Рецензии

Бросается в глаза сходство с «Земляничной поляной»: та же почти бессюжетная структура, где герой почти случайным образом взаимодействует со встречными, распадающаяся на отдельные эпизоды, та же тема приуготовления к смерти и ужаса перед лицом небытия… Однако тем острее ощущается разница. «Земляничная поляна» — это, конечно, притча, но при этом облачённая в если не совсем реалистическую, то подчёркнуто бытовую форму; «Седьмая печать» старается обнажить свою условность и символичность и — лично для меня — проигрывает в итоге в убедительности. Происходящее так театрально, что натурная съёмка режет глаз, как нечто совершенно чуждое этому произведению; нарочито отвлечённые диалоги, прямолинейный аллегоризм — всё это очень мешало мне воспринять фильм, впечатление надуманности и неумеренно разжёванных идей (по которым мысль легко скользит, ибо в них уже не надо вникать) одновременно.

При этом попрекнуть фильм решительно нечем. Он прекрасно поставлен. Операторскую работу нельзя назвать иначе как великолепной — какая структура кадра, боже ты мой! Идеальное построен кадр! Дивная актёрская игра: Макс фон Сюдов, в умиротворённой улыбке которого проскальзывает страдание, а в гримасе отчаяния — вера, и равно нелепый и вдохновенный Нильс Поппе, и Гуннар Бьёрнстранд, чудесно переходящий от цинизма легкомысленного к цинизму более твёрдому, чем любые идеалы…

Но при этом, хоть играют актёры героев настолько живыми, насколько только можно вообразить, сами герои, их поступки, взаимодействие и монологи — столь же искусственны, как у раскрашенных персонажей в представлении Юфа и Мии, и я не могу об этом забыть. Все эти персонажи — вроде жестов, которыми мог бы сопровождать свои рассуждения философ для наглядности; не могу сопереживать жестам.

Короче говоря, «Седьмая печать» — прекрасный по форме и исполнению фильм, который совершенно не тронул меня лично.

Запомни, несчастный: жизнь твоя висит на волоске, дни твои сочтены.

О «Седьмой печати» я узнал давно и захотел посмотреть, но всё никак руки не доходили — впрочем, если быть откровенным, не очень то и захотел, потому что всегда считал себя человеком, от высоколобого арт-хауса максимально далёким и боялся, что фильм не пойму, и всё, что он будет значить для меня, приравняется к полутора часам потерянного времени. Так бы и не посмотрел, наверное, если бы недавний «Трудно быть богом», на который я, наивный, шёл, как на экранизацию добротного, но не философского произведения, вновь не заставил меня вспомнить о той самой «Седьмой печати» и не пробудил во мне некий сугубо спортивный интерес — стало любопытно, похоже ли творение Бергмана на творение Германа, ведь и то, и другое, по факту, авторское кино в антураже мрачного средневековья, глупому зрителю неподвластное и мне, следовательно, потенциально неинтересное.

Прав я оказался только наполовину: «Седьмая печать» — это действительно авторское философское кино, но с «Хроникой арканарской резни» она имеет столько же общего, сколько слоёный торт «Наполеон» с французским императором.

Краткий экскурс в историю для тех, кто с ней не слишком знаком: на дворе приблизительно XIV век, и век этот, в который и происходит действие фильма, был эпохой довольно мрачной и не комфортной для проживания, так как за печально известной «чёрной смертью», вокруг которой крутятся события фильма и которая в своё время пожрала почти половину населения Европы, последовал катастрофических масштабов идеологический кризис общества — видя, как смерть косит без разбору и бродяг, и королей, и святых отцов, человек разуверился в истинности того, что с малых лет впитывал с манной кашей и впервые со времён античности задался вопросом о существовании Бога и о том, так уж ли он справедлив, как твердит Папа Римский за прочными стенами Ватикана.

Нравственный коллапс произошёл и с рыцарем Антониусом Блоком, которого играет ещё совсем молодой Макс фон Сюдов и который, уйдя в некий абстрактный крестовый поход подлинно религиозным человеком, вернулся из него сломленным и уже ни в чём не уверенным, отстранился от мира людей, стал ему чужд и обитает теперь в плену собственных фантазий. Он бы и рад умереть, но напоследок хочет узнать, есть Бог или нет, то есть понять, была ли его жизнь наполнена смыслом или он всего лишь гнался за ложными идеалами, и, если верно последнее — совершить хоть один достойный поступок.

