Рецензии

Не знаю, сколько раз ворочался Толстой, но Достоевский, наверно, не находит себе места до сих пор — настолько вольно высказался Айоади, даже по сравнению с театральными декорациями Райта. Но вольно — не значит лучше или острее, просто дальше от оригинала, не более.

Да, «Двойник» действительно слегка напоминает экранизацию «Карениной» 2012 года, но под двойным, а то и тройным слоем нуара (кстати, тоже думаю, его возрождение — новый тренд). Но не только ее. Это и отсылки к «Бойцовскому клубу», но, в отличие от повести Достоевского или фильма Финчера, доппельгенгер здесь не столько альтер-эго героя, сколько наглец-узурпатор. И это отсылает нас еще к одному фильму (который я, признаться, считаю образцом скверности и дурновкусия, как бы Дж. Лоу ни был хорош) — разумеется, к «Талантливому Мистеру Рипли». Не думаю, что это плюс.

Что касается стилистики, то преобладание черного цвета над зеленым (которым традиционно изображают сюр, а он здесь в высокой концентрации), несомненно, заставляет нас вспомнить жанр нуара, как я уже сказала, нео-нуара, разумеется. И при такой подаче Достоевский американскому или европейскому зрителю покажется современником Пинчона, Хоукса и Барта, что, конечно, в корне неверно не только относительно времени, но и относительно жанрового своеобразия, даже несмотря на то, что «Двойник» — не самое характерное произведение Достоевского. Не очень, четно говоря, поняла, в какие годы перенес действие режиссер, очень сюда подходит Великая Депрессия, но одежда, цветные телевизоры, трудоустроенные негры и наличие копировальных аппаратов говорит о том, что это все-таки 50-е. И вот изображение одной такой ночной улочки 50-х годов опять же настолько сильно что-то напоминает… что Линчевские кролики так и просятся в кадр.

Итого как Финчер, Линч, Райт и Мингелла — это как минимум. И этот минимум напрочь закрыл, замаскировал и не дал разглядеть авторский почерк самого Айоади. Уж про Достоевского — и говорить нечего. А Достоевский, к слову, — мастер символов, аллюзий и намеков, и если так хотелось подражать, что в начале творческого пути совершенно нормально, Айоади лучше было бы обратиться к классике — к Хичкоку. Но, к сожалению, вышло, как вышло, и все аллюзии как-то слишком смазаны, затерты, суицидальная тема, которая должна была развиваться по нарастающей и с каждой минутой нагнетать напряжение, эмоционально как-то то забывается, то вспоминается, но к экрану явно не приковывает.

В целом индивидуального, запоминающегося стиля пока я не увидела, Достоевский — да, задача непростая и спорная, по пятибалльной шкале для меня фильм — на два.

И эти два — Айзенбергу, разумеется. Его актерский гений, сочетающий потрясающего трагика и комика, — это что-то среднее между Чаплином минус эпоха и ДиКаприо минус внешность и «Титаник» в 23-летнем возрасте. Вот он и вытянул весь фильм и не дал ему зачахнуть в прокате.

Поезд еще не успел тронутся, а Саймон (Джесси Айзенберг) уже «занял» чье-то место в пустом вагоне. Слишком обидчивый, слишком скромный, слишком мягкий, слишком лишний и не уверенный в себе Саймон 7 лет трудиться «на благо» какого-то полковника.

Его жизнь сводится к методичному исполнению своих обязанностей и мечтам о милой девушке Ханне (Миа Васиковска), в отдел к которой он ходит каждый день, чтобы сделать одну копию. И делает! Или нам только кажется?

Когда потерянный, одинокий, незаметный и лишний везде Саймон решает выйти из полумрака и, наконец, проявить себя перед начальством и прекрасной Ханной, на авансцену выходит Джеймс — его двойник, ловкий, энергичный и подлый подхалим.

Мелкий чиновник vs доппельгангера

Когда тебе 7 лет подряд корпоративная реклама на работе сообщает, что «особенных людей нет… есть просто люди», как-то начинаешь в это верить.

Конечно, основные темы фильма — это одиночество, тоска, неудовлетворенность собственной жизнью, жалость к себе, как к человеку неуверенному и трусливому, человеку без голоса, человеку-невидимке, как будто «сквозь тебя можно дотронуться до стены».

