Любимые стихи

БОРИС РЫЖИЙ «А ГРУСТНО БЫЛО И УНЫЛО...»

А грустно было и уныло,

печально, да ведь?

Но всё осветит, всё, что было,

исправит память —
звучи заезжанной пластинкой,

хрипи и щёлкай.

Была и девочка с картинки

с завитой чёлкой.
И я был богом и боксёром,

а не поэтом.

То было правдою, а вздором

как раз вот это.
Чем дальше будет, тем длиннее

и бесконечней.

Звезда, осенняя аллея,

и губы, плечи.
И поцелуй в промозглом парке,

где наши лица

под фонарём видны неярким —

он вечно длится.
2000

РОБЕРТ РОЖДЕСТВЕНСКИЙ «ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ О ШКОЛЬНЫХ ОЦЕНКАХ»

(из поэмы «210 шагов»)
Память

за прошлое держится цепко,

то прибывает,

то убывает...

В школе

когда-то были оценки

две:

«успевает»

и «не успевает»...
Мир из бетона.

Мир из железа.

Аэродромный разбойничий рокот...

Не успеваю

довериться лесу.

Птицу послушать.

Ветку потрогать...

Разочаровываюсь.

Увлекаюсь.

Липкий мотив

про себя напеваю.

Снова куда-то

бегу,

задыхаясь!

Не успеваю...

Не успеваю.
Время жалею.

Недели мусолю.

С кем-то

о чём-то

бессмысленно спорю.

Вижу

всё больше вечерние

зори.

Утренних зорь

я почти что не помню...

В душном вагоне —

будто в горниле.

В дом возвращаюсь.

Дверь открываю.

Книги

квартиру

заполонили.

Я прочитать их

не успеваю!..

Снова ползу

в бесконечную гору,

злюсь

и от встречного ветра

немею.

Надо б, наверное,

жить

по-другому!

Но по-другому

я не умею.
Сильным бываю.

Слабым бываю.

Школьного друга

нежданно встречаю.

«Здравствуй!

Ну как ты?..»

И —

не успеваю

вслушаться

в то, что он мне

отвечает...

Керчь и Калькутта,

Волга и Висла.

То улетаю,

то отплываю.

Надо бы,

надо бы остановиться!

Не успеваю.

Не успеваю.

Знаю,

что скоро метели

подуют.

От непонятной хандры

изнываю...

Надо бы

попросту сесть и подумать!

Надо бы...

Надо бы...

Не успеваю!
Снова меняю

вёрсты

на мили.

По телефону

Москву вызываю...

Женщину,

самую лучшую

в мире,

сделать счастливой

не успеваю!..

Отодвигаю

и планы, и сроки.

Слушаю притчи

о долготерпенье.

А написать

свои главные строки

не успеваю!

И вряд ли успею...

Как протодьякон

в праздничной церкви,

голос

единственный

надрываю...

Я бы, конечно,

исправил оценки!..

Не успеваю.

Не успеваю.
1975—1978

ИОСИФ БРОДСКИЙ «ВОРОТИШЬСЯ НА РОДИНУ...»

(из цикла «Июльское интермеццо»)
Воротишься на родину. Ну что ж.

Гляди вокруг, кому ещё ты нужен,

кому теперь в друзья ты попадёшь?

Воротишься, купи себе на ужин
какого-нибудь сладкого вина,

смотри в окно и думай понемногу,

во всём твоя, одна твоя вина,

и хорошо. Спасибо. Слава Богу.
Как хорошо, что некого винить,

как хорошо, что ты никем не связан,

как хорошо, что до смерти любить

тебя никто на свете не обязан.
Как хорошо, что никогда во тьму

ничья рука тебя не провожала,

как хорошо на свете одному

идти пешком с шумящего вокзала.
Как хорошо, на родину спеша,

поймать себя в словах неоткровенных

и вдруг понять, как медленно душа

заботится о новых переменах.
1961

РЕДЬЯРД КИПЛИНГ «МОЯ СОПЕРНИЦА»

Зачем же в гости я хожу,

Попасть на бал стараюсь?

Я там как дурочка сижу,

Беспечной притворяюсь.

Он мой по праву, фимиам,

Но только Ей и льстят:

Ещё бы, мне семнадцать лет,

А Ей под пятьдесят!
Я не могу сдержать стыда,

И красит он без спроса

Меня до кончиков ногтей,

А то и кончик носа;

Она ж, где надо, там бела

И там красна, где надо:

Румянец ветрен, но верна

Под пятьдесят помада.
Эх, мне бы цвет Её лица,

Могла б я без заботы

Мурлыкать милый пустячок,

А не мусолить ноты.

