Рецензии

Бог наказал его, отдав в руки женщине

Впечатления от этого чувственного и страстного действия с налетом мистерии и дразняще-проникновенным вкусом можно сравнить с электрическим разрядом, запечатлевшим в сознании, да и во всем теле тоже, крохотные искрящиеся всполохи. «Венера» оставляет странное, но приятное послевкусие, которое, пожалуй, можно определить английским выражением bittersweet.

Сюжет (суть которого вы можете узреть в графе аннотация) все время отчаянно балансирует на грани китча, рискуя скатиться то в сторону пикантной вульгарности, то унизительной провокационности, в то время, как с третьей стороны неустанно поджидают, скаля зубы, проблемы классовости общества, сексизма, шовинизма, феминизма и иже с ними («Глупое общество, в котором мы живем, почему все всегда сводится к социальным проблемам?!»). Ну а в центре всего этого великолепия существует материальный сгусток живой энергии — актерский тандем Амальрик-Сенье.

С первых кадров видно, что Ванда — натура яркая и очень экспрессивная, в то время как Тома довольно зажат, и в начале недоволен происходящим, которое в дальнейшем захлестывает его с головой, впрочем, как и всех тех, кто рискует наблюдать за происходящим.

Явно пораженный мастерством и глубиной знаний «очередной глупой актрисы», Тома, тем не менее, не уступает ни единого миллиметра пространства своей партнерше. Вынужденный постоянно смаргивать со своих глаз пелену то вдохновенного восторга, то недоумения и даже страха, ведет не то страстный танец, не то ожесточенный бой — стратегическую игру, вынуждающую обоих противников то и дело отступать, признавая поражение, и готовить новый план для нападения. Происходит все это ровно до тех пор, пока Тома не теряет связь с реальностью и перестает понимать где он и что он делает, его страсть и легкая озадаченность не перерастают в настоящую одержимость, отдающуюся нервной дрожью во всем организме.

- Я думала, мы тут репетируем вашу пьесу

- Я хочу чего-то большего

Оригинальный ход (один из многих) заключается в постоянной провокационной (к концу даже очень) смене ролей, в переходе реальных людей к героям пьесы и обратно, в том, что противники, по мере развития событий меняются местами, просто чудом минуя опасность слиться в единое целое и породить этим не больше, не меньше, взрыв сверхновой.

Время пролетает на одном дыхании, действие разворачивается на пределе нервов, сил, возможностей и, кажется, на грани всего того, что называется человеческой натурой. Герои стремительно несутся к своему пределу, запутывая и без того напряженное действие все больше и больше, когда непонятно кто с кем играет, но выбраться из этой путаницы, из этого стремительного водоворота остроумных реплик и приемов уже не представляется возможным. Слишком далеко все зашло.

Реквизит извлекается из темных углов сцены, подобно желаниям Тома из самых потаенных уголков его души и разума, а напряжение, чувственное и дразнящее («грома и молний не хватает») — это единственное, что отрезвляет его и более-менее заставляет держаться на том опасном острие, на которое он сам с радостью забрался.

«Венеру» стоит смотреть как абсолютно полноценный спектакль, способствует этому сама постановка, камерность и атмосфера. Когда вы видите на экране только первые секунды этой ленты, вы уже становитесь обладателем единственного счастливого билета в первый ряд на единственный в своем роде спектакль, который разыгрывают специально для вас. Несомненный плюс такого обладания в том, что вы можете пересмотреть его тогда, когда пожелаете.

Вы еще ждете… «тот момент»?

Иногда в репликах, в легких и немного неловких движениях проскальзывает сожаление.

Полански, как обычно, затрагивает потаенные струны душ, заблудших и не очень, достает свой персональный набор отмычек для закрытых наглухо дверей человеческой натуры, склонной ко всему тому, к чему склонным быть, в общем-то, запрещено и не особо прилично.

