Рецензии

Нельзя написать коротко, нельзя плашмя затронуть тему и так же легко от нее уйти. Не в этот раз. «Изгнание» — настоящий переворот, который произошел без меня, но слава богу, что произошел. С горечью выдавливаю из себя слезу из-за отсутствия маркетинга, наплевательского отношения к рекламе у продюсеров этого фильма и режиссера в частности, ибо видно, что это авторское кино, как и все остальное, что делает Андрей. Почему не было рекламной кампании — загадка. Успех был бы колоссальный — это во-первых, а во-вторых российское кино стало бы более интенсивнее прогрессировать, опираясь уже на современника, лидера в СНГ по многим аспектам, которые щас попытаюсь раскрыть.

В общем-то я вижу три условия, играющие ключевую роль во многих фильмах, эдакий краеугольный камень получается. Первое — это стилистика, в которую входят все визуальные и аудио эффекты, со всем своим бесконечным многообразием. Второе — сценарий. Третье — актеры. Каждый закон живет своей жизнью, но общее впечатление о фильме складывается суммарно из всех. И честно говоря, нечего мне сказать о последних двух, кроме того, что все получилось хорошо, на самом деле хорошо и даже восхитительно. А вот первый пунктик очень интересный.

Главной фишкой режиссера стал стиль! — Самое больное место российского кинематографа стало самым сильным. Вот такая метаморфоза, друзья мои. Это с одной стороны меня удивило, а с другой стороны к тому же заинтриговало, что дает мощнейший саспенс в нашей симфонии. Стиль мрачный, очень динамичный, мои нервы как струна резонируют от каждого телефонного звонка, которые предвещают плохие вести, от каждой бытовой мелочи, которая играет важнейшую роль в сладком обмане. В обмане, потому что верю в то, чего нет, в сладком, потому что хочу знать продолжение, и все эти факторы взаимосвязаны. Режиссер понимает принцип игры и делает все, чтобы каждая деталь была естественной, натуральной, без всякого силикона и пафоса не к месту. Он угадал почти все мои желания, как мог бы сделать только писатель с помощью книги, что намного проще, т. к. я сам дорисовывал бы то, что сам считаю нужным. Здесь же — все идеально подобрано для моих глаз, ушей и сердца, конечно же, с некоторыми поправками и сравнениями. Помимо прочего есть постоянное, сильное чувство присутствия, что меня еще больше затягивает.

Теперь о сравнениях. Русское кино на самом деле в заднице, испокон веков так было. Но как известно — в любой истории есть конец. И я чувствую, что вот-вот и славянский кинематограф станет одним из лучших, нужно только думать, анализировать и воплощать. Можно сказать, что «Изгнание» претендовало на мировую критику и какие-нибудь серьезные фестивали, но не в этом мире. А вот для СНГ — Звягинцев сделал настолько потрясающий прорыв, как в свое время первый полет Юрия Гагарина в космос. Буду следить за его творчеством и всех прошу обратить внимание!

10 из 10

В 2007 году Андрей Звягинцев показал публике свою вторую полнометражную работу «Изгнание»

Его первая картина «Возвращение» была оценена зрителями как шедевр. Видимо это вызвало у режиссера повышенное чувство ответственности за свои слова. Однако это чувство сыграло с ним злую шутку.

Как известно, любое произведение характеризуется как содержанием, так и формой, т. е. шедевр отличается как оригинальностью этих составляющих, так и их гармоничным сочетанием. Именно эти факторы послужили успеху «Возвращения». Однако в «Изгнании» эта гармония отсутствует, а режиссер превратился из художника в учителя.

Что нам показано в картине? Семья: муж-жена, родители-дети, братья-сестры. И эта семья поражена недугом: отсутствием любви. Не терпимости, не привязанности, но именно любви. И этот недуг ведет всех к гибели. Это основное послание автора зрителю.

Казалось бы, тема не новая, но и не стареющая. Что же нового мы увидели в картине? И вот тут мы обращаемся к ее форме.

Итак, где происходит действие и что это за семья? Ни обстановка, ни имена, не дают каких-то ориентиров. То бишь действие происходит нигде конкретно, но где-то на земле.

