буквально обволакивающие фильм.

Я реомендую эту эротическую драму всем поклонникам европейского авторского кино и, думаю, фильм Вас потрясет до глубины души.

10 из 10

«Ночной портье» любит притворяться историей запретной любви. Чтобы заострить ощущение запретности до предела, на роли новых Ромео и Джульетты были назначены заключенная нацистского концлагеря и охранник-эсэсовец: представители тех двух групп, между которыми любой человеческий контакт едва ли был возможен. А тут вот расцвела целая любовь. На всю жизнь.

Неувязка: во-первых, это не история, во-вторых, не о любви.

Истории в «Ночном портье» нет – есть довольно классическая садомазохистская сексуальная фантазия: наслаждение, доставляемое насильно. Господин и Рабыня.

Многие охотно добавят, что для садомазохистских мечтаний отлично подходит нацистский антураж: черная кожа, униформа, сапоги – некоторых впечатлительных женщин все это здорово бодрит. Так что вопрос, как эта «история» пришла в голову Лилиане Кавани, не стоит: Кавани просто экранизировала свою сексуальную фантазию, расширенную до размеров рассказа, обогащенного бытовыми деталями.

Поскольку желание побыть Рабыней, которую заставляют испытывать пряные наслаждения, а она поневоле подчиняется грубой силе (сама-то я не такая, я жду трамвая), в той или иной мере знакомо многим женщинам, фантазия Кавани имела успех.

Сексуальные фантазии, особенно самые «дерзкие», отличаются от реальных историй тем, что не выдерживают столкновения с жизнью. В этой грубой действительности почему-то все не так, как в заветных девичьих грезах: незнакомцы в лифте оказываются обрюзгшими, плохо выбритыми и глубоко семейными, сантехники и электрики – работящими трудоголиками с кличем «Хозяйка! Смотрите: у вас тут вот эта хрень на хрен расхреначена», разносчики пиццы вообще стараются в квартиру не заходить. Даже невинная мечта о любви на лоне природы оборачивается какими-то кактусами под задницей (хотя откуда в средней полосе кактусы?), грязной водой в золотых босоножках и полчищами комаров, кусающих в напудренный нос.

Что уж говорить о мечтаниях куда более смелых и ярких. Эти совсем не выдерживают испытания жизнью: жертвы изнасилований (реальные), к примеру, почему-то никогда не бывают довольны, некоторые даже пытаются после случившегося покончить с собой, и никто из них не похож на Эмманюэль после очередного приключения.

Тем не менее сексуальные фантазии – это прекрасно.

Хотелось бы только сказать одну вещь: страдания реальных людей, как бы они ни возбуждали, не повод возбуждаться вслух. Трагедии Второй мировой войны – не повод для публичной мастурбации.

А перед нами – именно она.

«История», рассказанная Кавани, даже не пытается казаться правдивой. В ней лживо и неестественно все, и прежде всего сексуальные игры в месте, где люди бредили коркой хлеба, и физические страдания дополнялись тонко продуманным унижением, лишавшим мужчин возможности и права чувствовать себя мужчинами, а женщин – возможности и права быть женщинами.

Для многих женщин, попадавших в лагеря, именно эта невозможность чувствовать себя женщиной, лишение права на привлекательность, на стыдливость, невозможность помыться, вымыть голову, воспользоваться дезодорантом, расческой, иногда даже почистить зубы, не говоря уже о том, что женщин брили наголо и обряжали в омерзительные балахоны, били по лицу, ломая носы и выбивая зубы, – для многих узниц именно это было самым страшным, намного более страшным, чем все газовые камеры. У этих женщин их положение не вызывало эротических фантазий. Их костлявые до уродства тела покрывались чирьями от авитаминоза, постоянная боль (последствия избиений, незалеченных заболеваний, голода, простуд…) клала на их лица нестираемую маску муки. Все это было не очень эротично, да и не должно было быть эротичным: нацисты не для того лишали своих жертв права на женственность и красоту, чтобы потом вожделеть к ним. Если кто-то путает немецкие лагеря с гаремами или Древним Римом, то это его кто-то обманул.

