Рецензии

Сразу стоит сказать, что Дирижер придется по вкусу немногим, да и рассчитан он, прежде всего, на глубокую аудиторию. Хотя почему же? Его с успехом показывали в кинотеатрах и залы частенько забивались битком. А, может быть, фильм Лунгин создавал для себя? Я, честно говоря, затрудняюсь ответить. Но, как бы то ни было, фильм вышел и преподнес зрителю очередную порцию ощущений и, возможно, некоторую пищу для ума.

Фильм представляет собой медитативную смесь великолепной симфонической музыки и событий, которые неторопливо происходят на фоне этой самой музыки. Поэтому атмосферности «Дирижера» можно только позавидовать.

В основе сюжета потерянные люди, которые имеют какие-то проблемы, но, почему-то не решают их или не прислушиваются к ним. Город Иерусалим, Святая Земля притянула таких людей, центрообразующим звеном которых являлся сам дирижер, к себе и расставила все на свои места. Наказание, которое должны нести люди за свои поступки пришло. Все то, что должно было случиться давно, произошло. Все встало на свои места. И уже обновленные герои пойдут дальше. Кто-то осознает истинность своего я, кто-то понесет покаяние, кто-то увидит свою веру такой, какая она есть на самом деле. Город для героев предстанет как зеркало для человека, не видевшего своего отражения всю жизнь.

Постоянно перекликающиеся библейские мотивы и события на экране, помогут просвещенному зрителю увидеть взаимосвязь и уловить тонкую нить происходящего, но также натолкнут на новые вопросы, на многие из которых очень сложно найти ответы.

В итоге получилось так, что десятый фильм Лунгина уже с самого начала своими кричащими лозунгами привлекал широкую аудиторию зрителей в залы кинотеатров, обещая кардинально изменение главного героя за три дня. Как бы то ни было, я не увидел явных перемен в личности дирижера, да и несостыковки и многие вопросы, накопившиеся во время просмотра, не позволяют мне однозначно положительно оценивать этот фильм. Я видел, как Лунгин делал лучше.

Поэтому,

7 из 10

Фильм потрясает своей душевностью, приятно удивляет работой оператора и заставляет задуматься о всем сразу, но о всем самом важном.

Фильм Павла Лунгина «Дирижер» наполнен красотой и, вместе с ней, неприглядностью человеческих душ, которые так отличны друг от друга, но так одинаковы в одном — непрекращающимся легком, а иногда, глубоком смятении, сопровождающимся тяжелыми мыслями, глупыми и отчаянными поступками, а так же стремлении отдать и принять нежность, необходимую всем.

Фильм о дружбе, настоящей мужской, вы это увидите не сразу, но поверите в нее всем сердцем. О любви, вернее- разочаровании в любви, глубоком чувстве, которое проходит… и любви, которая ждет.

Фильм о сильных людях, чувства которых скрыты маской от людей, лелеющих свои пороки.

Кино про то, как сложно быть человеком и принимать решения, все это на примере отношений отцов и детей, мужей с женами, а в целом — про малодушие.

Подключившись в качестве режиссера к процессу где-то в середине съемок, Лунгин, тем не менее, снял очень гладкое и точно выстроенное кино на фоне оратории «Страсти по Матфею» митрополита Иллариона. Но, несмотря на духовную музыку и отсылки к библейским сюжетам, вроде блудного сына, самого важного фильму и не хватает. Это похоже на то, как человеку отрубают руки-ноги-голову, чтобы обнажить его тонкую душу. В данном случае ее так мало, этой души, что абсолютно непонятно, зачем была произведена ампутация. В фильме не хватает жизни, движения, чувств, картинки, — снимая кино на святой земле, Лунгин даже Иерусалим зрителю не показал. Фильм хороший, ведь, его снял грамотный и умный человек, но все же в этом кино не хватает кино.

Искусство это работа, тяжелая, мучительная работа

Павел Лунгин — человек, который никому и ничего не пытается доказать. «Дирижер» — авторское кино о вере, всепрощении и попытке исцелиться, снятое для личного пользования и полностью оторванное от зрителя.

Прославленный дирижер едет в Израиль с концертами, там он первым делом пытается навестить переехавшего туда сына, но узнает, что тот умер. Один из музыкантов оркестра не любит свою жену, но не хочет ей об этом говорить. Она пытается отвадить от него женщин, но это приводит лишь к тому, что ей быстрее раскрывается правда.

Режиссер в данном случае не рассказывает историю, а следит за героями, которые вольны поступать так, как им захочется. Его работа здесь заключается в показе кадров соединенных белыми нитками и озвученных мощной оркестровой музыкой.