Далее, на каждом шагу автор приводит нам цитаты на библейские темы. То мать обращается к дочке: «Ева, подай яблоко» (грехопадение). То почтальон роняет конверт с результатами анализов и вынужден наклониться, чтобы поднять его и вручить (сцена Благовещения). То во время операции дети собирают пазл с картиной Леонардо… И так далее.

В общем, если «Возвращение» представляло образы, не предлагая очевидных выводов, то в «Изгнании» отсылки расставлены на каждом углу и даже не замаскированы, т. е. картина представляет собой скорее не оригинальное произведение, а сборник цитат. Так уже делали. Раньше.

Если автор затрагивает тему, не отличающуюся новизной, и при этом применяет устаревшие методы, то шедевр не получается. Именно так и произошло с «Изгнанием» — послание интересно, но способы его подачи выбраны неудачно.

7 из 10

Если оставить пока в стороне вопрос о степени гениальности Звягинцева, то, ИМХО, этот фильм можно поставить в один ряд с фильмами Тарковского: они представляют не классическое кино, а другое, «символическое» кино. Соответственно и цель эти фильмы ставят отличную от классики.

Классическое кино непосредственно стремится раскрыть страсти, чувства, переживания, страдания человека в их конкретике, а за этим — уже как цель второго порядка, подтолкнуть зрителя к пониманию общего и всеобщего для человечества, т. е. конкретное — это содержание классического фильма, а всеобщее — опосредованная интеллектуальной работой зрителя цель. При этом актер и его чувственно-психологические способности, сценарий и т. д. — являются инструментарием режиссера.

В отличие от этого, символическое кино стремится непосредственно донести до зрителя общечеловеческие ценности (всеобщее) — это и есть содержание — посредством выражения некоторых интеллектуальных символов, которые зритель желательно должен воспринять «здесь-и-сейчас» или в результате повторного просмотра и последующей мыслительной деятельности. А чувственно-конкретный видеоряд, чувства, страсти и вся игра актеров — это второстепенно, это не столь важно, это инструментарий, контекст, это не то ценное, что должен в результате вынести из просмотра зритель. Так, например, героиня страдает и даже умирает, но это непосредственно не главное, второстепенное. Зритель должен осознать, что важны не столько ее страдания или даже смерть, сколько ее мысли и переживания о том, что ребенок не только их дитя, но общечеловеческое, божественное творение, отношения с мужем не идеальные, не божественные и ребенок войдет в этот неидеальный мир. А страдания и смерть — это инструменты, чтобы лучше были понятны общечеловеческие ценности. Но где мы, а где общечеловеческое? Жизнь конкретна, она происходит «здесь-и-сейчас». Но фильм заставляет задуматься о глубоких смыслах бытия.

А гениальность авторов — это дело вкуса и истории. Останется в истории — значит для кого-то было «вкусно».

Начал смотреть картины Звягинцева совсем не с первой работы, поэтому «Возвращение» мне еще только предстоит, — режиссер играет с очень хрупкими ценностями и это особенно важно не только в масштабах российского кинематографа.

Место действия ленты было намеренно обезличено и это не с целью того, чтобы сказать, что в России подобной истории произойти не могло, просто человек един, его суть всегда будет схожей с сутью других людей, не смотря ни на какие видимые различия. Для русской картины это вдвойне значимо, ведь окружающая действительность слишком приелась и иной раз сложно серьезно отнестись к нашим «бытовым» пейзажам, на фоне которых разыгрывается семейный исход, -лучше пусть это будет несуществующий город неопределенной времени. Жизненные судьбы существуют вне стран, национальностей, а просто в человеческом обществе без разделений, в каждом обществе. Это маленький отрешенный мир, он ничей и в то же время это мир всех нас.

Многие существующие давно семьи живут по привычке, по принципу: «Стерпится — слюбится» или даже «главное, что человек хороший и не пьет», бывает, что удобно думать именно так для успокоения, самооправдывания. Здесь даже не работает устоявшееся мнение: «Детей любит, а значит может и меня». Но чаще всего душевная драма, порожденная глухим одиночеством и бесконечной нехваткой любви, беснуется так сильно, что унять её получается лишь на время, она неконтролируема, неподвластна, непредсказуема. А когда эта неудержимая сила вырывается на свободу, она начинает бороться с другой такой же силой, и происходит непоправимое.