Ванда не дает Тома никаких ответов о своей жизни, но, как ни удивительно, знает все о нем, она задает все больше вопросов, проникающих в его сознание и вызывающих те мысли, предаваться которым он совершенно не хочет, особенно здесь и сейчас.

«Тома, вы пытаетесь уйти от ответа?»

Кинки — вещи, о которых не принято говорить в обществе, о которых обычно неизвестно никому, кроме нас самих, и которые, вроде бы как не может и не должен разглядеть никто из наших близких, чтобы, не дай Бог, не помочь избавиться от них, и которые почему-то всегда оказываются на виду у незнакомых людей, как бы старательно мы их не прятали.

И мы вдруг обнаруживаем себя совершенно беззащитными под пристальным взглядом человека, о котором совершенно ничего не знаем, человека, захватывающего в тиски сначала наше воображение, следом сознание, а потом и всю нашу жизнь (буквально и фигурально).

- Это пьеса не имеет ко мне отношения.

- Да за исключением того, что вы — ее автор. Упс, интерпретатор. «Если какой-нибудь критик скажет, что это я, я его убью», верно?

Если Ванда Сенье (кстати, жены Полански) в данном случае — синоним блистательного и безупречного наваждения, то Тома — и герой, и жертва этого наваждения. Манера игры Амальрика более чем мила и очаровательна, а взгляд то испуганных, то томных глаз, мимика и жестикуляция подкупают еще больше. Именно по этой игре мы можем проследить это стремительное падение в бездну не то собственных желаний («желать опасно, желания могут постучаться тебе в дверь»), не то фарса, который так увлеченно разыгрывает Полански. Вот он все-таки срывается с края, не удержавшись, и летит вниз, еще не осознавая этого, все еще пытаясь держать себя в руках, вместо того, чтобы отчаянно хвататься за все вокруг, пытаясь замедлить падение.

Блистательные диалоги, рождающиеся в виде импровизаций (но мы-то знаем, что все было отточено до мелочей и заранее приготовлено с почти маниакальными тщательностью и упорством) звучат еще более ярко и выразительно из уст Амальрика и Сенье. Кстати, не представляю, как можно смотреть «Венеру» в дубляже. Найдите возможность посмотреть в оригинале, вы получите вдвое или втрое большее удовольствие, чем предполагалось изначально.

«Вы что, не поняли? Очень опасно быть во власти женщины. Любой женщины»

«Венера в мехах» — это чистейшая квинтэссенция театрального искусства, вобравшая в себя заодно множество аллюзий на дохристианские апокрифы и античную мифологию, на культурную жизнь как Франции, так всего мира, отсылки к музыкальным произведениям (ох, не зря рингтоном Тома служит вагнеровский «Полет Валькирий», песнь дев-воительниц, так, на минутку), к сюжетам литературы и истории искусства.

И о дааа, этот саундтрек, засевший в голове еще со времен трейлера. Стоит воспроизвести в голове пару нот, и вот уже можно ощутить в руках тот самый счастливый билет. Маленький парижский театр дождливым осенним вечером. Первый ряд, занавес поднят.

Режиссер-дебютант Тома расстроен и подавлен. Устал и раздражен. Он уже не может думать о своей пьесе на основе его любимого романа Захера-Мазоха. Он только хочет отужинать со своей невестой. Но вот на пороге появляется Она. Нагловатая, обтянутая в садо-мазо, манерами скорее походившая на потасканную шлюху из-за угла. Он, естественно, начинает думать, что те толпы бездарей, которых он только выдворил с прослушивания, были не так уж плохи. Но женщина почему-то сходу входит в образ, да так, что Тома очень быстро становится ею одержим — причем и образом (с давних пор), и актрисой (после прочтения трех страниц из текста).

