Рецензии

Невозможно говорить о художественной ценности кинопроизведения, когда речь идёт о картинах Михаэля Ханеке — слишком уж проникновенны его работы. Вот и в случае с «Пианисткой» автор буквально вгрызается и словно ножом пронзает реальность своих персонажей и ничего не подозревающих зрителей. Вот почему не приходится завидовать тем, кому «посчастливится» впервые увидеть его фильм (любой). Чтобы смотреть кино от Ханеке нужна максимальная мобилизация психики и непременное ожидание худшего (не в художественном смысле, конечно). Просматривая такое кино, напрочь забываешь о каких-либо необходимых атрибутах выдающегося произведения, а просто сосредотачиваешься на процессе. Процесс — вот краеугольный камень творчества этого мрачного созерцателя (звучит, надо сказать, очень по-кафкиански). Таким процессом для Ханеке становится болезненность и насилие. При просмотре его фильмов зрителя не покидает странное ощущение вуайеризма, что в большинстве случаев сопровождается также брезгливой отстранённостью и отвращением, поскольку этот вуайеризм часто оказывается вынужденным — фильмы Ханеке буквально приходится смотреть.

Все эти патологические ощущения в полной мере представлены в «Пианистке». Во многом это стало возможным благодаря блистательной роли Изабель Юппер (женщина, надо признать, без тормозов — под стать своей героине). Игра на грани риска сравнима с ролью другой Изабель — Аджани в фильме «Одержимая». Собственно, об одержимости и идёт речь в обоих картинах. Надо сказать, что Ханеке проделал отличную работу по проникновению в Тему, и сделал это гораздо лучше, чем, например, Рэдли Мецгер в «Наказании Анны» (хотя и тот был неплох!). Если отталкиваться от сюжета, не принимая в расчёт то, что могло бы быть, то все события выглядят вполне достоверно, и, надо отметить, автор проявил изрядную умеренность в подаче материала, и это притом, что фильм очень (!) откровенный. На самом деле, степень откровенности напоминает «Последнее танго в Париже», с той лишь разницей, что «Пианистка», выражаясь музыкальным языком, более камерна.

Надо отметить, что в фильмах Ханеке большую роль играет пространство дома (во всех его смыслах). Напряжённая атмосфера квартиры, где проживает деспотичная самодур-мать и её забитая, погрязшая в патологии дочь, напоминает отравленное пространство дома, в котором поселилась болезнь, из другого фильма Ханеке — «Любовь». Также нельзя не отметить параллели со ставшей тюрьмой и камерой пыток квартирой в фильме Романа Полански «Отвращение», где также затрагивается тема безумия и болезненной патологии. Во всех перечисленных фильмах главная тема — болезнь в различных формах. Пространство будто бы болеет вместе с человеком, отравляется и загрязняется им. Не случайно главный герой-любовник говорит Пианистке, что она «хочет заразить своей болезнью других». Кроме того, квартира — это также символ утробы, который в данном случае означает именно сексуальную патологию, невозможность естественного проникновения и удовлетворения потребностей, что в конечном счёте, при постоянном психологическом прессинге со стороны матери вырастает в крайнюю степень извращённости. Для обеспечения естественного доступа к утробе необходим в буквальном смысле слова взлом, физическое насилие и принуждение, причём чтобы это обязательно происходило в пространстве квартиры и в присутствии надзирателя (матери) — таковы неизбежные фантазии главной героини. Однако наибольшую грусть и сочувствие вызывают всё же не сексуальные девиации героини, а отсутствие понимания со стороны её партнёра. Можно долго рассуждать о механике БДСМ и необходимом для этого опыте подчинения (в первую очередь для «верха»), но, не удаляясь слишком от контекста фильма, достаточно будет сказать, что в этих отношениях чрезвычайно важна роль эмпатии, сопереживания. Холодность, с которой действует главный герой, вторит холодности режиссёра, фактически, швыряющего в лицо зрителю чужие перверсии и оставляя его с ними в растерянности и одиночестве. Конечно, очень сложно говорить о любви, когда речь заходит об извращениях и патологии, но молодость не в состоянии понимать, что значит на протяжении всей жизни сдерживать внутри себя эту пружину. Это также не в состоянии постичь не склонный к подчинению доминант — просто в силу своего эгоизма, тогда как столь смелые фантазии одинокой и не молодой уже женщины заслуживают всяческого уважения и, по крайней мере, сострадания. Говоря короче, молодой человек оказался, что называется, не в Теме (в то время как некоторые многое бы отдали, чтобы оказаться на его месте). Неловкость и стыд, связанные с этим неприятием, ощущаются зрителем почти физически, и это очень характерный трюк, которым спекулирует Ханеке.

В целом фильм очень неплохой, более социальный, нежели эротический, и Ханеке даже смиловался над обывателем, не предложив чего-то покруче и посмелее, ограничившись достаточно робкими фантазиями. Однако ряд финальных сцен выглядел нелепо и неуместно, оставляя ощущение оборванного повествования, будто бы цинично бросающего изнасилованного зрителя лежать и долго приходить в себя после увиденного.