Медленное, думающее, и взвешивающее каждый последующий кадр, кино, многогранное и глубое, как истинный шедевр. Камера не скачет, опережая действительность и здравый смысл, она в единении с природой, с действиями героев. Дождь в начале фильма заранее оплакивает скорую трагедию, в конце же извещает о будущих…

«Мы всегда отказываем живым в нежности, которую, раскаиваясь, напрасно предлагаем их теням.» Андрэ Моруа.

Семейной жизни не вышло, не смотря на двоих детей, между супругами прочно обосновался незримый вакуум. Муж полностью безучастен к семье, ему всё в формальность, потому-что так положено, для него жизнь выглядит именно так. Алекс по сути такой же как и Марк, только менее смелый в своем выборе, человек, которого устроило бы всё самое обыденное и заржавевшее в отношениях, не случись бы того, что произошло. Супруги молчат друг другу, молчат себе, но всему есть предел. Вера безжалостно одинока и на едине с супругом и среди его друзей и даже своих детей, её разрывает холодность мужа, безответность любви, которую терпеть уже невозможно. У них нет точек соприкосновения, они непростительно разные и сын с дочерью служат скорее помехой мирного решения многолетней проблемы. Здесь, как и в «Елене» Звягинцев уверяет, что дети будут либо копией родителей, либо превзойдут их в самых худших проявлених. Именно так и произойдет. Ответвлений не предвидится.

Окружающие люди ничего не подозревают, наблюдая вполне себе нормальную семью. Мы привыкли к черствости, к безжалостности, уже недопустимое считается нормой. Видя стандартную семью, подруга Веры, она же мать троих детей изрекает, что вам с Алексом надо третьего ребенка, но вот когда в семье начинается «надо» и «должен» дни обычно сочтены.

Алекс пуст как и пуста окружающая его действительность, и эта пустота его устраивает, где закономерных изменений не последует никогда. Вера же думает только о себе, принимаясь за такие безжалостные меры воздействия, она знала какова будет реакция, знала на что способен муж и его родня. Это был её последний «крик», фатальная черта за которую заступаешь, не думая ни о чем.

Супруги жили по-разному и до знакомства, так и продолжили, но уже создав семью. Противоположности притягиваются лишь на миг, оставляя за собой только разрушения. Вера пускай и радикальными мерами, но заставила мужа среагировать на ситуацию, сделать хоть что-то, а он в итоге заставит детей мгновенно повзрослеть, пройдя через неизмеримое горе утраты.

«Любовь даёт лишь себя и берёт лишь от себя. Любовь ничем не владеет и не хочет, чтобы кто-нибудь владел ею. Ибо любовь довольствуется любовью…' Джебран Халиль Джебран.

Изгнание» пронзил меня долгой и страшной болью. Я плохо спала три ночи после просмотра. Музыка ещё долго звучала в голове, мысли лишь усиливали боль. Обреченность, разрывающая душу. В Изгнании есть ощущение гулкой пустоты, когда не к чему прикоснуться — вроде бы прикасаешься, а оно превращается в прах. И поэтому Звягинцев — совсем не Тарковский, с которым его любят сравнивать. Тарковский скульптурен, барельефен, Звягинцев же передаёт вакуум. Страшное одиночество, отчуждённость. Биться, как рыба на берегу. Льнуть к человеку, и не чувствовать тепла. Милосердие Бога, льющееся в золотистых лучах, струях дождя, звучащее в пении птиц, стрёкоте кузнечиков, звоне колокольчиков скользит по героям, но не может проникнуть в них; бегство из тесного, душного города в тихие сельские просторы не приносит покоя, и уже мало кто видит, «какое здесь небо». Сад не становится Раем, а дом — Домом, ибо Рай начинается лишь в душе человека.

«Изгнание» — это о нас. Вне времени и места. Мы все не можем ни сказать, ни услышать самых главных слов, ибо слова рассыпаются, а мы грубы, мы не хотим слышать, мы замкнуты на себе. Мы мечемся в клетке своей гордыни и не желаем освободиться. Каждый из нас бывает на месте Веры, Алекса, Макса, Роберта.