Чтобы узнать это, рыцарь выбирает, как ему кажется поначалу, самого лучшего консультанта по вопросом религиоведения — самого Смерть, мрачный образ которого здесь до великолепия жутко передан малоизвестным актёром Бенгтом Экеротом (когда-нибудь я сломаю язык на скандинавских именах). Получается всё как-то само собой — Смерть приходит за Антониусом, но тот, желая получить отсрочку, которых мрачный жнец, как известно, не даёт, предлагает последнему партию в шахматы, где ставка — жизнь рыцаря. И Смерть соглашается, почему бы и нет? Эта жуткая партия, как можно догадаться, составляет один из столпов, на которых держится фильм, но всякий раз, когда игрокам удаётся сесть за шахматную доску, они не доигрывают партию — Блок тянет время, поскольку знает, что выиграть ему не под силу.

Второй столп — семья бродячих артистов, которые суждены умереть в пожираемом чумой мире, но как бы не замечают этого и, пожалуй, являются теми немногими из персонажей фильма, которые ещё способны строить какие-то планы на будущее. Блок, заразившись от пары светлым оптимизмом, приглашает их проехать с ним сквозь лес и остановиться в его замке, сам не понимая, что подписывает им тем самым смертный приговор — ведь тот, кто единожды попался на глаза Смерти, с которым рыцарь ведёт свою роковую партию, ускользнуть от него не сможет. Так, Антониус наконец понимает, зачем ему нужна была отсрочка — оставшуюся жизнь он решает посвятить спасению семьи артистов. И смысл фильма, на мой взгляд, именно в этом, в безвозмездном самопожертвовании ради счастья других, а не в пространных рассуждениях о Боге и дьяволе, которые неустанно ведёт рыцарь, и не в шествиях прокаженных, словно сошедших с полотен Брейгеля и в своей кошмарной достоверности делающих то, что не удаётся сделать создателям «Трудно быть богом» на протяжении трёхчасового хронометража, то есть вызывающих какое-то неосознанно-подсознательное чувство страха.

Фильм, что характерно, весьма хорош, несмотря на абстрактность временного промежутка, с исторически-реконструктивной точки зрения: благодаря работе режиссёра, гримёров и дизайнеров по костюмам грязно-тягостную атмосферу средневековья удаётся передать, даже не прибегая к помощи вымазанных в дерьме и кишках голых статистов.

Фильм, таким образом, к просмотру рекомендую как любителям авторского фестивального кино, так как он представляет собой весьма плодотворную почву для размышлений на моральную, нравственную и религиозную темы, так и любителям чего-нибудь попроще, потому что «Седьмая печать» — сам по себе проект достаточно интересный и зрелищный.

Без оценки, но явно в «любимые».

Ингмар Бергман — такой режиссер, который очень остро чувствует религию, он знает, как показать ее визуально, чтобы это не выглядело пугающим и странным. Создается такое впечатление, что он лично «копался», грубо говоря в религиозных исканиях, и кажется не докопался, таким образом он визуализирует свои представления о Боге, смерти, рождении и многом другом.

Главная тема фильма — это отношение человека с религией, и скорее всего не каждого второго зрителя зацепит на просмотр такая тема, но хочу сказать. Ингмар Бергман прекрасно, можно сказать хирургически, орудует сюжетом и абсолютно не дает заскучать, таким образом, получается прекрасный синтез. Фильм очень долго не отпускает после просмотра, заставляет пересмотреть взгляды на те темы, которые Бергман хочет, чтобы мы обратили внимание.

Во всяком случае об этом фильме тяжело сказать, что-то определенное, просто хочется пересмотреть ее, но позже, хочется возвращаться, и как со всяким грамотно сделанным фильмом, мы будем находить что-то новое.

«Седьмую печать» можно назвать несколько театральным фильмом, но это не совсем подходящее слово. Главное в этой истории — герои, а они прекрасно прописаны. Хочу подвести к общему знаменателю все, и сказать, что этот фильм вызывает не рядовые чувства, а что-то другое, он местами пугает, местами забавляет, и просто захватывает. Очень неоднозначные чувства, но что-то подсказывает, что это прекрасно…

10 из 10

Просмотр данного фильма пришелся на прочтение романа А. Камю «Чума». И эти два произведения стали прекрасным дополнением и отражением друг друга.