Классическая интерпретация классического противостояния, прекрасно приправленная чудной и точной музыкой, чистыми и конкретными образами (второстепенные персонажи вообще атас!), мрачной игрой полусвета-полутьмы и промозглой серостью (как никак «достоевщина»).

После такого гнетущего и пытающегося наградить тебя бесконечной депрессией фильма, наоборот, возникает желание встряхнуться, взбодриться и стать человеком, «хочется верить уникальным»!

Обыватель сегодня, по большей части, сноб. Вот такая странная, но очень заметная тенденция, когда общая маргинализация зрителя привела через его деградацию к высокой оценке абсолютно посредственных работ, если только они отмечены печатью классика или нобелевского лауреата. По той же причине рукоплещат многим фестивальным режиссерам, не понимая, что перед ними - пустышка.

Непонятно, почему именно в 2013 году тема двойничества, актуальная для литературы эпохи романтизма, вдруг всплыла в современном арт-хаузном кино. К тому же, режиссерам удалось привлечь в свои ленты очень заметных актеров (Джилленхол, Айзенберг), и потому их творения (названные просто - 'Враг', 'Двойник') не стали кусочком лишь фестивального блюда, а ушли в широкие массы зрителей. И вот парадокс. Заслышав имя Сарамаго, или того громче - Достоевский, зрители готовы не только пожирать арт-хаус ломтями, но и, пробуя его на вкус, пытаться различить - что же за блюдо для них приготовили. Не замечая, что перелицовка Достоевского от Ричарда Айоади - настолько пресная и скучная, что классик полностью потерялся в режиссерском видении.

Прежде всего, если это классика, то почему она обязательно должна быть мрачной? И почему все должно выглядеть, как сон? А сон героя - являет непременно обшарпанную неприглядную действительность, где весь экстерьер в тумане, как будто оператор постоянно курит, а для интерьера специально выбраны помещения, которые давно не ремонтировали, а если ремонтировали, то люди, лишенные вкуса. Офис, где живет главный герой 'Двойника', сошедший с ума 'человек в футляре' Саймон Джеймс, находится в подвале. Чем еще объяснить странные выступы вытяжки, нависающие над головой конторских служащих. Лифт обит зеленоватым деревом. Все, кто предстает в фильме, не люди, а тени. Они очень одиноки. Бродят в пространстве пустого города. Ездят в поездах, где никого кроме них нет. Живут в крохотных квартирках. И часто бросаются из окон, потому что ощущают себя призраками.

Антипод Саймона Джеймса - Джеймс Саймон - появляется спустя полчаса экранного времени. Разумеется, его сразу замечают на работе, девушка, которая так нравится Саймону, влюбляется в него, а зловредный двойник, темная сущность Саймона, постепенно уводит у него всю его жизнь - как будто есть, что уводить.

Джесси Айзенберг отлично справляется с ролью недотепы и скромника, но сыграть его яркую противоположность - актеру явно оказалось не под силу.

Очень заметно, что режиссеру хочется показать свое видение классики, но в результате мы видим страшные кафкианские картинки, изображающие пример обыкновенного безумия. При этом фильм не интересен - он чудовищно, невыразимо скучен. Даже таинственное раздвоение героя не способно заглушить зевок просвещенного зрителя. И пусть толпа в экстазе маргинального снобизма рукоплещет подобным поделкам, из людей, искушенных в искусстве, Ричарду Айоади вряд ли удастся сделать дураков и соучастников своего громкого провала.

2 из 10

Ни то в мнимом прошлом, ни то в унылом беспросветном настоящем, а скорее в очень условном будущем, среди стеклянных безжизненных небоскребов, среди однообразных офисов и стерильных урбанистических пейзажей большого города, в котором огни давно не светят ярко, живет Саймон Джеймс. Среднестатистический, неприметный клерк, один из миллиона лиц и миллиона глаз. Обьект его очарования и внимания, милая коллега Ханна, его вовсе в упор не видит. Появившийся буквально из ниоткуда некто Джеймс Саймон, являющийся его полной внешней, но не внутренней копией, постепенно превращает его жизнь в истинное безумие.