Мечта Веры — рождать на Жизнь, а не на смерть. Но духовно живые люди рождаются только от настоящей любви, любви, которая «не ищет своего», любви ради друг друга. Когда мы говорим «Моя жена /мой муж /мои дети, моё, только моё», мы вычёркиваем Бога. Нет, Бог не отнимает у нас родных, речь о другом. Нельзя любить человека, как предмет, для себя, для удовольствия. Нельзя ломать ближнего об колено, как ветку, со словами: «Мне так удобно, я так хочу». Невозможно перешагнуть через чью-то жизнь и жить дальше. Боль Веры не в том, что муж не любит её, а в том, что он не любит вообще.

Она желает вырваться из порочного круга нелюбви и эгоизма, научить своих близких отдавать, жертвовать, отказываться от претензий. Но женщина — дух, а мужчина — плоть, каменная стена, отвергающая дух. Это не храм закрыт от Алекса, а его сердце закрыто от Бога, Его голоса. Если не видишь Бога в человеке, в храме Его не встретишь. Алекс не мыслит разделить свою жизнь с кем-то, дать кому-то право наравне с собой, даже если этот кто-то — это сам Господь.

Вера хочет родить цельного человека. Её первенец, Кир, уже надломлен этим миром, он не понимает сестру, а сестра не понимает его. И пусть он ещё инстинктивно на стороне матери, которую бьёт его отец, он не сможет стать Христом, даже эпизод с осликом — это светлая, но слабая мечта; он познаёт мир через разрушение (оторванная кукольная голова). Дочка говорит, что не может быть лучиком света в этом мире. Она хочет быть Евой (букв. «дающая жизнь душе»), но и она ранена, и её потомки тоже наследуют эти раны. Трое детей — символ Божественной полноты, но достижима ли она, если все надломлены? Каждый, кто рождается, оказывается вовлечённым в глухоту, непонимание, дети ещё не могут объяснить, почему всё так, почему их родители не живут нормальной, простой жизнью, но трещина между мужским и женским миром становится всё глубже и шире по мере взросления. Дети ещё верят чуду Благовещения, приходу Христа в мир, возможности примирения, но верить всё труднее и труднее. После грехопадения и изгнания из Рая мужчина и женщина стали чужими друг другу, и физическая близость ещё не делает их одним целым. Они боятся друг друга, а в любви не должно быть страха. Слово не должно падать в пустоту. Души остаются отдельными, чужими. Ни слова, ни знаки (звучащий в телефонной трубке Магнификат) не могут пробить этот камень. В ответ на попытку слова — пощёчина. В ответ на музыку — недоумение. Алексу трудно выйти за рамки себя, услышать нечто большее и высшее. Когда мы не слышим, мы рискуем упустить чудо, уничтожить его.

Часто нас понимают не самые близкие люди, но их участие не может исцелить наши раны. Вера не говорит Роберту о самом горьком, потому что знает, как глубока пропасть. Утешить и дать надежду, когда в твоей жизни — ледяной ад одиночества.

Если нет любви, нет Бога, то рождение бессмысленно — ничего не изменится, замкнутый круг останется, люди так и будут рождаться заживо мёртвыми. Поколения будут идти и идти, но боль и пустота останутся.

Мир не принимает Христа, Его слов. Не Бог изгнал человека, а люди изгнали Бога и друг друга. Изгнали любовь, а без любви человек — никто, каким бы великим и «правильным» он ни был.

Докричаться можно только путём страшной жертвы, покорно опустив голову и тихо проговорив: «Делай скорее то, что ты задумал. Я не могу больше ждать…», зная, что тебя не услышат, не увидят тонкой невольной параллели твоих слов… Умереть, не проронив ни стона. Умереть, потому что тупик. Потому что уже всё. Но это не усталость, это — предел, и риск, это то последнее, что ещё можно сказать. Отдать себя, отдать нерождённую жизнь — ради других. Горькие, страшные Евангельские аллюзии, происходящее ещё более горькое и страшное, чем в Евангелии, однако есть и надежда. Пусть кто-то и умрёт вслед за тобой, не выдержав внутренней боли раскаяния, он умрёт живым человеком. Когда умирают невинные, сквозь томительные затяжки сигаретами, долгие глотки кофе, в душах отправивших их на смерть, медленно, в незнакомых муках рождается совесть. Когда Марк, давно забывший о любви, тепле, семье, одинокий, живущий по принципу «всё правильно», произносит: «Бедная девочка…», он уже живой. Только живое сердце может не выдержать. Жёсткая натура ещё сопротивляется, но живое и человечное уже проступает на суровом лице. Ничком, громко, не по-мужски рыдающий Алекс… Каменная скорлупа распадается, и к обнажившейся душе прикасается Господь, и уже не важно, последует ли за этим прикосновением физическая смерть, или нет. Увидев свою дикую сущность, то, во что они превратились, братья обретают себя истинных, но давно забытых. Щедрый дождь омывает землю и воскрешает душу, и внутри Алекса шумит орошённое прохладными струями Древо Жизни.