Сюжет фильма переносит нас в Средние века, в эпоху крестовых походов. Во времена, когда теологические премудрости — есть подспорье всего. Вера в Бога — основа существования. Чума выступает здесь как божий бич, отделяющий чистых от нечистых, праведных от виновных. Но так ли это. Уже здесь зарождается сомнение в существование Бога, милующего порочных и поражающего безгрешных.

Рыцарь Антониус Блок, после 10 лет крестовых походов возвращается домой обезбоженный и уставший. За ним является ангел смерти, с которым он решается сыграть в шахматы, чтобы отсрочить свою гибель и на последок разобраться в вопросах к самому себе: «Есть ли Бог?; Стоила ли жизнь чего-то?; Имели ли смысл происходящие события?».

Находит ли он ответ — нет. Смотря в глаза девушке, которую вот вот сожгут на костре, он не видит ни Бога, ни Дьявола, а только страх смерти и неизбежность кончины.

В начале фильма, когда он проповедуется ангелу смерти (сам не зная того) он говорит что Бог есть внутри него и что он не может от него избавиться. Наверняка такая трактовка божественного более верна и может быть противопоставлена религии, выходящей за рамки нравственности и гуманизма.

Проигрыш был неизбежен, но Антониус смог уловить в этой отсрочке миг счастья, в виде земляники и парного молока на лугу в обществе бродячих артистов.

9 из 10

Самым известным фильмом великого шведского режиссёра Ингмара Бергмана является «Седьмая Печать». В год своего выпуска, фильм вызвал немало шумихи, кто в целом знаком с творчеством Бергмана наверно догадывается почему.

Не сказать, что «Седьмая Печать» как-то определила творческий путь Бергмана, он просто взял тему, которая его беспокоила и превратил фильм по большому счёту в одно сплошное размышление с элементами сатиры на больную для многих религиозную тематику. Конечно «Седьмая Печать» арентированна на тех людей, которые либо сомневаются в существовании Бога либо просто на просто в него не верят. Мне, как человеку ищущему истину в вопросе религии и Бога было интересно взглянуть на эту тему глазами Бергмана. Режиссёр не изобретатель велосипед, он пытается не навязать своё мнение, а как раз наоборот, подискутировать, выслушать все стороны, есть ли жизнь после смерти, есть ли вобще Бог, как ведут себя люди, когда встречают смерть, стоит ли боятся смерти? Не на один из этих вопросов, Бергман, толком, не даёт никого ответа, мы лишь можем слышать доводы персонажей, которые сами знают не больше нашего. Хотел ли Бергман оскорбить чувства религиозных людей? Думаю да. Он делает это в некоторых сценах довольно открытым текстом. Но опять же, он скорее высмеивает этих людей, потому что со стороны некоторые моменты выглядят по-настоящему абсурдно и глупо. Бергман хочет сказать, что и среди верующих людей есть жестокость и ненависть. Особенно это видно в сцене, где в столовой люди заставляют обычного артиста танцевать и всячески развлекать их.

Иронию и улыбку вызывают самые первые кадры, когда главный герой фильма, по имени Антониус Блок играет партию в шахматы со Смертью. Как бы глупо это не выглядело. Что можно сказать по поводу самого Блока? Он себя считает одиноким, занудным, ничего не добившимся в жизни человеком, который так и не разобрался в себе. Блок задаёт множество вопросов на которые он не смог получить ответа даже в самом конце. В одной из сцен он говорит, что таких же, как он сам на свете очень много. И с этим тяжело не согласиться, ведь если вдуматься, то всех нас интересуют вопросы по поводу сущности Бога и что же с нами будет после смерти? Как правило, люди до конца своих дней не могут ответить на эти вопросы, поэтому чувствуют себя так же, как Антониус Блок — отчуждёнными и неудовлетворёнными жизнью. Бергман сделал картину довольно мрачной и холодной. Как будто, чем ближе мы приближаемся к развязке, тем больше нас окутывает тьма, тьма беспомощности и незнаний. Я смело могу назвать «Седьмую Печать» пессимистическим фильмом. Бергман как бы намекает, что множество людей проживают жизнь в пустую и всё что нам остаётся делать это задаваться вопросами — «что» да «почему». С самого начало партиями в шахматы, Антониус Блок пытается отсрочить свою смерть, потому что хочет сделать что-то важное и полезное, но в итоге не делает ничего. Так и многие люди, всю жизнь пытаются что-то сделать, а сами даже не знают чего хотят, в этом и заключается главная ирония — в бессмысленном существовании.