Сценария как такового в картине нет, по крайней мере, такого, который смогут воспринять «обычные смертные». Во всем остальном авторы пытаются раскрыть в картине вопросы религии, веры и всепрощения.

Владас Багдонас великолепно держится в кадре. Его работа — основной мотив просмотра картины. Остальные отыгрывают свои образы и растворяются в сюжете фильма.

Иларион Алфеев написал духоподъемную и в тоже время разрывающую слушателя музыку, способную как помочь просмотру «Дирижера», так и недосмотреть картину неподготовленным зрителем.

Новая картина Павла Лунгина — проект, не вписывающийся в кинематограф, фильм не так уж и плох, для будущих «промываний мозга» режиссеру можно посоветовать открыть свой кинотеатр для собственных нужд.

Красивое музыкальное сопровождение и аутентичные виды древнего города с богатейшей историей являются мощным фоном для передачи сюжетных линий, задуманных режиссёром. Если говорить о художественной составляющей фильма, то «Дирижёр» повествует о двух основных идеях:

1) о лжи самому себе. Собственное эго героев сделало их глухими и слепыми ко всему миру и, в первую очередь, к близким людям. Это ужасная трагедия человека. Прикрываясь выдуманным миром, они судят окружающих сквозь призму своего личного восприятия. Максимально это отражено у двух героев, оба (и дирижёр — Вячеслав, и сопрано — Алла) настолько слепы духовно, настолько убеждены в собственной правоте, что не видят, как их слепота отталкивает от них близких.

Вячеслав. Жестокий, сухой, авторитарный человек. Благодаря чёткому следованию своим выдуманным правилам он считает существование альтернативных жизненных приоритетов невозможным, а людей, живущих по-другому, недостойными.

Алла. «У меня жена верующая, поневоле станешь атеистом». К сожалению, это правда жизни. Многие христиане с принятием веры как будто получают талон на право поучать, пытаться повлиять на других, прожить за них их собственные жизни. Живя этим внешним, наносным, они не понимают, что христианство на самом деле в другом. Как может по сути «оберег» повлиять на человека, который не верит в саму силу веры? Какой прок в венчании нерелигиозной пары, зачем им совершать обряд, смысл которого им не доступен? Как хочется, чтобы многие христиане узнали себя в этой героине, и поняли, что истина не во внешней атрибутике, что настоящий мир отличается от того, в котором они живут.

Обе сюжетные линии заканчиваются трагично, и поведение обоих героев становятся косвенной причиной двух смертей.

2) о покаянии и очищении. Фильм не оставляет ощущения безысходности, а наоборот даёт надежду. Трагедия, происшедшая с предметом ревности Аллы, отрезвляет женщину. Прощальное письмо сына переворачивает душу отца. Этот двойной катарсис в конце фильма под прекрасную музыку имеет очень сильное психоэмоциональное воздействие на зрителя. Слёзы искупления обоих героев позволяют думать, что не всё так плохо с человеком, и шанс на исцеление и возрождение души есть у каждого.

9 из 10

Тяжелый и безнадежный фильм. Фильм о том, как люди живут без любви (порой годами), как глупо и нелепо умирают, будучи пешками в руках — даже не судьбы, слепого случая, как одиноки они и неприкаяны за внешним лоском показной жизни. В отличие от «Острова» и даже «Царя» здесь Лунгин неумолим: бога нет, говорит он, потому что мы недостойны бога. Да как «такие» люди могут петь ему осанну? А, впрочем, какие «такие»? Обычные люди, не злодеи, кроме, пожалуй, террориста, не подонки, и даже сам дирижер — никакое не исчадие ада. Денег не давал? Так ведь правда — их зарабатывать нужно, а искусством — сложнее всего.

Сам фильм неуловимо напомнил звягинцевскую «Елену». Такое же неторопливое течение повседневных событий, такой же нарастающий мотив чего-то страшного, кульминация, а затем — жизнь продолжается, ангелы протрубили, но конца света нет, и можно расходиться по домам, и продолжать жить с той же пустотой внутри, которую и прикрыть-то нечем, ибо снаружи — такая же пустота. Хороший, правильный фильм, но пересматривать его не буду — уж лучше «Такси-блюз»…

Пока лучший российский фильм 2012 года. Умное неторопливое кино о том, что такое хорошо и что такое плохо. Кино, которое может остановить вовремя зрителя: в тот самый момент, когда зритель захочет стать злым. «Дирижер» грустно расскажет о злых людях — и не захочется быть похожим на них.