В фильме Кавани фальшив не только эротизм. Фальшив до тошноты главный герой, чьи угрызения совести мешают бедняге работать днем – при свете дня он, оказывается, стыдится себя; фальшивы до комизма его приятели, томно любующиеся танцем своего изящного сотоварища (их, видимо, не известили, что гомосексуализм в нацистской Германии выжигали каленым железом), – вообще, вся эта сцена на крыше живо напоминает дворовую песню, в которой «пираты наслаждались танцем Мэри».

Таких пиратов и бывших нацистских преступников обычно не существует (отдельные их представители могут, конечно, быть поклонниками Терпсихоры, но вместе они поклоняются ей редко). Зато в эротическую фантазию они вписываются великолепно: когда мучители не только безжалостны, но и утонченны, это тоже бодрит. В идеале в паузах между издевательствами им следует делать жертве комплименты. И комплименты в «Портье» имеются: «моя маленькая девочка» или уподобление Саломее. С ингредиентами правильной эротической фантазии у Кавани все в порядке.

А при чем тут любовь? Да ни при чем. Каждому, кто хоть раз любил, ясно, что когда твоему любимому человеку плохо, это не может бодрить и возбуждать. Когда твой любимый человек мучается, это причиняет боль тебе. И заставляет тебя ненавидеть каждого, по чьей вине ему плохо, тяжело, больно.

Желание причинить боль тому, кого любишь, возможно в пылу ссоры или в рамках сексуальной игры – вне этих ситуаций такое желание с любовью не уживается. Любовь невозможна без уважения, нежности, желания заботиться и оберегать – всего того, что к эротической фантазии о приятном насилии пристегнуть некуда. В итоге потуги Кавани, пытающейся все же изобразить эти нежность и желание оберегать, выглядят глупо и пошло.

Так что не будем обманывать себя. Это не история любви. Это публичная мастурбация, вдохновленная трагедией реальных людей.

1 из 10

Ругать «Ночного портье» - это значит вступить в конфликт с бОльшей частью женской аудитории, практически всеми гомосексуалистами, и другими группировками, проживающими на сексуальной обочине, то есть в сумме примерно тремя четвертями киноманов, а заодно заслужить репутацию ретрограда и жалкого мещанина, ничего не понимающего в искусстве.

На самом деле, фильм прост, как три рубля. Это довольно обычная экранизация авторских эротических фантазий, в кинематографическом плане выросшая из одного эпизода «Гибели богов» Висконти. Однако то, что у действительно великого Висконти, который не мог не отдать дань своей сексуальной ориентации ни в одном из своих фильмов, составляло лишь малую толику его работы, в остальном обычно великолепной и безупречной, исчерпывает всю творческую сущность Лилианы Кавани от начала до конца. Эта милая дама просто перепутала свои гениталии с мировой катастрофой, случай достаточно типичный для артистической среды и вообще-то не слишком интересный, но пришедшийся как-то очень ко времени, а потому привлекший гораздо больше внимания, чем он заслуживал.

Фильм появился в начале 70-х, в эпоху достаточно глупую, уже разродившуюся теми ошибками, последствия которых мы расхлебываем сейчас, и будем еще расхлебывать очень долго. Бога в общественном сознании не стало, и образовавшийся вакуум стали заполнять разными суррогатами. Самым популярным из них был секс, до того бывший лишь составной частью жизни, для кого-то более, а для кого-то менее важной, но никак не религией.

Кавани, как гораздо раньше куда более талантливая и еще более глупая Лени Рифеншталь, была загипнотизирована нацистской атрибутикой, созданной, между прочим, все теми же представителями сексуальной обочины и вошедшей практически без изменений в садомазохистский комплекс. Для того, чтобы это понять, не надо быть ни садомазохистом, ни гомосексуалистом. Достаточно просто смотреть кино. Любое кино. Можно даже «Полицейскую академию». Вспомните хотя бы одежку, в которой там фигурируют товарищи из гей-клуба: это не более чем вариация на тему нацисткой униформы. Так что выбор Кавани понятен и очевиден.