Предтеча стивенсоновской «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда», повесть одного из самых экранизируемых писателей русской классической литературы Федора Достоевского «Двойник», в 2013 году в руках известного британского актера и режиссера Ричарда Айоади обрела свое единственное и весьма необычное прочтение.

Не представляя из себя дотошную и дословную экранизацию, а будучи скорее вольной интерпретацией, эдакой историей по мотивам, пронизанной духом произведений Достоевского, «Двойник» нетривиальными художественными методами раскрывает тему дуалистичности человеческой природы, разыгранной на фоне кафкианского кошмара полной бессмысленности жизни, отсутствия всяких перспектив и надежд в ярко воссозданном на экране иллюзорном мире полуреальности и недореальности, подчиненной логике всеобщего тоталитаризма. Предсказуемый сюжет обретает черты мощно и стильно обволакивающей зрителя своей гнетущей атмосферой, удушающим настроением картины, находящейся в межжанровом пространстве. Едва ли «Двойник» является психопатологическим триллером или мистическим детективом в чистом виде, хотя эти жанровые элементы в фильме есть; по многим своим параметрам, фильм Ричарда Айоади является с одной стороны жуткой трагикомедией о поиске своего Я в мире, подчиненном правилам мертворожденной бюрократической и корпоратократической машины, и режиссер изящно цитирует в «Двойнике» как Терри Гиллиама, так и Дэвида Линча, обходясь без эксцентрики первого и извращенных игр с сознанием второго, не опускаясь до незатейливого синефильства, и делая ленту самобытной, оригинальной и интересной вне любого кинематографического контекста, в который, впрочем, фильму придется быть вписанным априори.

Но с другой стороны «Двойник» воспринимается и как искусная притча о полной бессмысленности и абсурдности человеческого бытия, о том, что маленькому человеку так и суждено умереть таковым, тихо и незаметно, в затхлом одиночестве собственного ничтожного микромира, если он не решится таки на спасительный поначалу, но разрушительный в финале бунт. Айоади же предпочитает сохранять формальный нейтралитет ни сочувствуя, ни осуждая главного героя, сыгранного Джесси Айзенбергом; идет лишь неизбежная отстраненная констатация факта, что в человеке есть не только две стороны, а много больше, и что бунт маленького человека, разыгранный в условном мире, в мире реальном приведет еще к более ужасающим последствиям.

Из рассказа о самоидентификации маленького человека, в котором пробудилось не невольно, а добровольно, с его согласия, чудовищное зло, его же и погубившее впоследствии, вырастает мрачный вызов и обществу современному, в котором все сложнее оставаться самим собой, а излишне выпячивать собственную индивидуальность не всегда полезно для общего состояния здоровья. В конце концов, что из себя представляет современный мир — более виртуальный, чем реальный? Набор очевидных истин, нарочитой лжи, лживой правды и полуправды, мир корпораций и всеобщей свободы, которой стало так много, что хочется уже ее поменьше. Извилистые лабиринты новой-старой реальности, продемонстрированной Ричардом Айоади, очень похожи и на сознание большинства людей ныне: все путано, темно и мрачно. И двойник, этот призывающий к провокациям доппельгангер, почти ты, но, увы, не ты, оказывается на деле намного безобиднее оригинала, в душе которого давно Сатана устроил свой последний и самый блестящий бал.

10 из 10

15 мин после просмотра, впечатления, эмоции и никакой объективности)

«Двойник» — фильм незаурядный хотя бы потому, что основан на повести Достоевского. С тем же успехом он мог бы основываться на произведениях Кафки или Эдгара По, ведь отличительная черта фильма — атмосфера. Сон, фантасмагория? Ощущение нереальности происходящего подогревается, кроме общего цветового и светового решения картины, обилием и выверенностью деталей, однотипным актерским составом массовки.

Создается ощущение, что это Мишель Гондри делает римейк на «Бойцовский клуб», вдохновившись другой вариацией на тему Достоевского — фильмом «Машинист».

Затюканый персонаж Джесси Айзенберг, обыкновенная девушка в исполнении Миа Васиковска, благодаря не столько своей игре, сколько талантам оператора и режиссера, заставляют следить за каждым своим движением.