Она острит, а я скучна,

Сижу, потупя взгляд.

Ну, как назло, семнадцать мне,

А Ей под пятьдесят.
Изящных юношей толпа

Вокруг Неё теснится;

Глядят влюблённо, хоть Она

Им в бабушки годится.

К её коляске — не к моей —

Пристроиться спешат;

Всё почему? Семнадцать мне,

А Ей под пятьдесят.
Она в седло — они за ней

(Зовёт их «сердцееды»),

А я скачу себе одна.

С утра и до обеда

Я в лучших платьях, но меня —

Увы! — не пригласят.

О боже мой, ну почему

Не мне под пятьдесят!
Она зовёт меня «мой друг»,

«Мой ангелок», «родная»,

Но я в тени, всегда в тени

Из-за Неё, я знаю;

Знакомит с «бывшим» со своим,

А он вот-вот умрёт:

Ещё бы, Ей нужны юнцы,

А мне наоборот!..
Но не всегда ж Ей быть такой!

Пройдут веселья годы,

Её потянет на покой,

Забудет игры, моды...

Мне светит будущего луч,

Я рассуждаю просто:

Скорей бы мне под пятьдесят,

Чтоб Ей под девяносто.

РЕДЬЯРД КИПЛИНГ «АМУЛЕТ»

Ты возьми земли в горсти,

Сколько сможешь унести,

Помяни ты тех потом,

Кто уснул в ней вечным сном,

Но не рыцарей-дворян,

А безвестных англичан,

Чей суровый скорбный путь

Некому и помянуть.

Землю в ладанку сложи,

Ближе к сердцу положи.
И земля с тебя сведёт

Лихорадки липкий пот,

Руку сделает сильней,

Зорче глаз и слух острей,

Обострит твою борьбу,

Облегчит твою судьбу.

Чёток для тебя и прост

Станет ход небесных звёзд.
Ты сорви с земли родной

Примулы цветок лесной;

Летом розу взять изволь,

Осенью — желтофиоль,

А зимой — плюща цветок:

Всякому цветку свой срок.

Если правильно хранить,

Если верно применить —

Выручат тебя цветы,

Лучше видеть станешь ты.
Пелена исчезнет с глаз,

И отыщешь ты тотчас

На знакомом месте клад,

Спрятанный сто лет назад:

В поле, иль у входа в дом,

Или в очаге твоём.

И поймёшь тогда ясней:

Главный клад — в душе твоей.

РЕДЬЯРД КИПЛИНГ «КОРОЛЕВА»

«Романтика, прощай навек!

С резною костью ты ушла, —

Сказал пещерный человек, —

И бьёт теперь кремнём стрела.

Бог Плясок больше не в чести.

Увы, романтика! Прости!»
«Ушла! — вздыхал народ озёр, —

Теперь мы жизнь влачим с трудом,

Она живёт в пещерах гор,

Ей незнаком наш свайный дом,

Холмы, вы сон её блюсти

Должны, Романтика, прости!»
И мрачно говорил солдат:

«Кто нынче битвы господин?

За нас сражается снаряд

Плюющих дымом кулеврин.

Удар никак не нанести!

Где честь? Романтика, прости!»
И говорил Купец, брезглив:

«Я обошёл моря кругом,

Всё возвращается прилив,

И каждый ветер мне знаком.

Я знаю всё, что ждёт в пути

Мой бриг. Романтика, прости!»
И возмущался Капитан:

«С углём исчезла красота,

Когда идём мы в океан,

Рассчитан каждый взмах винта.

Мы, как паром, из края в край

Идём. Романтика, прощай!»
И злился дачник, возмущён:

«Мы ловим поезд, чуть дыша,

Бывало, ездил почтальон,

Опаздывая, не спеша.

О, чёрт!» Романтика меж тем

Водила поезд девять-семь.
Послушен под рукой рычаг,

И смазаны золотники,

И будят насыпь и овраг

Её тревожные свистки;

Вдоль доков, мельниц, рудника

Ведёт умелая рука.
Так сеть свою она плела,

Где сердце — кровь и сердце — чад,

Каким-то чудом заперта

В мир, обернувшийся назад.

И пел певец её двора:

«Её мы видели вчера!»