Если сказать, что Полански в последние годы все больше почивает на лаврах, нежели стремится перевернуть мир — раньше он такую штуку проделывал не раз — то на вряд ли для кого-нибудь это станет откровением. Со времен «Ребенка Розмари» и «Китайского квартала» вот-вот пройдет полвека, но уже сейчас в жанре трудно не то, что сказать — попытаться принести в него что-то новое. «Призрак» был его самой удачной попыткой за долгие годы, «Резня» оказалось дуракавалянием (весьма, впрочем, очаровательным), в «Венере в мехах» юмор тоньше, напряжение держится от захода до выхода. Актеры на пределе своих возможностей. Театр превращается в кино, потом кино в театр. Амальрик, косивший в камеру безумным глазом, сразу выдает в себе альтер-эго Романа, Сенье — либо образ его жены, либо всех сразу женщин в его жизни. Это ладно. Для него извлечь саспенс из пустого места, это как Путину врать на пресс-конференциях; инстинкты живут с нами до глубокой старости. Главное, что позволяет не обозвать «Венеру в мехах» одним маленьким упражнением в мастерстве большего художника — это какая-то часть сугубо личного, которая заложена в сценарий еще на начальной стадии.

Смеяться над доверчивой аудиторией умеют многие — другое дело, что не так изобретательно — но над самим собой, образом жизни, окружением, убеждениями, моральными принципами, вот также ритмично и одновременно с двойной иронией между строк, никто. «И Бог наказал его, отдав в руки женщине» из его уст не совсем сексизм, скорее еще один штришок, окончательно превращающий просто хорошую трагикомедию в остроумную сатиру на современные феминистские течения. Написанную достаточно изящно, чтобы поставить ее в один ряд с любым современным драматургом, притом, что ничего нового Полански не говорит. То ли не хочет, то ли сказать нечего, то ли этот 80-летний мастодонт все никак не наиграется. Но при внешней расслабленности, почти развязности, играет он по правилам. Если есть дьявол, то и бог, искушение — риск, гордыня — расплата, похоть — страсть (и наоборот). Все здесь рифмуется, постоянно меняется местами, искрит, поддается гармонии, и с одной стороны плевать, что повод пустяковый. С другой — великие, если захотят, всегда могут намного лучше.

Мерзкий, мокрый после дождя городишко, по какому-то недоразумению являющийся столицей Франции. Страдающий базедовой болезнью режиссёр — дебютант уже отчаялся найти актрису на роль Ванды в пьесе по мотивам произведения Захер — Мазоха, и тут появляется ОНА. Определить возрастные рамки тяжело. Уже не девушка, но до пенсии ещё есть пара лет, выпирающие скулы, гренадёрский рост, мушкетёрские ноги, дрябловатые руки и спина заслуженной матроны. Туго затянутое в садистский кожаный кринолин тело опытной женщины. Особь, с порога начинает активно придуриваться, выдавая нарочито тупые реплики о сломанных каблуках, и парне, который хотел отыметь её в задницу.

Существо выражает заинтересованность в получении роли — навязчиво мельтешит перед глазами режиссёра тестом сдобных грудей, нарочно нагибается, позволяя ему оценить достоинства натруженной попы. Уступая натиску режиссёр соглашается прослушать соискательницу, и вот тут начинается волшебство. Словесный боулинг, изящное жонглирование репликами из пьесы вперемешку с комментариями актрисы и режиссёра. Происходит инверсия ролей, становится непонятно — кто тут режиссёр, а кто актёр. Женщина устраивает режиссёру импровизированный сеанс психоанализа, охотно выдавая достоверную информацию о нём самом и его подруге.

По мере развития пьесы становится заметно, что режиссёр вожделеет актрису, но испуганные, готовые выпасть из орбит глаза Амальрика говорят о том, что его пугают размеры партнёрши и её явная склонность к доминированию. Полански забавно высмеивает весь тот мусор которым забиты головы современных западных женщин:равенство полов, сексизм и прочая труха для экзальтированных домохозяек. На протяжении полутора часов продолжается тонкая, фривольная игра, смысл которой подобно бутону раскрывается постепенно.