Именно этот якобы нацистский антураж и сделал «Ночного портье» самым скандальным фильмом своего времени. Если бы Кавани поместила свою фантазию, скажем, в древнеримские декорации, бомбой он бы не стал, а сейчас бы его прочно забыли. А так он ударил в болевые точки. Неполные тридцать лет, прошедшие между войной и появлением фильма – это ведь совсем мало. Тогда были живы люди, которые хорошо помнили, как это было на самом деле, и как мало концлагерь подходил для сексуальных экспериментов, пусть даже и садомазохистских. На практике все это было до ужаса асексуально. Страх смерти, настоящей, а не киношной, и голод вытесняли клубничные мысли не только из сознания, а даже из подсознания. Да и боль там была совсем не та, о которой мечтают мазохисты. Пытаясь придать достоверность своему бреду, то ли сама Кавани, то ли ее поклонники распространяли слухи о том, что она общалась с узницами концлагерей, которые получили там несказанное удовольствие, но ни одна из «узниц» в жизни так и не материализовалась, а сама Кавани всегда была склонна к мистификациям. Так, она отодвинула дату своего рождения с 1937 на 1933 год, чтобы добавить себе личного «военного» опыта.

Кавани попыталась переплавить грязь в свет, историю болезни в историю великой непонятой любви, во имя которой ее садомазохистские Ромео и Джульетта должны погибнуть, смертью утверждая свое величие и свое превосходство, видимо, сексуальное, над этим жалким миром. И вот Богард надевает свою неотразимую форму, Рэмплинг смотрит вокруг своим назойливым взглядом, – и они идут навстречу пулям. Но и пули здесь не пули, и люди – не люди, а просто модели в грязноватой ролевой игре, не вызывающие ни сочувствия, ни уважения, ни даже желания понять.

Leaving you for me, try to understand,
That I`m only leaving you for me,
(Are you trying to hurt me?)
Demons in my head,
They won`t let go…

Когда я слышу фразу: «не романтизируйте болезнь», в частности стокгольмский синдром, я всегда непроизвольно улыбаюсь: «это как?». На протяжении всей моей жизни, с самого детства, все виды искусств настойчиво внушали мне, что именно эта нездоровая привязанность между заложником и похитителем — самая волнующая и заманчивая разновидность страсти, а теперь, оказывается, мне должно быть стыдно?

«Красавица и чудовище» с подачи дедушки Диснея пропахала молодую целину, советская «Принцесса на горошине» с новеллой о принцессе и тролле швырнула туда зараженное семя, «Лабиринт» прополол землицу, копполовский «Дракула» щедро оросил ее водой, Томас Харрис с Ганнибалом и Клариссой от души удобрил, а «Призрак оперы» Шумахера, в конце концов, собрал такой обильный урожай, что наряду со стокгольмским синдромом по отношению к главным злодеям, меня теперь уже трясло от синдрома Стендаля в адрес самих произведений, и я отчаянно не понимала, почему подобные истории не могут завершиться хэппи-эндом»! К слову, завершались они в большинстве случаев смертью героя или его насильственным удалением от героини, как будто сами авторы произведений опасались, что девушка, топчась на границе греха и добродетели, в итоге сиганет на темную сторону ситхов, послав к чертям переоцененную нравственность и забронированный номер-люкс в райском гостинице. Но на моем веку никто из них не посылал. До Лючии из «Ночного портье».

Фильм Кавани — полотно мучительное для людей, предрасположенных к подобным кинолентам; носители же иммунитета, «правильные» и «психически здоровые», сочтут его трудным, пожалуй, только в плане продолжительного хронометража и строгой, скуповатой режиссерской подачи, которая изначально не имела цели развлечь и порадовать глаз. Я, как целевая, благодарная аудитория мазохистов, желала пострадать и ничуть не сомневалась в успехе предприятия, который мне буквально гарантировали тематика «Портье», год и страна производства, а также каждая рецензия на фильм на данном сайте — даже ленивые и уставшие печатать авторы, во избежание стресса, заботливо предупредили меня о финале.