ВЛАДИМИР МАЯКОВСКИЙ «КРАСАВИЦЫ»

(Раздумье на открытии

Grand Opera)
В смокинг вштопорен,

побрит что надо.

По гранд

по опере

гуляю грандом.

Смотрю

в антракте —

красавка на красавице.

Размяк характер —

всё мне

нравится.

Талии —

кубки.

Ногти —

в глянце.

Крашеные губки

розой убиганятся.

Ретушь —

у глаза.

Оттеняет синь его.

Спины

из газа

цвета лососиньего.

Упадая

с высоты,

пол

метут

шлейфы.

От такой

красоты

сторонитесь, рефы.

Повернёт —

в брильянтах уши.

Пошевелится шаля —

на грудинке

ряд жемчужин

обнажают

шиншиля.

Платье —

пухом.

Не дыши.

Аж на старом

на морже

только фай

да крепдешин,

только

облако жоржет.

Брошки — блещут...

на тебе! —

с платья

с полуголого.

Эх,

к такому платью бы

да ещё бы...

голову.
1929

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН «КАКАЯ НОЧЬ! Я НЕ МОГУ...»

Какая ночь! Я не могу.

Не спится мне. Такая лунность.

Ещё как будто берегу

В душе утраченную юность.
Подруга охладевших лет,

Не называй игру любовью,

Пусть лучше этот лунный свет

Ко мне струится к изголовью.
Пусть искажённые черты

Он обрисовывает смело, —

Ведь разлюбить не сможешь ты,

Как полюбить ты не сумела.
Любить лишь можно только раз,

Вот оттого ты мне чужая,

Что липы тщетно манят нас,

В сугробы ноги погружая.
Ведь знаю я и знаешь ты,

Что в этот отсвет лунный, синий

На этих липах не цветы —

На этих липах снег да иней.
Что отлюбили мы давно,

Ты не меня, а я — другую,

И нам обоим всё равно

Играть в любовь недорогую.
Но всё ж ласкай и обнимай

В лукавой страсти поцелуя,

Пусть сердцу вечно снится май

И та, что навсегда люблю я.
30 ноября 1925

ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ «Я НЕ ЛЮБЛЮ»

Я не люблю фатального исхода,

От жизни никогда не устаю.

Я не люблю любое время года,

Когда весёлых песен не пою.
Я не люблю открытого цинизма,

В восторженность не верю, и ещё —

Когда чужой мои читает письма,

Заглядывая мне через плечо.
Я не люблю, когда наполовину

Или когда прервали разговор.

Я не люблю, когда стреляют в спину,

Я также против выстрелов в упор.
Я ненавижу сплетни в виде версий,

Червей сомненья, почестей иглу,

Или — когда всё время против шерсти,

Или — когда железом по стеклу.
Я не люблю уверенности сытой, —

Уж лучше пусть откажут тормоза.

Досадно мне, что слово «честь» забыто

И что в чести наветы за глаза.
Когда я вижу сломанные крылья —

Нет жалости во мне, и неспроста:

Я не люблю насилье и бессилье, —

Вот только жаль распятого Христа.
Я не люблю себя, когда я трушу,

Досадно мне, когда невинных бьют,

Я не люблю, когда мне лезут в душу,

Тем более — когда в неё плюют.
Я не люблю манежи и арены:

На них мильон меняют по рублю.

Пусть впереди большие перемены —

Я это никогда не полюблю!
1969

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН «ЗАМЕТАЛСЯ ПОЖАР ГОЛУБОЙ...»

Заметался пожар голубой,

Позабылись родимые дали.

В первый раз я запел про любовь,

В первый раз отрекаюсь скандалить.
Был я весь — как запущенный сад,

Был на женщин и зелие падкий.

Разонравилось пить и плясать

И терять свою жизнь без оглядки.
Мне бы только смотреть на тебя,

Видеть глаз златокарий омут,

И чтоб, прошлое не любя,

Ты уйти не смогла к другому.
Поступь нежная, лёгкий стан,

Если б знала ты сердцем упорным,

Как умеет любить хулиган,

Как умеет он быть покорным.
Я б навеки забыл кабаки

И стихи бы писать забросил,

Только б тонко касаться руки

И волос твоих цветом в осень.
Я б навеки пошёл за тобой

Хоть в свои, хоть в чужие дали...

В первый раз я запел про любовь,

В первый раз отрекаюсь скандалить.
1923