Лишь перед лицом горя и ужаса мы начинаем понимать, кто мы, только так нас можно спасти — к сожалению. И нашим спасителем может стать тот, кого мы не любим, не хотим слышать. Но если нас можно спасти, хотя бы так — это уже хорошо.

10 из 10

Порой живут люди вместе много лет и лишнего слова друг другу не вымолвят. Ни дети, ни общие горести, ни радости не сближают их. В этой удушливой атмосфере так и рождаются «мертвые» и несут на себе крест несчастливой семьи всю жизнь. Вера, уже ни на что не надеясь, признается мужу, что беременна от другого, а Алекс с тех пор так и не может принять решение, как ему поступить. Его брат говорит: «Хочешь убить — убей. Это будет правильно. Хочешь простить — прости. И это будет правильно». Как нетрудно догадаться, судьба приготовит для героев сюрприз, не вписывающийся в эту чрезвычайно широкую схему.

Второй фильм Андрея Звягинцева станет испытанием даже для заядлых киноманов. Все то, что в «Возвращении» читалось между строк, в «Изгнании» предельно заостренно. Это и стремление режиссера войти в пантеон таких небожителей как Ингмар Бергман и Андрей Тарковский, и понятное желание дистанцироваться от российского кинематографа, выглядящее почти как презрение к нему, и тяга к чрезмерно длинным авторским планам с многозначительной тишиной.

Не имея перед собой хоть сколько-нибудь достойной фактуры для шедевра, Звягинцев «с нуля» создает фантастические координаты неведомого универсального пространства. В них места уличной грязи и народной пошлости, привычным нам Ваням и Дусям, и где даже мужики хмелеют не от водки, а от вина, сидя посреди «итальянской панорамы» с франтоватыми небрежно закатанными рубашками. Оператор Михаил Кричман вновь дарит изумительной красоты кадры, а покойный Уильям Сароян — простой, но вечный сюжет о тленности супружеской любви.

В погоне за совершенством, Звягинцев приводит к «золотому сечению» не только время и место, но и намеренно обезличивает характеры персонажей. Алекс и Вера не более чем архетипы мужского и женского начал в самых что ни на есть патриархальных значениях. Он — немногословен и мужественен, не позволяющий себе лишнего жеста. Она — тихая и кроткая мать, не смеющая прекословить мужу. Чуть сместить угол зрения — и форменный «домострой».

Первый час у экрана может удержать разве что вышеупомянутый Кричман. Самому Звягинцеву, поглощенному реалистичной передачей эмоций героев, видимо, не столь важно, что добрая половина зрителей устанет смотреть на осенние пейзажи и мрачные лица героев, молча принимающих судьбоносные решения. Зато последующие полтора часа сполна вознаградят терпеливых извилистыми поворотами сюжета и их проникновенностью. Тяжелая лирика «Изгнания» подтверждает становление, возможно, лучшего российского режиссера, способного отбросить сиюминутное и прикоснуться к вечному.

Изгнание, как и Возвращение, фильм очень простой по сюжету, но производит очень глубокое впечатление. В центре картины — семейный конфликт. Муж узнаёт, что жена беременна не от него. Отношения между супругами холодные уже несколько лет. Герои Звягинцева очень типичны. Жена — заботливая и любящая детей, муж, сдержанный, не показывающий своих чувств, готовый принимать решения.