Очень хвалю за кульминацию. Монтажная склейка шумного оркестра и шумного израильского рынка напряженно ведут меня к событию, о котором догадываешься и которого боишься. Сердце стучит сильнее, режиссёр спокойно готовит к приближению зла. Зло становится досягаемым и ощутимым.

Оболдина и Багдонас — актёры, которых надо снимать в кино. Барковский может играть тихо и спокойно, тоже надо снимать чаще.

Про музыку всё сказано. Ткань фильма.

Фильм о раскаянии и грехе — фильм без попов и РПЦ. Герой плачет перед иконой — икона не смущает. Лунгин снял фильм, который сможет стать близким и нужным даже неверующему человеку.

«Черное солнце Иерусалима срывает с главного героя маску благополучного художника, заставляет увидеть себя в беспощадной наготе эгоизма и жестокости», — гласит аннотация к фильму «Дирижер», опубликованная на авторском сайте сценариста, режиссера и продюсера этого кинопроизведения Павла Лунгина.

Такая информационная заставка, а также подбор кинокадров в рекламных роликах позволяли, с большой долей вероятности, предположить: автора этого кинопроизведения вдохновляли, с одной стороны, знаменитый советский фильм о жестоких восточных нравах («Белое солнце пустыни»), а с другой — заскорузлые совково-московские стереотипы об Израиле, как о стране хамсинов, пустынь и терактов.

К сожалению, именно это мы и увидели на экране 14 апреля — в день телевизионной презентации фильма на одном из российских государственных телеканалов. Впрочем, об этом можно было и догадаться: идеологически вредный фильм на кремлевском канале, да еще и в выходной день накануне пасхального воскресенья, разумеется, не покажут. Как не показали бы в СССР фильм Феллини или Тарковского накануне 7 ноября.

О том, что «Дирижер» — это заказное произведение, говорит и скромная ремарка в титрах: «Фильм создан при поддержке министерства культуры РФ». Но заказ тоже можно исполнить по-разному, как свидетельствует, в частности, и история советского кинематографа.

Увы — на этот раз стереотипная зашоренность фильма просто выходит за все рамки приличия. Зачем нужны все эти передергивания реальности, совершенно непонятно. Ведь, в конце концов, речь в нем идет о реальной стране, а не о фантастическом Саракше — планете земного типа с кислородно-азотной атмосферой, по многим признакам весьма сходной с Землёй.

Желание Лунгина показать Израиль безжизненной страной желтого песка и черного солнца доходит порой до абсурда: даже в аэропорт им. Бен-Гуриона герои фильма почему-то едут по дороге, ведущей к Мертвому морю. И везде пустыня, пустыня, пустыня… А на фоне пустыни — только церкви, монастыри и мечети…

Кульминационная сцена фильма — теракт на иерусалимском рынке Маханэ Иегуда — почти цитирует (и по стилистике и по недостоверности) «апофигей» другой российской кинохалтуры об Израиле — ленты «Арье», снятой в 2004 году по сценарию Александра Гельмана.

Впрочем, автор сценариев партийных блокбастеров «Премия» и «Мы, нижеподписавшиеся» все же нашел возможность разработать израильскую линию фильма «Арье» в относительно объективном контексте и показал обеспеченную семью своей подруги юности, уехавшей в Палестину вскоре после Холокоста, без надрыва и назидательного пафоса.

В фильме Павла Лунгина молодые израильтяне — это отморозки без каких-либо моральных устоев, сборище наркоманов и вымогателей, заманившие в свои коварные сети скромного русского мальчика Сашу — сына главного героя фильма «Дирижер».

Кстати, интересный нюанс: в списке актеров на авторской афише этого фильма указаны, например, фамилии изредка появляющихся на экране и практически бессловесных детей героини второго плана, но почему-то «упущена» известная израильская актриса-репатриантка Люся Дубинчик, которая играет далеко не проходную роль подруги Саши…

Похоже, в этом и был главный «мессидж» нового фильма Павла Лунгина, а точнее тех, кто заказал ему эту кинохалтуру: еще раз попинать Израиль как отсталую провинцию, куда московские носители великой православной культуры благородно внедряют музыкальную «нетленку».

Но режиссер-еврей, начинавший свою кинокарьеру с честных и талантливых фильмов «Такси-блюз» (приз в Каннах) и «Луна-парк», в роли православного миссионера, по меньшей мере, комичен. Но в стране, где кандидат в президенты может открытым текстом «намекнуть» актрисе, помогающей онкологическим больным — «прославляй меня, а иначе денег умирающим детям не дам», — возможно все…

А впрочем, не все так мрачно. Ведь не зря же предложила Валерия Ильинична Новодворская использовать израильскую пустыню для перевоспитания российских совков. Будем считать, что добрый еврей Павел Семенович Лунгин поддержал эту гуманистическую инициативу. Все-таки пустыня — это не так уж и плохо. Хоть под белым солнцем, хоть под черным…

Ингредиенты очередного фильма Лунгина подобраны со знанием дела: библейские виды Святой земли – «Страсти по Матфею» - вопросы веры и безверия, покаяния и суеты – и смерть.