После знакомства с картиной можно долго рассуждать о скандальной интерпретации фашизма как психопатологии, о его гуманизации, о политике в целом, но делать этого совершенно не хочется, как не желала в это углубляться и сама Кавани, хотя кто знает, что представлял из себя изначальный сценарии до вмешательства Богарда? Но перед нами, без сомнения, история больной, отчаянной, бесконтрольной любви, намеренно помещенной режиссером в тупик безысходности для подогрева истерии и накала; скандальная и возмутительная от того, что лишенная оправданий концлагерем жертва добровольно отдается своему палачу теперь уже в мирное время, заставляя зрителя судорожно метаться в догадках — осознанный ли это выбор или последствия необратимой травмы. Кавани не дает нам шанса судить об этом объективно — она сама романтизирует свою историю и намеренно смещает акценты, запирая Макса и Лючию в тесный мелодраматический вольер, и оставляя за его пределами все прочие социальные роли мужчины и женщины.

Без честной демонстрации Макса-эсэсовца, Макса-пыточника, Макса-палача нет повода заколебаться и задуматься над собственным к нему отношением, поскольку Макс-любовник обезоруживает первым же выпадом — взглядом. Без откровенных, беспощадных сцен насилия и унижений жертвы нет повода поставить под сомнение адекватность Лючии, а значит вопрос: «благодаря или вопреки?» столь же условен, как и социальный, и нравственный контекст. И все же, несмотря на вырванные из повествования страницы, Дирк Богард и ослепительно прекрасная Шарлотта Рэмплинг своей уникальной игрой раскрашивают, дорисовывают, лепят своих персонажей самым сложным способом — не поведением, а эмоциональным спектром в обездвиженности, и этот спектр широк настолько, что считать, усвоить целый образ за один просмотр невозможно. Особенно это касается Богарда. Его герой — канатоходец, сохраняющий равновесие без всякой страховки, равновесие-невозмутимость, равновесие-маску, под которой кривится единственный страх — быть узнанным, правильно понятым. Ужав и урезав реплики Макса до односложных предложений, Дирк до предела усложнил себе задачу, но взял невиданную высоту.

«Ночной портье» Лилианы Кавани — удивительный, чувственный, почти мистический фильм о судьбе, запредельной терпимости и выживаемости женской любви, о ее высочайшем болевом пороге без всяких синдромов и помутнений рассудка. Сама любовь — уже болезнь, у каждого — своей степени тяжести. Я не увидела в финале искупления вины. То был всего лишь красивый финальный аккорд, необходимый картине не столько логически, сколько эстетически.

…I`ve lock the door deep inside,
Different memories,
I`ve lock the door, deep inside,
Different stories…
What about you? What about me?

Вена, 1957-й год. В «Отель дель Опера» останавливается супружеская пара — Энтони и Лючия Атертон. На завтра Энтони предстоит дирижировать оркестром на премьере оперы Моцарта «Волшебная флейта». В тот же день в холле отеля Лючия встречается взглядом со скромным ночным портье Максимилианом, в котором тут же узнает бывшего фашистского палача, пытавшего людей в концлагере во время Второй мировой войны. Именно он выжег у Лючии на руке лагерный номер, растлил ее и неоднократно принуждал развлекать в комендатуре немецких офицеров. Для этого Лючии приходилось распевать в полуголом виде немецкие шлягеры.

После войны бывший эсэсовский офицер поменял имя, благодаря чему избежал наказания и устроился служить ночным портье. Спустя 12 лет ничто, казалось, уже не могло нарушить его покой. Даже притом, что бывшие соратники по корпусу «СС» не оставляли его без внимания. У них было незыблемое правило: каждого бывшего наци необходимо отмыть посредством устранения всех возможных свидетелей преступлений. Макс числится в списке неотмытых последним. И тут совсем некстати появилась Лючия…

Но оказалось, что и через много лет она продолжает все также остро переживать то наслаждение, которое некогда испытывала в роли жертвы. Вот почему бывший палач вдруг вызвал у нее непреодолимое влечение. По этой причине она не смогла найти в себе силы отбыть вместе с мужем в Берлин. Пробудившиеся обоюдные воспоминания о жизни в концлагере с новой силой разжигают садомазохистскую привязанность бывшего нациста и заключенной концлагеря.