Как и в Возвращении, непонятно, что в душе у героя. То ли он по-мужески мудр и умеет просто созерцать, раздумывать над происходящим, то ли его немногословность и холодность обусловлены крайней душевной убогостью. Я, лично, не хотел бы иметь такого отца. А, возможно, он постоянно думает, потому что сам не знает, что делать. Сидя в машине с братом, он сознаётся что бессилен, что не знает, как поступить.

Непередаваемое впечатление производит операторская работа, характер которой направлен на изображение намеренно упрощённых сцен. Всё здесь будто не настоящее: голые стены, мебель, всё крайне минималистично. Таких домов в жизни не существует! И всё это, по-моему, служит двум целям: сосредоточить внимание зрителей на актёрской игре и показать путём такой оторванностью от конкретного места действия и времени, наскоько универсален, насколько вечен этот конфликт.

9 из 10

Слишком уж много положительных рецензий на этот фильм. Прям не порядок. И о чём люди думают?! А вдруг это кто-нибудь посмотрит?! Два с половиной часа жизни насмарку! Вот и захотелось отрицательную написать. Так сказать уравновесить. Попытаться внести свой вклад. Спасти положение. Надеюсь у меня это получится… Хотя бы чуть-чуть… И так, начнём-с. Разберём это слайд-шоу по пунктам.

1)Актёрская игра. Это, наверное, самый отвратительный момент всего фильма. Видимо Андрей забыл снять, как в начале фильма, все его персонажи попали под действие какого-то боевого снаряда. Ибо они все напрочь контуженные! Говорят откровенную муть односложными предложениями и выдерживают паузы по пять минут. Эмоций никаких у них нет. Глав герой пару раз побесился, но очень неубедительно и недолго. Глав героиня меня вообще смешила весь фильм. Это что у неё за выражение лица было? Она вообще что хотела изобразить? Косоглазие? Но я уверен этому есть объяснение – просто её контузило сильнее всех основных. И как результат – дурацкое сокращение мышц лица. И выражение глаз тоже. Дети такие же зомби-тормоза, как их родители. Единственным вменяемым персонажем оказался дедушка. Но он, видимо, играл самого себя.

2) Попытка режиссёра изобразить вненациональность и вневременность места действия. Не получилось. Было потрачено куча денег, привлечены иностранные специалисты дизайнеры, состроены декорации и т.д. Но не получилось. А что же получилось? А получилось русская действительность, но с использованием устаревшей техники и американо-еврейскими именами у персонажей. Это чтобы международным кинокритикам легче было узнать в героях себя и дать автору денюжку. Другими словами – фильм не русский. Там ничего от России и для России нет. Сюда же стоит добавить, что “лучший русский режиссёр” снимал короткометражку для сборника “Нью-Йорк, я люблю тебя”. И этот факт лишь подтверждает мои слова. Плюс к тому – фильм коммерческий. Нехилый бюджет просто-напросто улетел вникуда. На прихоти режиссёра. Напомню, что вневременности удалось добиться например Ким Ки-Доку в фильме “Весна, лето, осень, зима… и снова весна”. Причём с существенно меньшими затратами. Исключительно режиссёрским мастерством.

3)Долгие планы. Они тут совершенно не в тему. Фильм, абсолютно без ущерба для всех его составляющих, можно было бы сократить вдвое. В них ведь ничего нет. Никакой эмоции. Это связано ещё и с тем, как отвратительно была подобрана музыка. Композициям ни разу не удалось меня “тронуть”. Сразу вспоминается, как в подобных планах должны звенеть струны души. Как они звенят при просмотре фильмов Тарковского, Антониони, Ван Сента, Ки-Дока, Ангелопулоса и других. И какая скука охватывала меня в фильме Звягинцева. Очень неудачное подражание.

4) Сюжет. Может сама задумка и хороша, но оценить её объективно, после всех вышеназванных недостатков просто не представляется возможным. Всё было испорчено.

5) Операторская работа. Великолепно! Вот тут нет никаких претензий. Михаил – вы просто молодец! Талант! На грани гениальности! Очень красивые планы иногда были взяты. Очень… Но на одном операторе фильм не вытянешь…

Пожелания: 1)Искренне желаю Василия Сигарёву, Евгению Гришковцу, Никите Михалкову, Тимуру Бекмабетову, а вместе с ними и Андрею Звягинцеву, счастливых и долгих лет жизни… вне кинематографа. 2)Искренне желаю Михаилу Кричману бежать от Звягинцева, и пробовать свои силы в настоящем искусстве. Уверен – у него получится. Шанс ещё есть.