Смерть вообще штука, к которой даже сегодня не все остаются равнодушными. В «Дирижере» смерти для верности отведено центральное место. Она – завязка и стержень сюжета, она – способ подхлестнуть подувядшее действие, она так или иначе касается или коснется каждого из тех, кто присутствует в кадре достаточно долго: у одних она в настоящем, у других – в прошлом, у третьих – в будущем.

Но что такое смерть без духовного содержания? Духовное содержание в «Дирижере» подпитывается целым сонмом аллюзий, возникающих на земле Иерусалима вокруг одних только враз становящихся сакральными понятий «отец» и «сын». Даже не самый образованный зритель легко может испытать тайную интеллектуальную радость от приходящих на ум высоких ассоциаций: жертвоприношение Авраама – Притча о блудном сыне – и, конечно, главные Отец и Сын христианства, о Которых нам с самого начала настойчиво напоминает и рассказывает великолепная духовная музыка, пронизывающая всю картину. Какое отношение имеют все эти культурные пласты к простой безрадостной истории успешного дирижера, который не хотел, чтобы его сын рос мажором, и сына, которому было легче умереть, чем не ждать денег от папы, - вопрос, естественно, неуместный. Фильм-то – не о презренных деньгах, которые якобы так любят хиппи (или кто они там). Или просто у евреев лунгинского розлива даже хиппи любят деньги? Странно вообще, что картина, которую ребятки продают отцу своего умершего друга, не оценена ими в какой-нибудь номинал, равный тридцати – ну там, тридцать долларов, евро, шекелей, – такая ассоциация могла бы заиграть (тем более что объектом купли-продажи по стечению обстоятельств снова оказывается Христос, только мертвый и на картине: скопировав тело со знаменитого полотна Гольбейна «Мертвый Христос», сын дирижера зачем-то пририсовал к нему голову папеньки). И неважно, что пошлый миф о еврейском сребролюбии, как и мнимая ассоциация с тридцатью сребренниками в фильме возникают ни к селу, ни к городу, - еще одна библейская аллюзия лишней быть не может.

Но фильм все же не о деньгах, совсем не о деньгах. И вот уже печальная частная история вырастает в притчу о покаянии (не очень понятно, за что, но ведь покаяние – такое хорошее, глубокое, важное слово). Естественная скорбь человека, потерявшего сына, трактуется как обретение Дороги к Храму и смирению…Таким предстает в этом фильме духовное очищение.

Главным же элементом, скрепляющим эту малоинтересную историю о малоинтересных людях, придающим ей глубину и размах новой библейской притчи, становится, безусловно, музыка, звучащая за кадром. Это великолепная оратория на сюжет «Страстей по Матфею», сочиненная нашим современником и соотечественником, православным священником о. Илларионом Алфеевым. Возможно, единственное, за что стоит сказать «спасибо» фильму и режиссеру, - возможность услышать эту музыку. Используемая как подложка к самым разным сценам – от прозаичнейшей суеты в Домодедово до сцены похорон – она придает всему, что ложится на нее, глубину, трагизм и так необходимую фильму осмысленность. Что с того, что осмысленность ложная (какая, к примеру, связь между закадровым рассказом о муках Христа и проходом главного героя по ночному городу?), - главное, она есть.

Актеры тоже помогают. Один (Владас Багдонас) предоставляет картине свое умение практически не менять выражения каменного лица (тут нам, кажется, внушают, что окаменела, причем давно, и душа дирижера, хотя, вполне возможно, окаменелость его объясняется реакцией на обрушившуюся на него новость и необходимостью продолжать жить, работать, общаться с людьми, скрывая ото всех свое горе). В итоге когда это каменное лицо вдруг слегка прищуривается или начинает часто моргать, зритель оказывается близок прямо-таки к катарсису. Другой (Карен Бадалов) – украшает картину выразительным взглядом красивых восточных глаз, на что-то словно бы намекающим, о чем-то рассказывающим, и неважно, что ни актер, ни режиссер, похоже, так и не определились, о чем должен рассказывать этот выразительный взгляд, главное, - взгляд выразительный, даже очень.