Сюжет усложняет то обстоятельство, что сподвижники Макса, собравшиеся в Вене в это самое время, понимают, что жена дирижера знает, кто на самом деле ночной портье, и значит, теперь она может всех выдать. Преследуемые любовники укрываются в квартирке Макса, из которой уже не могут выйти. Воскресив в реалиях прошлое и пережив все заново, они понимают, что обречены, поэтому не находят ничего лучшего, кроме как взглянуть смерти прямо в лицо. Макс надевает форму офицера СС, а Лючия полосатую лагерную Робу. Взявшись за руки, они вдвоем отправляются на встречу с собственной гибелью…

Идея фильма пришла к итальянке Лилиане Кавани во время ее работы над документальной лентой о заключенных концлагерей. Тогда-то она и узнала, что многие узницы влюблялись в своих тюремщиков. Эти аномальные отношения и вызвали неподдельный интерес режиссера. Потому в фильме определяющей стала тема: секс + нацизм. Вслед за де Садом, Фрейдом и Рейхом Кавани рискнула утвердить за человеком только два права: либо творить насилие, либо ему подчиняться. Иного не дано.

Такой расклад дал основания многочисленным противникам картины обвинить автора в том, что она искажает и деформирует сущность фашизма, трактуя его не как классовое и социальное явление, а исключительно как психопатологическое. Что фашистская идеология соответствует биологической сути человека и апеллирует к врожденным животным инстинктам и бессознательным вожделениям. Таким образом, получается, что как бы врожденная патологическая природа фашистов позволяет оправдать все их зверства… Развернувшаяся вокруг фильма полемика помогла ему стремительно приобрести скандальную славу.

Несмотря на то, что во французский прокат фильм Кавани вышел в день смерти Жоржа Помпиду, он пережил настоящий триумф. В то же время его категорически запретили показывать в Италии. В конце концов, благодаря разразившемуся скандалу, он был выпущен и на Апеннинах, но спустя несколько дней все кинокопии были конфискованы «из-за оскорбления нравственности». По горячим следам было возбуждено дело по соответствующему обвинению, однако суд был выигран: картину все же признали не порнографией, а искусством.

В СССР «Ночной портье» подвергся жесточайшему остракизму, обвинениям в упадничестве, упрощенчестве, предательстве и прочих смертных грехах. Обилие убийственной критики объяснялось еще и тем, что фильм появился совсем некстати — за год с небольшим до 30-летия Великой Победы. В то самое время, когда наши ветераны ждали чествований и льгот: новых квартир в панельных домах, «Москвичей» и «Запорожцев» без очереди, проездных билетов на электрички и в городском транспорте и, конечно же, юбилейных регалий. А тут эта Кавани с ее извращенным и взрывоопасным фильмом. Понятное дело, что не могло быть и речи о его показе в стране-победительнице.

Ведь любовь, трактуемая как страсть палача и жертвы, выглядела чистым оскорблением для тех, кто прошел войну и уж тем более побывал в концлагерях. Но даже притом, что эта картина никогда не была в советском прокате (а впервые был показана общественности только в начале 1991-го года), в эпоху развитого социализма про неё писали у нас так много, как ни про какой другой фильм. И каждый раз находились все новые поводы для нападок: одни увидели в ленте слишком явную демонстрацию притягательной силы эсэсовской формы, другие — подспудную тягу человека к тому, чтобы им командовали…

Спустя почти четыре десятка лет страсти вокруг «Ночного портье» окончательно стихли. Более того, сегодня создается ощущение, что у нового поколения «самая необычная история Ромео и Джульетты ХХ века» не вызывает никаких чувств, кроме «безразличного равнодушия».