Ингмар Бергман загоняет зрителя в тупик своей картиной. Как я говорил ранее, «Седьмая Печать» пессимистическое кино, которое заставляет задуматься о жизни в целом, о том, что мы оставим после себя, сделаем ли мы что-то по-настоящему значимое, сможем ли ответить на вопросы касающиеся Бога и веры, либо будем скитаться в неведение, как Антониус Блок? Это ваш личный выбор. А в конце нас всех ждёт эта партия в шахматы со Смертью, которую мы как ни крути проиграем.

9 из 10

Тема фильма «Седьмая печать» — смерть. Поэтому этот фильм-притча будет актуальным вечно, как сюжеты, указанные Борхесом. Смерть в фильме повсюду. Сейчас, когда человек всячески пытается вытеснить смерть, антураж «Седьмой печати» кажется странным, непонятным. Но в реальном средневековье смерть наполняла повседневность. Когда фентезийные и исторические фильмы критикуют на тему того, что в средневековье была страшная вонь в городах и т. д., то забывают наряду с такими низменными компонентами, как отсутствие гигиены, еще такой сакральный компонент, как пронизывающая все смерть. Aequo pulsat pede — смерть безучастно поражает любого.

Смерти противостоит рыцарь, вторая по значимости фигура. Сейчас во времена, когда поиски Бога выглядят, как некий условный Энтео, отрицающий динозавров, фильм о колеблющемся человеку, ищущем веру, будет выглядеть немного смешно. А здесь показан именно такой человек, ищущий Бога и как некую справедливость, и как некое проявление любви в жестоком мире. Причем дешевые доказательства ему не нужны так Смерть, играющая в шахматы еще не доказательство вечной жизни. Кстати, облик Смерти здесь один из самых лучших за всю историю кино.

Несмотря на то, что в действия в фильме разворачиваются спокойно, нет ни сцен битвы, ни зрелищных трюков, он держит в напряжение все полтора часа.

Историкам фильм будет интересен еще по одной причине. Если почти все фильмы снимают, ставя в центр «маленького человечка», «простого человека» или, наоборот, «суперчеловека», то здесь очень хорошо изображен рыцарский этос.

10 из 10

Ингмар Бергман — тот режиссер, который заставляет задуматься практически с первого кадра своих фильмов, окутывает пеленой таины и грусти.

Но что же это за «Седьмая печать», кто она?

Вопросы, которые задаються, но не воспроизводяться в этом фильме имеют древнюю историю и самые разные трактовки. Бергман решил воспользоваться моментом и высказать свои мысли по этому поводу. Смерть — добра или зла? Способна ли она дать человеку второй шанс? Стоит ли ее вообще бояться? Таких вопросов очень много, и они по чуть-чуть растолковываются с каждой сценой фильма.

Мои ощущения от просмотра — мурашки по коже от такого четкого и правильного образа Смерти, которую блестяще сыграл Бенгт Экерот — неторопливая, рассудливая и (в какое-то время) рассеяная.

Актерская игра других актеров (особенно Макса фон Сюдова) тоже завораживает, заставляет поверить в их тяжелую жизнь и пережить все то, что чувствует человек XII-XIV веков.

Рассуждайте о вечном вместе с этим фильмом.

10 из 10

Если все несовершенно в нашем несовершенном мире, то любовь само совершенство в своем совершенном несовершенстве.

Фильмов, посвящённых вопросам религии и различного отношения к ней, снято не так уж и мало. Но, даже несмотря на всю их специфику, Седьмая печать Ингмара Бергмана стоит особняком. Картину эту знают или смотрели многие уважающие себя киноманы. Ее очень часто и скрупулезно разбирали по секундам многие критики, проводили аналогии с библейскими мотивами, с другими картинами самого Бергмана или с его жизненным опытом. Так что, не повториться будет сложно, но я попробую.