С чем же мы имеем дело в данном случае? Кто эта женщина? И женщина ли она? Венера неотёсанных римских мужланов, или Афродита утончённых греков ? Она легко цитирует «Вакханок» Эсхила, её нарочитый эротизм, желание управлять, навыки опытного манипулятора, как вам такой вариант — Полански показал нам Лилит — первую жену Адама, согласно еврейской традиции считавшую себя равной мужу, и ставшей в итоге матерью демонов. А может быть она — обольстительный суккуб, призванный скрасить тусклые будни замухрышки — режиссёра ?

Итог.

Прелестная, несмотря на явный душок сатанизма, вещица от Романа Полански. Фильм-загадка для страдающих сплином интеллектуалов.

10 из 10

После не самой удачной экранизации популярной пьесы «Резня» Ясмина Реза, очередное обращение Романа Поланского к драматургическому материалу воспринималось с настороженностью. Тем более будучи показанным на Каннском кинофестивале 2013 года, лента была почти не замечена критикой и прошла мимо официальных наград. Да и возраст уже не тот, чтобы удивлять и хулиганствовать, но Роман Поланский опять доказал, что не зря он один из лучших режиссёров нескольких поколений. И хотя этот материал своего рода киноверсия театральной адаптации известного романа Леопольда фон Захер-Мазоха, на деле вышло, что Поланский вернулся к собственным истокам.

И вроде бы это довольно простая история прослушивания актрисы театральным режиссёром, где театр и жизнь переплетаются, пьеса перестаёт быть просто пьесой, а копия вытесняет оригинал, чтобы заново прочесть оригинал, неожиданно пробиваются мотивы «Ножа в воде», «Тупика», «Ребёнка Розмари», «Жильца», «Писателя-призрака», Альфреда Хичкока, Франца Кафки. Ведь в сущности, герой «Венеры в мехах» — драматург, который решил дебютировать в режиссуре, точно такой же без вины виноватый (в данной роли Матьё Амальрик поразительно похож на самого Поланского в молодости), который в странной абсурдной стрессовой ситуации постепенно начинает терять собственную идентичность и меняется местами со своей оппонентшей. Хотя казалось бы, в чём же его вина? Неужели в том, что он родился мужчиной? Ведь финал можно свести и к такой банальной интерпретации, благо привязанный к фаллическому кактусу, беспомощный герой, который ничего не может противопоставить обнажённой «Венере в мехах», так и кричит об этом. Ведь это противостояние «мужское-женское» с игрой в «хозяина и слугу» остроумно перевернуто с ног на голову.

Каждый хочет быть любимым, но в отношениях всегда есть доминирующий партнёр. И не только в паре «мужчина-женщина», но и в «первоисточник-адаптация», «режиссёр-актёр», «творец-творение». Но иногда в порядок вещей вламывается сам Дьявол в лице абсурдных обстоятельств (что интересно, следующий запланированный фильм Романа Поланского называется просто «Д») и путает все карты. Конечно же, Дьявол — это Женщина, которая благодаря своей виртуозной игре не только станет «хозяйкой», «богиней» для режиссёра Тома, который втайне даже мечтает о чем-то подобном, но и сама становится автором и режиссёром, а тот, кто ещё недавно держал всё в руках становится очередной марионеткой в многовековой игре под названием Жизнь. Можно сказать, переиначивая сюжетный мотив, что когда нам кажется, что мы хозяева жизни, может выйти так, что Судьба сделает вас её заложниками. И остаётся только уповать на спасительный рассвет.

Показывают промозглую серость, дождь, безлюдную улицу и позабывший аншлаги затрапезный театр внутри которого, на сцене, колонна-фаллос — фанерный кактус из отмененного вестерна, и усталый писатель-коротышка бухтит в телефон: ».. у героини тогда уже были муж, пять детей и туберкулез, она была зрелой женщиной. А сегодняшние говорят как 10-летние и одеты как шлюхи или лесбиянки». В двух словах перед нами — мерзость запустения. Тут в зале появляется промокшая насквозь очередная «шлюха и лесбиянка» — пришла на пробы.