Лилиана Кавани сняла бессмертный фильм. История гитлеровской Германии воспринимается и будет восприниматься все более неоднозначно, не в этическом смысле, а в смысле многогранности, многослойности, открывающейся холодному разуму. Персонажи «Портье» — именно те, «кто ничего не забыл и ничему не научился». Им не пришлось научаться мимикрии, потому что их прошлое в Рейхе — само по себе полно уроками такого плана. Только теперь они скрыли свои прежние роли палачей и жертвы (героиня Шарлотты Рэмплинг) под заурядными обликами обывателей, они разыгрывают миниатюрные нюрнбергские процессы, чтобы выяснить, где тонко и может порваться. Но они готовы вернуться. Это уже новая проблема. Тысячи немцев, одни одуряющие себя сказками о том, что НЛО это вестники «полярного Рейха», другие разочарованно-скептичные, свысока смотрящие на «демократию», считали, что конец трагическому действу еще не положен. А те, кого «там не стояло», начинали жить наивной верой, что буржуазному свинству там была альтернатива. И в этом смысле Кавани настолько же обращена к прошлому, сколько к будущему. Травма такой силы будет переживаться вечно, как позорное клеймо, болезненное озарение и темный соблазн. Это известно психологии.

Но параллельно с миниатюрным «нюрнбергом» Кавани показали и миниатюрную «реставрацию». И показала ее в мелодраматическом роде. На переплетение эмоций, которые провоцирует Рейх, наложилась еще и патетика мрачной эротической одержимости, патетика неумолимых внешних пут, от которых влюбленных избавит, как водится, только смерть. Это третий повод для бессмертия «Ночного портье». Как бы мы ни относились к любовным драмам, но здесь, как и в «Горькой луне» Полански, колорит изысканно-фатальный, даже демонический, особенно если вспомнить евангельскую отсылку к Саломее, — примиряет с издержками жанра. В декадентской обстановке обреченной элегантной аморальности сантименты подменяются первичными установками — палач и жертва, возможно — охотник и преследуемая добыча, персонажи Рэмплинг и Богарда обмениваются ими, как персонажи Койота и Сенье.

Возможно, «По ту сторону добра и зла» более интересный фильм для поклонника Лилианы Кавани, «Шкура» — более яркий, но несомненно, что тематический охват «Портье» гораздо более велик и если Кавани однажды станет полузабытым старинным режиссером, то ее имя будет ассоциироваться именно с этим фильмом. Потому что это еще и напряженно-психологическое исследование того, что пребудет до светопреставления: времени. Из прошлого приходит страсть, когда разум планирует будущее. Власть прошлого над душой — возможно, самая тревожащая, самая нестерпимая власть.

9 из 10

Это первый фильм, впечатлениями о котором захотелось поделиться в рецензии, о котором захотелось написать. Прошло несколько месяцев с тех пор, как я его посмотрела. Воспоминания уже сгладились, но остались приятными.

«Ночной портье», на мой взгляд, типичный пример Стокгольмского синдрома, причем, в самом сильном его проявлении. «Жертва» влюбляется в «палача». По воле случая, бывший смотритель концлагеря встречается с бывшей же заключенной этого лагеря. Воспоминания разжигают в них противоестественную тягу к друг к другу. Герои пытаются жить прошлым, их любовь носит патологических характер… и поэтому финал мне кажется очень даже логичным.

Фильм хорош с эстетической точки зрения, им можно любоваться как красивой вещью, рассматривать со всех сторон как произведение искусства. Он статичен как картина на выставке. Больше всего запомнилась сцена с танцем Шарлотты Рэмплинг, пронизанная какой-то притягательной силой. Недаром она вошла в сотню лучших сцен мирового кино.

Любителям же экшена и динамики сразу рекомендую проходить мимо, вы заснете на первых же минутах.

Лично мне не хватило этой динамики, с ней бы были все 10 баллов.

Без нее

7 из 10