Я глубоко убежден, что настоящее искусство (именно искусство — не только кинематограф) не имеет привязки ни к национальности, ни к религиозным взглядам, ни ко времени. Кореец или испанка, католик или атеист, сто лет назад или через пару недель. Если они услышат Лунную сонату Бетховена, взглянут на Эйфелеву башню или прочитают «Д’Артаньян и три мушкетера», они получат от этого эстетическое удовольствие. Каждый по-своему. Потому что каждый сделает из увиденного или прочитанного свои выводы и будет по-своему прав.

Есть такие же вечные фильмы, которые спустя много лет после своего издания не теряют своей актуальности. Почему? Потому что в них затронуты проблемы, которые будут актуальны всегда и везде. Поиски смысла жизни, поиски самого себя, вера в бога и вера вообще, самопожертвование и осознание скорой смерти. Каждый хоть раз задумывался над этими вопросами.

Больше всего импонирует, что Бергман не навязывает свои религиозные воззрения зрителю, он просто честно показывает разную правду на фоне, казалось бы, несвязных сценок взгляды с разных точек зрения на одни и те же проблемы. Не возвышая и не принижая ни одну из точек зрения: каждый из них прав и не прав одновременно. Антагонизм, пусть и не явный, происходит между рыцарем Антониусом Блоком и его оруженосцем Йонсом. Первый — убежденный верующий. Второй — убежденный атеист.

Крестовый поход — такая чушь, до какой только и мог додуматься самый отъявленный идеалист.

Блок 10 лет пробыл в крестовых походах. Он видел смерть, разруху, голод и страдания. Все это творилось «во имя Бога». Блок устал, устал от жизни, устал от ужаса. Война стерла смысл его дальнейшего существования. Вот и пришел его час. За ним явилась смерть. Блок не страшится ее, единственное, о чем он просит, это о партии в шахматы как шанс спастись. За оставшееся время он, во что бы то ни стало, постарается обрести смысл существования и веру. Без них он не сможет прийти на страшный суд.

И время для ответов на эти вопросы весьма показательное — люди боятся конца света. Бушует чума — самое страшное, что видала Европа в ту эпоху. Как ведут себя люди, если знают о близкой кончине? Кто-то спивается, кто-то молится. Поведение церкви, мягко скажем, обескураживает. По городам ходят парады грешников, бичующих самих себя. Эти зрелища сопровождаются казнями еретиков и шутовскими номерами скоморохов. Показательна сцена в трактире, где толпа с неистовством была готова растерзать ни в чем не повинного Юфа, хотя 5 минут назад все набожно крестились «во имя Бога».

Неужели так уж немыслимо познать Бога, почувствовать Его. Почему Он скрывается от нас в тумане невнятных обещаний, незримых чудес? Как верить верующим, когда не веришь даже самому себе?

Здесь черное становится белым, добро превращается во зло. Здесь бывшие священники, агитировавшие за крестовые походы, становятся ворами, а обычный атеист спасает девушку от смерти и изнасилования. Здесь церковный художник уверен, что в церкви должно быть гораздо больше пугающих фресок, нежели дающих надежду. Запуганным человеком легче управлять. Здесь среди актеров-скоморохов главным считается тот, кто играет смерть на представлении.

Антониус встречает молодую семью актеров с маленьким ребенком. Новая жизнь. Новая возможность привнести счастье. Вот он шанс наполнить свою жизнь хоть каким-то смыслом. Слишком много плохого и бессмысленного случилось за 10 последних лет. Поэтому, во время второй партии со смертью Блок улыбается. Неужели он, наконец, обрел веру в себя и в Бога?

Вот моя рука. Я двигаю ей. По жилам бежит кровь. Солнце высоко, в самом зените, и я, Антоний Блок, играю в шахматы со смертью.

Вот группа случайных людей прорывается через лес, встречая проявления страха и чумы. Кара надвигается. От страшного суда не спастись. Чтобы хоть как-то отвлечь внимание от всего этого, церковь совершает казнь молодой девушки, которую обвиняют в связях с дьяволом. Антониус и Йонс по-разному смотрят на эту трагедию. Рыцарю важно знать о дьяволе, а оруженосцу больно видеть физические страдания девушки, которая вот-вот покинет этот мир. И Антониус вдруг все понимает. Он обязательно примет единственно верное решение.