Так же и сюжет, не особо запутанный (концовка не в счет), но украшенный деталями и предметами унылого мира в котором существует главный герой, вызывает интерес.

Музыка — отдельная тема. В нужные моменты она задает тон и придает смысл всему происходящему на экране. Волнение и напряжение в звуках скрипки, и как противовес — японские эстрадные песенки.

Телесериал в ламповом телевизоре, которые смотрит герой — еще одна монетка в копилку абсурда и повод для улыбки, которых в фильме кстати немало.

«Двойник» достоин, как минимум, повторного просмотра, ведь только так можно оценить по достоинству не только атмосферу и детали, отдельные составляющие картины, но и глубже вникнуть во внутренний мир героя, понять проблематику «лишнего человека». Можно задуматься о одиночестве, отсутствии взаимопонимания между ищущими близости людьми, да и в обществе в целом.

7 из 10

после первого просмотра

Тема двойственности человеческой натуры далеко не нова в кинематографе и искусстве в целом. Довольно часто появляются разного рода картины, в которых исследуются взаимоотношения близнецов или раздвоение личности внутри одного человека. «Двойник» британского режиссёра Ричарда Айоади — вольная экранизация одноимённой повести Фёдора Достоевского, написанной им в довольно юном возрасте, когда суд и каторга были ещё впереди. Фильм снят в довольно мрачных, депрессивных тонах, но не лишён юмора, который всегда разбавлял безысходность бытия в книгах Фёдора Михайловича. Замкнутый, чересчур скромный сотрудник некой корпорации Саймон Джеймс живёт скучной, однообразной жизнью, желая внутри стать совершенно противоположной личностью. Мысли, как известно, материальны, и вскоре в жизни Саймона появляется Джеймс Саймон (перестановка имени и фамилии, тогда как у Достоевского двойник персонажа имел те же инициалы, только с приставкой «младший»). Музыка в фильме имеет огромное значение, она передаёт настроение той или иной сцены, и порой кажется, говорит нам больше, чем слова и поступки основных персонажей. Больше всего ассоциаций и параллелей «Двойник», на мой взгляд имеет с классическим «Жильцом» Романа Поланского — паранойя, враждебность окружающих, сюрреализм происходящего. Только если у Поланского мир был вполне реален, то в картине Айоди он нарочито мрачный, железобетонный, пугающий. Возможно, что таким он был именно в сознании главного героя, что неудивительно, учитывая его гнетущее положение.

Джесси Айзенберг — очень разноплановый актёр, и в «Двойнике» он это наглядно показывает. Главный герой Саймон и его двойник Джеймс — абсолютные противоположности: скромный закомплексованный паренек, который не может поставить на место наглую официантку и раскованный альфа-самец, снимающий девушек пачками. Накал страстей, эмоций в фильме захватывает, поражает и не отпускает.

«Двойник» взял из повести Достоевского разве что идею о том, что Достоевский и породил всю культуру ХХ века. Например, экспрессионизм 20х годов. Потому что для меня фильм оказался экранизацией ненаписанного романа Франца Кафки. Притчевость, давящая атмосфера, вопросы без ответов (кто был этот двойник? реален ли он?), физическое ощущение вины, тоски, да еще немного мрачного юмора.

Действие происходит в некой альтернативной реальности, созданной в ретро-стиле 50—60х (вспоминается Дэвид Линч), довольно мутной, казенной и нелепой, словно вялотекущий ночной кошмар.

Ждать экшна здесь не приходится, поэтому зрителю проще погрузиться в настроение-болото и слушать музыку (японские напевы отсылают к «ретро» Тарантино), скудные диалоги, неторопливо следовать за героем.

Саймон — типичный «маленький человек» классической русской литературы, впрочем здесь он вне национальности. Его не видно и не слышно, но в нем зреет бунт против такой жизни: очень много внутренней агрессии, которая изредка проявляется, оборачиваясь против него самого. Он влюблен в девушку, но у него нет ни сил, ни опыта завязать с ней знакомство. Его умственные способности вовсе не оценены руководством. В общем, он еще и «лишний» на этом «празднике жизни».

Надо сказать, что другие люди живут не многим лучше. Тоскливые рабочие будни, одиночество, серые краски.