Сначала я подумал, что «Венера в мехах» — это старческое брюзжание, дескать, «этот мир уже не тот, пора подводить итоги»; в результате так оно и оказалось.

Экранизация пьесы драматурга Дэвида Айвза о другом драматурге, переписавшем некогда скандальный шедевр Захер-Мазоха, подарившего, хоть у него и не было такой цели, имя мазохизму и с тех пор растерявший скандальность, режиссером, изобразившим в роли того драматурга униженного и возбужденного, самого себя, Куземский — Ванда Журдан — Ванда Дунаева — Венера с зеркалом — Поланский. Интертекстуальность уже слегка укачивает, затем невидимые предметы будут звучать как настоящие, мокрый шерстяной шарф превратится в татарский мех кавказского соболя из Казахстана, и у той, кого низкорослый драматург только что называл дилетанткой и «не тем типажом», он немедленно окажется под каблуком, потому что «под грушевым деревом рядом со статуей Венеры, я нашла книгу «Фауст» Гете с Вашим экслибрисом», и здесь станет ясно, что на пробы к драматургу пришел сам чёрт или скорее сама Афродита. Из под постмодернистской шутки про секонд-хэнд сюртук 1869 года* за 40 евро, надев который смешной коротышка делается прямо аристократом «с акцентом», поднимает голову миф, и без пафоса, зауми и спецэффектов оказывается вполне живым и настоящим. И тогда мужчина-писатель целиком отдается божеству, из последних сил делая вид, что просто читает старинный текст, в котором, впрочем, «много моего собственного».

Это старческое брюзжание как анекдот про «яйца до земли уже не достают, потому что земля просела», только с обратным смыслом: старик действительно по прежнему доволен своими яйцами, а земля и в самом деле просела. Миф выглядит особенно живым и прекрасным сейчас, когда его успели основательно затереть и позабыть, запамятовать, что он живой и помирать не собирается. Думаю, «Венера в мехах» Поланского прекрасно выглядит именно сегодня, это актуальная история. На заранее уготованные реплики моралистов, которые как обычно «очередной плоский анекдот сатира-космополита-извращенца тыкающего в малолеток», режиссер отвечает откровенностью пополам со смехом: «В каком идиотском мире мы живем! Почему мы все стараемся свести к каким-то тривиальным вещам и порнографии? Что вы в следующий раз найдете в этой пьесе? Сексизм, расизм, классовую борьбу?» Действительно, в этом анекдоте, кроме похабства есть еще достаточно пищи: об авторе и произведении, власти автора над текстом, авторе в условиях его «смерти», отношениях искусства с реальностью, подчинения одного другому и тому, что всегда было и есть под ними обоими. Наконец, должно уже стать понятно скандальное брюзжание режиссера на прошлогоднем Каннском фестивале*, где он не одобрял мужеподобных баб, подчеркивал разницу полов и назвал идиотизмом то, что мужчине сегодня нужно извиняться называя женщину — женщиной.

* В этом году Захер-Мазох написал «Венеру в мехах»

* Это был выпад против гормональных препаратов от которых у женщин растет борода и они начинают мочиться стоя.

Новое творение величайшего режиссера Романа Полански - камерная театральная драма. Более того, действие разворачивается на сценических подмостках, где режиссер-дебютант по имени Тома прослушивает актрису на роль Ванды, героини классической повести Леопольда фон Захера-Мазоха «Венера в мехах». Поначалу мы видим режиссера в полном отчаянии, он жалуется по телефону невесте, что все нынешние актрисы похожи на кукол и разговаривают тонкими детскими голосками, как будто набрали в легкие гелий из шариков. Между тем, повесть о мазохизме - и ему нужна настоящая женщина-вамп, или хотя бы кто-то, кто смог бы ее изобразить. В самый последний момент, когда Тома уже собирается уходить, в дверях вдруг возникает вульгарная особа, воплощающая в себе все, что он терпеть не может...