Блудная жена возвращается к сапожнику. Шутовские игры со смертью, и вот она. Очередная партия в шахматы. Рыцарь больше не смеется и не улыбается, он просто все решил и принял судьбу, словно самурай на поле боя перед гибелью. Но ему не страшно и он не сомневается, ведь он уверовал. Молодая семья получает шанс спастись от смерти. Миссия выполнена, теперь Антониус готов идти в свой последний путь:

- Отсрочка тебе что-то дала?

- Дала

- Отрадно слышать

И будет новая жизнь спасена. И придет смерть. И станцует она свой непонятный, красивый и страшный танец. И будет это видение чудом спасшемуся Йофу. И познает смысл своего существования Антониус. И сможет он сказать, что уверовал и не зря прожил жизнь.

Не зря в начале рецензии я упомянул о том, что настоящее искусство всегда вне временных рамок. Неделю назад в Париже прогремела серия терактов. Погибли ни в чем не повинные люди. Ради чего? «Во имя Бога»? Чушь! И эти слова пишет верующий человек. Во все времена будут и порядочные атеисты, и самопожертвование среди верующих, и религиозные деятели, готовые наживаться на чувствах и тех и других. Любите друг друга, творите доброе и вечное, и не смейте нести в мир зло «Во имя Бога»! Спасибо за внимание, у меня все.

10 из 10

Вместо эпилога

И когда Агнец снял седьмую печать, сделалось безмолвие на небе. Как бы на полчаса. И семь ангелов, имеющих семь труб, приготовились трубить.

Твердь небес нависает над берегом моря, камень над камнем. Волны бьются, стеная, в холодные скалы: им неспокойно. Чёрной птицей застыло в клубящихся тучах молчание Бога. Сцена мира готова к пришествию смерти. И смерть приходит.

День гнева вступает хоровым пением, а завершается пляской смерти. Достойные античных трагедий декорации по-скандинавски лаконичны: пустынное побережье, оставленные деревни, безлюдный лес, гулкий неуютный замок. Мир накануне конца полнится криками истязающих себя фанатиков, соблазнённых дьяволом ведьм, съедаемых чумой бродяг, красноречивыми мертвецами у края дорог. Бергман ставит апокалипсис как пьесу, как мистерию с цитатами из библейских страстей, с афористичной ёмкостью диалогов, с отчаянной темнотой подступающего финала. Но вся эта грозовая полифония то и дело прерывается бытовыми зарисовками, вкраплениями живой, мирной, не боящейся ничего жизни. Тот же мир накануне конца тих и спокоен: Богородица гуляет с младенцем, на пригорке спеет земляника, бродячие актёры завтракают на траве. Такое смешение трагичного и комичного, духовного и мирского — не только дань традиции мистериальных представлений, но едва ли не основной вопрос качества земного бытия. Жить ли постоянным ожиданием кончины, сиюминутно осознавая собственную ничтожность пред ликом уравнивающей всё и вся смерти — или просто жить. И пока зритель старательно настраивается на трансцендентность, спиной ощущая самый древний из всех ужасов, себе Бергман наливает молока с земляникой, как символ жизни возрождающейся и восхитительно сладкой в своём вечном возрождении.

Но обыденные выводы не обладают привлекательностью экзистенциальных дум, и только ленивый с просветлённым чувством не отправится вслед за рыцарем. А кинематографический образ несказанно, самодостаточно красив: смерть играет в шахматы с человеком, костлявая в чёрном плаще со всадником бледным. Двухцветное поле борьбы — нет, не добра и зла (ибо смерть — не зло, а данность, непреложная константа), но осознанной воли и слепой покорности. Черно-белая плёнка, чёрно-белые фигуры, чёрно-белый мир. Разделённый пополам церковным кнутом и обывательским пряником; естественным желанием пить и веселиться и внушённым инстинктом падать ниц, придавленным осознанием презренной, предательской греховности своего тела. Мир, где люди не боятся гнева божьего, а призывают его самобичеванием и шествиями бесноватых пророков, где чума и предзнаменования конца света освещаются сводками новостей в тавернах. Средневековое мракобесие и memento mori как стиль жизни, боязливой и тёмной, озаряемой злорадной надеждой, что, по Иоанну Богослову, смертен весь мир — и лишь это позволяет смириться с неизбежным. А коли так, то подавайте скорее судный день — с громом и молниями, с трубным воем ангелов и зверьми, выходящими из пучины морской. Умирать, так с музыкой, эффектно и всем сразу — не оттого ли так смакуема человечеством мысль об апокалипсисе, так обсуждаема его вечно переносящаяся дата, что жутко, невыносимо жутко умирать одному. И до дрожи в коленных чашечках хочется знать — что там, за горизонтом конечного, что ещё, кроме беспощадной всеобъемлющей пустоты.