В начале фильма Саймон становится свидетелем самоубийства, и этот знаменитый анно-каренинский ход подготавливает нас к дальнейшим перипетиям.

Неожиданно появляется загадочный двойник Саймона. Внешне точная копия, внутренне — раскованный, легкий, коммуникабельный и беспринципный.

Тут сначала вспоминается Тайлер Дерден из «Бойцовского клуба» (но не хватает интеллекта, а значит версия о шизофрении отпадает), а потом уже просто крошка Цахес из сказки Гофмана, т. к. двойник начинает присваивать себе все достоинства главного героя: профессиональные успехи, поэтические размышления о жизни (для любимой девушки), собственно любимую девушку, жилище. В каком-то смысле присваивает даже мать героя, т. к. Саймон прибегает на похороны в последнюю минуту, словно случайно узнав о случившемся, а двойник находится там вполне «официально».

И тут, после кульминационной сцены на кладбище, где буквально чуть не похоронили самого Саймона, должны начаться ответные действия героя. Мол, «Тень, знай свое место!» На что же способен Саймон? Или ему проще самоустраниться, скопировав действия самоубийцы, виденного вначале?

Вообще, в фильме так или иначе обыграна идея копии (будь то человек, имя, способ поддерживать отношения — с помощью копировального аппарата), потому что не только Саймон живет так — все живут по заведенным стандартам, словно копии копий.

И все же Саймон способен создать нечто большее: склеивая клочки рисунков Ханны, он создает новую реальность поэзии и мечты. Невозможна целостная картинка, но все обрывки кропотливо собраны воедино. Этакий «франкенштейн» души (или Пиноккио), по которому Ханна разгадает тайну двойничества и «признает» главного героя. Т. е. опять же концепция Гофмана: победит поэт, а не ловкач.

В конце не чувствуется катарсис, хотя, можно сказать, что «маленький человек» прошел свой квест и сделал что мог…

Теперь об актерах. Я не скажу, что Джесси Айзенберг идеально хорош в роли двойника, мне он показался гораздо убедительнее невротичным, забитым парнем. А вообще он мне очень симпатичен. Мия Васиковска просто расцвела, как цветок! Оба актера что называется на своем месте.

Фильм снят хоть и нудновато, но смотрится целостно (видеоряд, музыкальное сопровождение). Он довольно тонкий, для любителей интертекстуальных связей.

А еще он недлинный, что для меня всегда в плюс.

Вы сами почувствуете, когда финал. Это будет ощущаться как пульс, что ли…

за интеллигентную тонкость (но с вычетом нудноватости и отсутствия «свежей новизны»)

7 из 10

Индустриальный мир без намека на какую-либо живность и растительность, буквально с головой ныряющий в некий массивный отблеск тоталитаризма, безрассветный, безрадостный, в котором невозможно поймать ни единого солнечного лучика. События разворачиваются в прошлом ли, в будущем, а надежнее будет сказать — в другом мире, в другой реальности, ирреальности, существующей в отдельно взятой голове или головах. Ассоциативно работа Ричарда Айоади напоминает «1984» Оруэлла или даже «451 градус по Фаренгейту» Брэдбери.

Мир, в котором запрещено думать, выражать свое мнение, нужно лишь пахать во благо великого Полковника, не способного, а точнее не желающего когда-либо тебя заметить, не говоря уже о том, чтобы похвалить за все эти долгие годы изнуряющей работы ради процветания компании, режима. А вокруг все пропитано выработанной идеологией, что находит людей своими жертвами, она всепоглощающа, от нее спасаются одним верным способом, собирательным способом, а именно — суицидом.

Что же, а недовольных ничего не стоит просто стереть из базы данных, посмеяться, оклеветать наркоманом или душевнобольным, принудительно госпитализировать. И как в подобном соку вариться Саймону (Джесси Айзенберг)? Скромному, тихому, неряшливому парню, которому можно спокойно нахамить, им воспользоваться, вытирать об него ноги, а он, будучи трудягой, будет на все закрывать глаза, продолжая выполнять план, а вернее — перевыполнять его. Тут подвигом будет выжить, или же выжить из ума. Одно из двух.