Итог: продажное фестивальное кино. И ничего больше. Абсолютно не стоит потраченного на него времени. Шлак.

Моя оценка: 3 из 10

В одном важном диалоге этого фильма звучит вопрос:
- … ты уверен?
- да, (и тут же переспрашивает), в чем?

Так вот, я уверен, что это очень нравственное кино, оно наполняет и настраивает верными напоминаниями, они настолько обогащены и исполнены контрастом ярких меняющихся эпизодов, что остаться мимо равнодушным нельзя. Но если меня спросить, о чем это кино, а ты уверен, что оно красиво, не обманываешь ли ты себя, это будет вопрос. Начало очень выразительно, насыщенное натуральными картинками, скупыми диалогами, полунемыми сценами, простой одеждой, здесь отражена подробность охватить много, но с попыткой сосредоточенно вырезать только важное, где всё играет скрытый смысл. Но окончание плохое, сложно смотреть на разлад в семье, на невозможность разобраться и приложить усилия, чтобы сказать правильно мужу о ребенке, вопреки всей сложности отношений и непонимания.

- … мы ведь можем жить не умирая, друг для друга, сообща, ведь есть такая возможность? Но папа бьет маму, мама кричит на папу, потом они долго не разговаривают, почему они так делают?

Дом, в котором можно было бы жить с тремя детьми, стоит с закрытыми окнами, а на дверях большие черные кресты. Конец — это вообще тема Л. Н. Толстого, о том, что лучше быть ближе к природе, не отрываться от неё настолько, что промзонагорода поглотит нас, что мы перестанем понимать себя. И хорошо слышно как шумит и колышет поле ветер, видим, как обретает силу пересохший ручей, как стрекочут поздним вечером кузнечики, и не просто так летают мухи. Всё это действительно наполнено какой-то глубокой мыслью, страданием, желанием, слабостью и усилием, которое что-то приоткрывает в теле души. Сильно, красиво, жестко, но без такого тяжелого для просмотра завершения.

- что происходит, что с нами такое?
- что происходит, то и происходит, игра.
- что мне делать?
- что ты не сделаешь, всё будет правильно. Хочешь убить — убей, и это правильно; хочешь простить — прости, и это правильно, … просто прими решение.

Гениально.

Глупо, наверное, заявлять так сразу, так как фильм очень спорный для многих.

Я, как человек, открывший для себя арт-хаус с фильма Звягинцева — Возвращение, могу только радоваться, что есть такие талантливые актёры, режиссёр и, безусловно, оператор.

По поводу, последнего, кто видел «Возвращение» и наслаждался работой оператора, снимающего бесподобно и ёмко, что даже добавить нечего, то этот фильм точно для Вас, только ради операторской работы.

Сюжет мне понравился, он довольно-таки исчерпывающий. Фильм не нуждается в продолжении, но, на первый взгляд, кажется, что нужны пояснения.

По мне, в этом вся соль, что некоторые вариации происходящего можно самому для себя нарисовать.

У Звягинцева, как-то невероятно получилось преподнести эту картину. Тут нет экшена, нет никакой тайны, нет ничего из ряда вон выходящего.

Но, как обыгрывают даже минутные диалоги, как их снимают, как контрастируют цвета на заднем плане, природа, люди, одежда. Это невероятно.

Безусловно нужно отметить немаловажный момент — стилистику. Фильм стилизован так, словно эта картина Итальянцев, или же ещё каких-нибудь Европейцев. Яркие имена, наподобие Алекс, Роберт, ещё вызывают ощущение того, что это, может быть, Америка, но природа какая-то очень живая, да и люди не очень похожи на Американцев.

В общем, можно сказать, что это настоящий прорыв. Если такие картины будут сниматься ещё, то возможно, что русский артхаус и правда приобретёт массовость, потому что талантливо сделанные фильмы, всегда приятней бездушно наштампованных отечественных комедий, боевиков и т. д…

10 из 10