Именно это хочет знать и Антониус Блок, но он, путешествуя в укоренившемся кильватере правдоискательства, конечно же, ищет Бога; ну, или дьявола, как свидетельство существования Бога. Так же дихотомично, от готовности принять веру, маскируемую жаждой знания, до циничного, демонстративного неверия ни во что (как один из способов вызвать реакцию потустороннего), духовные метания разделились и на пару главных персонажей. И каменноликий, погружённый в себя Блок, и оруженосец Йонс, человек с повадками придворного шута и невообразимо грустным лицом в минуты молчания — оба они больны разочарованием, оба смертельно устали и, пожалуй, нуждаются в чём-то простом, тёплом, близком. Возможно, отсюда и пасторальная идиллия святого семейства актёров, и балаганные подмостки с шутливыми интермедиями — отдых и отдушина измученным сердцам. Однако вспомним, что комический жанр возник как лекарство от хронических ужасов действительности: когда страшное высмеивают, опускают до уровня жующей и ржущей толпы — то уже и не так страшно. Шахматы же, чередуемые театром на колёсах, сыгранные в кино, вырастают до мета-игры, которая и есть наша жизнь, и правила которой нам неизвестны. И, утончённо играя всей громадой сакраментальных смыслов, не сам ли Бергман, так навязчиво и упорно, с ранних лет преследуемый страхом смерти, мучительно пытается его преодолеть и, после «Седьмой печати», преодолевает совершенно.

Смерть — та кьеркегоровская истина, которой нельзя овладеть, её можно лишь пережить. И отложенная, в несколько раундов, партия позволяет рыцарю растянуть тягостный момент прощания на многие часы спокойного, осмысленного до последней секунды существования. Как летящая стрела Зенона застывает в пространстве без движения, так и Антониус Блок не может умереть, пока играет. Так живи сейчас, дыши полной грудью, ощущай каждое мгновение. Пока летит стрела, бессмертен и ты.

Хвалят ведь. И мне хочется похвалить, немного отойдя от «прорывов» и «нового слова в 57 году».

1957 год…Не столь далекий, как XIV век, в историческом контексте которого «снимается седьмая печать», наступает малый Армагеддон, расплата за грехи, кончаются пафосные крестовые походы. И в центре всего этого — склонный к анализу вопросов без ответов Антониус Блок, своей задумчивой физиономией заслонивший настоящего главного героя — оруженосца Йонса.

Фактический атеист, «храбрый оруженосец», возможно — не имеющий дурных помыслов в голове, которого так и хочется спросить «Что ты здесь, Вася, забыл?», бросает нетипичное и резкое «нет» на безрассудный вопрос веры, смещая жизненные приоритеты в сторону сегодняшнего дня. Собственно, на нем фильм и строится. Не поиск бога и не вопрос о (смысле) жизни — это же не «Андрей Рублев», и сцена в часовне здесь всего одна, но по содержанию вполне емкая. Людям нужно почаще напоминать, что они люди, и тогда жизнь станет чуточку проще — вот и вся философия, точнее — ее (полноценной философии) мученический конец.

В остальном «Седьмая печать» просто интересный, но все же немного устаревший фильм о средневековой Европе, довольно дотошный в деталях и имеющий всего-навсего один мистический элемент в виде самой смерти, которая вначале — фантазия первого протагониста, а позже — третье главное действующее лицо, которой по праву принадлежат эти мертвые земли. Плюс своеобразный юмор, приведший меня к тому, что конец фильма напомнил финальную сцену из «Смысла жизни от Монти Пайтон».

Чего же удивляться, что фильм по-прежнему можно оценивать с высоких позиций?