Есть в картине и две верующие женщины. Но, как ни велико желание снимать про веру, Лунгин все-таки делать этого категорически не умеет (видимо, сам предмет остается темным и неясным). В результате одна из этих женщин, призванная освещать реальность своим тихим внутренним светом (и актриса на эту роль подобрана очень точно – это не красивая, но обаятельнейшая, с чудесной улыбкой Дарья Мороз), светится только в разговоре с флиртующим с нею мужчиной, а в разговоре с его страдающей женой вдруг становится обычной черствоватой нашей современницей с холодно-колючими: «Я вам уже все сказала. Не звоните сюда больше». Другая же – та самая жена в исполнении Инги Оболдиной – по воле авторов фильма реализует свою веру лишь в преклонении перед обычаями и обрядами. Создается даже впечатление, что именно эту женщину с ее «пошлой», «неуместной» ревностью авторы ненавязчиво упрекают в произошедшей трагедии – мол, не лезла бы со своим собственничеством в большое и светлое чувство мужа, и все было бы хорошо... Такой предстает в этом фильме вера.

Ну а в сухом остатке остается спекуляция яркой темой (на сей раз темой христианства), поддержанная элементами, безотказно действующими на сознание: грандиозной музыкой, градиозными библейскими пейзажами, вечной темой смерти и забвения чего-то важного в суете, ну и, до кучи, - актуальной темой терроризма на Ближнем Востоке, а также хорошими актерскими работами. Самое любопытное, что кино в итоге получилось довольно зрелищным и внешне отнюдь не пустым. Операцию по охмурению зрителя ксендзами, тфу, режиссером Лунгиным, можно считать вполне удачной. Вот увидим – этот фильм еще массу призов соберет.

Придется согласиться с Норманом Лебрехтом и признать, что дирижеров ныне почитают, как патриархов РП-(и не только)-Ц, что ни слово - то алмаз, что ни мысль - то вселенский масштаб, что ни часы - то... Благодатная почва для глобального замысла, эпопеи. Но чтобы достичь вайдовских высот искренности и откровения, недостаточно просто смачно наречь фильм 'Дирижером', нужно кое-что еще, чего Лунгину, по-видимому, не хватило.

Сразу бросается в глаза характерная для режиссера привычка фокусироваться на мелких словесных конструкциях для обрисовки мизансцен - они несут мало дополнительного к происходящему на экране смысла и кажутся жутким расточительством. Действие бесконечно провисает в экспозиции, а развитие и развязка немного скомканы. Если сначала герои долго едут в аэропорт, долго и красиво взлетают и садятся, то в Иерусалиме события трех разных сюжетных линий смешиваются, разворачиваясь практически одновременно (что, однозначно, является сознательным режиссерским решением), но ясных отдельных пластов не получается.

Смущает возникающая, в том числе и вследствие этого, фрагментарность психологических портретов, при очевидном стремлении их обрисовать. Эскизные, неполные и не всегда понятные эпизоды, а также большие не сопровожденные переводом вставки на иврите наталкивают на мысль, что предполагалась еще и невербальная передача, но она почему-то не срабатывает. Понимания на уровне чувств, без слов, не происходит, как и чуда анонсированного перерождения человека, даром что подкрепленного хрестоматийно правильными темами Святой Земли и Страстей Христовых, сюжетными трагическими поворотами.

Со Страстями, к слову, тоже не все гладко. Вызвавшее в музыкальных кругах противоречивый ажиотаж, произведение митрополита Илариона и в 'Дирижере' оставляет впечатление весьма странное. С одной стороны есть эффект будто бы узнавания барочного баховского стиля, а с другой - осознание, что это всего лишь подражание, и не самое вдохновенное, типа мытищинской подделки столь же нашумевших брегетов, которые то есть, то нет. Возможно, пару раз прошибет на дешевую слезу, но на том спасибо. Куда органичнее, самобытнее и даже православнее смотрелся бы Духовный концерт Альфреда Шнитке, но это же не модно...

Можно было бы не упоминать о том, что музыкальные аспекты переданы весьма приблизительно, с той бутафорической напыщенностью, которая обычно и встречается. Дирижер кое-как машет, кордебалет Мосфильма кое-как 'поет'. Цепляться к этому нет смысла, и все же ожидаешь от ищущих, требовательных к себе художников больше работы над деталями. В 'Концерте', в 'Коко и Стравинском', в 'Легенде о пианисте' это все есть, в 'Ветке сирени' и здесь, к сожалению, не наблюдается.

Эти, ключевые недочеты, при замечательной кинематографичности процесса, отличных операторских находках, наличии удачных комических сцен, - лишают фильм той прелести, на которую он по рангу мог бы претендовать, и относят его в обширный и кашеобразный разряд кино талантливого, но с явной печатью недоделанности.