Парень уже долго лелеет мечту просто заговорить с одной милой девушкой, что живет по соседству и работает с ним на одном производстве, с Ханной (Миа Васиковска). Саймон тайно влюблен в нее уже много-много лет, но ничего не может поделать, преодолеть себя и добиться цели — это самый тяжкий барьер. Вот она едет с ним в поезде, вот она в противоположном доме занимается своими делами, а он наблюдает за ней, вот он несет ей документ, чтобы сделать копию.

Как раз в тот момент, когда он пытался что-то предпринять и появился Джеймс. Двойник. И этот человек отличался от Саймона своей напористостью, раскрепощенностью, удачливостью, он нравился всем, его обожал каждый — от начальника до девушек (или наоборот, тут по приоритетам). И если сначала эти двое ладили, даже стали друзьями, то затем Саймона просто стали не замечать, его будто бы все это время стирали ластиком, а сейчас его контур вообще едва ли можно было разглядеть.

Тема двойников интересна многим, теперь на этой территории решил сыграть Ричард Айоади, автор «Субмарины». Что же, картина, ставшая вольной адаптацией произведения Фёдора Достоевского, получилась оригинальной, мрачной, где-то давящей на мозги и мысли, а где-то просто искрящая своим символизмом (сразу вспоминается бьющаяся в каких-то конвульсиях за решеткой птица). И все это облачено в саркастическое одеяние, иронию и максимализм в такой поразительной степени, что начинаешь делать параллели с окружающей тебя реальностью.

И становится вполне ясно, что проблемы-то в голове, товарищ, в котелке родимом. Но если уж со всех сторон оказывают давление, которому ты в глубине себя не желаешь подчиняться, а хочешь оказывать сопротивление, но в виду своей психологической замкнутости не можешь, то куда деваться? Твои кости просто однажды перемелет величественный аппарат под предводительством Полковника, а все остальное вернется на круги своя — дождь, лужи, дома, похожие на общежития советского типа, и очередной тихий Саймон.

Черный ветер кружит над мостами,
Черной гарью покрыта земля.
Незнакомые смотрят волками,
И один из них, может быть, я.

Саймон Джеймс уникален в своей незаметности. Он неустанно работает в унылой конторе уже семь лет, но его лица не помнит даже бессменный охранник на проходной. Он может занять чужое место в совершенно пустом вагоне метро – и поверить, что оно действительно чужое. Он беззаветно влюблен в коллегу и соседку, за которой шпионит каждый вечер, но проявить свое чувство может только тем, что ежедневно приходит к ней копировать документы, по одной копии одной странички. Жизнь Саймона язык не повернется назвать «жизнью», но и этого его лишает внезапно появившийся двойник – его точная внешняя копия, но более общительная, веселая, дерзкая, уверенная в себе – в сущности, более живая.

Идея темного двойника – допельгангера – не нова ни в литературе, ни в кино, более того, особой свежестью она не отличалась и во времена Достоевского, повесть которого выбрал формальной основой для своего второго фильма Ричард Айоади. Можно бесконечно перечислять произведения, к которым в той или иной степени отсылает «Двойник» – и набор предложенных аналогий здесь зависит скорее от личных предпочтений перечисляющего. Кому-то на ум придут Гоголь и Набоков, кому-то – Стивенсон и Кафка, кто-то вспомнит куда как более позднего «Черного лебедя» Аронофски, а иные, может, не пойдут дальше «Человека-паука» – там ведь тоже был какой-то враг в отражении.

При общей предсказуемости сюжета на первый план закономерно выходит качество исполнения, а исполнен фильм Айоади более чем остроумно. Мутное безвременье конторы Саймона, редуцирующей, для непонятных целей, людей в колонки статистических данных, заставляет немедленно вспомнить о неизбывно мрачных лозунгах оруэлловского мира. Бесконечные извилистые коридоры, скорее затемненные, чем освещенные тусклым, постоянно мигающим светом, также стойко напоминают о сломанном социалистическом рае. Чудный дерганый саундтрек, перемежающий нервные урбанистические шумы с навязчивыми японскими песнями логически дополняет безумие геронтократического мира, в котором только пара (тройка?) главных героев моложе тридцати лет.

Впрочем, «Двойник» антиутопичен только в этом декоративном смысле, драматургия его, несмотря на столь колоритное оформление, остается личностной, и герою не придется крушить систему, чтобы наладить свою жизнь в этом весьма извращенном мире. Правда, никто не обещал, что разрушить до основания и отстроить заново себя самого проще, чем какую-то там систему. В фильме Айоади поиск себя в отражении поручен Джесси Айзенбергу, уверенно закрепляющему за собой роли социопатов разной степени обаяния. Его Саймон по-своему мил, но, что еще более ценно, ни в одной из сцен его нельзя спутать с коварным двойником, несмотря на полную внешнюю идентичность. Здесь, кстати, хочется сделать еще один реверанс в сторону мастерства постановки: отказ от самого очевидного пути – отличить допельгангера визуально, например, заменив идиотский мешковатый костюм на что-то более приличное, – идет только в зачет, лишний раз подчеркивая различия внутренние.

Мрачность вещественного мира оттеняется замечательно ироничными героями второго плана, каждый из которых любовно прописан до мельчайших деталей, в традициях, пожалуй что, Гоголя или Салтыкова-Щедрина. И вдвойне, втройне удивительно то, что вопреки всей нарочитости, невозможности и нелепости, происходящее на экране выглядит абсолютно обыденным. Обезличенный чуть ли не до состояния притчевости мир дворцов из стекла и бетона настолько абсурден, что от противного легко может локализоваться в любом времени и месте. И парадоксальное разрешение конфликта между ипостасями Саймона похоже уже не столько на мистифицированную фантастику, сколько на детектив. Честертон, к примеру, очень уважал такие замкнутые внутри себя многоходовки, над которыми можно всласть поразмышлять даже после того, как все детали преступления уже раскрыты.

Даже странно, как спокойно можно существовать в этом крайне неуютном мире. Хотя нет, совсем не странно – в нем же все знакомо, видено много раз. Бесчисленные аллюзии на все на свете делают пространство «Двойника» едва ли не родным, а обыденность, даже если и нервирует, не пугает. Но это только до тех пор, пока не увидишь в толпе свое лицо, пока кто-нибудь не спросит тебя безразлично: «а вы не задумывались о самоубийстве?». А ты не найдешься, что ответить.

Являясь огромным любителем литературы Ф. М. Достоевского я с опаской брался за этот фильм. Экранизировать произведения великого писателя — очень трудное и тонкое дело, так как режиссеру надо в точности передать все моменты, диалоги и смысл книги. И передать это таким образом, чтобы было хоть чем-то похоже на оригинал, поэтому к «Двойнику» я подошел осторожно. Да, некие отличия от книги естественно есть, например, действие фильма перенесено в более современное время, так же если в книге «Двойник» очень много контраста и она более ярче, то в фильме «Двойник» наоборот очень много мрака и тени. Ну а сюжет остался тем же, и это очень радует.

Для тех, кто не имеет понятия, о чем фильма, вкратце объясню. Молодой мужчина, по имени Саймон, вечный тихоня, скромняга, бесхарактерная и незаметная «мышь» в конторе, которой он работает. Его жизнь, так и продолжалась бы, размеренно и монотонно, если в этой же самой конторе не появился бы Джеймс. Джеймс — полная противоположность Саймону, хоть внешне они буквально копии друг друга, Джеймс весельчак, балагур, по-другому, человек с характером и собственным мнением об окружающем. С появлением Джеймса, Саймон осознает, что «коллега» полностью забирает его жизнь и не оставляя ему ничего… В целом, в этом и заключен весь сюжет фильма.

Зарубежный «Двойник» как по мне, получился добротным, интересным и колоритным образцом «Достоевского фильма». Да, фильм очень мрачен, серен и однобытен, но все на месте, тот же сюжет, тот же вопрос, та же развязка, это то и радует. В «Двойнике» нету чрезмерных изменений и переиначивания оригинала. Понравились актеры, исполнители главных ролей, играют очень хорошо и необычно, ведь казалось бы, подобных фильмов пруд пруди, но иногда даже однотипный фильм может быть необыкновенным и интересным для восприятия. На фоне последних экранизаций книг Достоевского, этот «Двойник» вполне оправдал мои надежды и если создатели этого фильма экранизируют еще что-либо я обязательно посмотрю.

7 из 10