Разумеется, не все со мной согласятся, но мне почудился в пьесе, воплощенной Полански на экране, налет мистики. Иначе откуда актриса Ванда (представляющаяся тезкой героини романа) берет полную версию пьесы, как у нее в сумке оказывается домашний сюртук 1839 года выпуска (неужто в самом деле купила в секонд-хэнде за 40 евро), да и что это за странный древне-греческий танец, который она обнаженная изображает в мехах, хотя меху совершенно неоткуда взяться - и всю пьесу она играла, сделав себе накидку из бардового шарфа. Да и слова она знает наизусть, хотя говорила, что только 'проглядела' пьесу. Затем сознается, что 'проглядела' и роман.

Всю картину она ведет с режиссером изысканную игру в кошки-мышки, периодически представляясь не тем, кем является (к примеру, детективом, которого наняла следить за Тома его невеста) - это немного роднит фильм с другой театральной кинопостановкой на двоих - 'Интервью'. Только 'Венера в мехах' на порядок интереснее - и неоднозначнее. Режиссер и его совершенная актриса так заигрываются, что уже невозможно отличить текст пьесы от их собственных слов и эмоций. Тома буквально погружается в свою же собственную пьесу и в определенный момент оказывает и ее героем, и жертвой 'женского коварства'.

Зрителю остается только задаваться вопросом, а не сама ли Венера-Афродита явилась к слишком смелому режиссеру, чтобы наказать его за слабости и унижение женщин, которое он позволил себе, слишком вольно трактуя классическую повесить фон Захера-Мазоха?

На главные роли Полански взял замечательно исполнивших свои партии актеров - Эмманюэль Сенье и Матье Амальрика. Потенциал Сенье Полански мог оценить в полной мере, как актрисы и как женщины, - у них двое общих детей. Нынешний образ, во многом, сродни тому, что Сенье показала в 'Девятых вратах' - он загадочен и притягателен. Амальрик своего рода альтер-эго самого режиссера, как герой пьесы Северин - альтер-эго режиссера своей же пьесы. Во всяком случае, Полански и Амальрик удивительно похожи. К тому же, у обоих польские корни и крошечный рост ниже метра семидесяти.

Иногда экранизации театральных пьес бывают удачными, иногда более чем удачными, а иногда почти гениальными - когда за дело берется такой мастер, как Роман Полански. Разумеется, он получил за этот фильм 'Сезар' как лучший режиссер Франции. Абсолютно заслуженная награда.

9 из 10

В старом, занюханном театре с потрёпанной вывеской и наклейками «Спектакль отменен» вместо обоев сидит привычно убедительный в своей унылости Матье Амальрик, непонимающе глядя трагически-лягушачьими глазами на вульгарную полуголую Эммануэль Сенье, пришедшую к нему на прослушивание. Само собой, по мере эволюции её образа желание постановщика побыстрее спровадить навязчивую девку вскоре уступит место потребности узнать, кто это такая и откуда она так хорошо знает не только роль, но и его самого. Вот тогда-то и начнётся полноценный сеанс иронического психоанализа с элементами садо-мазо, двусмысленного травести и социотроллинга от юного душою в свои восемь десятков Романа Полански.

Бог резни сошёл со сцены, и на неё вальяжно-властной походкой прошествовала богиня любви в кожаном корсете и ошейнике. Призрак Захер-Мазоха мелькает между кадров, довольно взирая на то, как разыгрываемая парочкой талантливых французов пьеса начинает понемногу поглощать реальность, чтобы в итоге вытеснить её в область фикции. Гремит невидимая чашка с кофе, шелестят существующие лишь на словах ветви деревьев – а устами изображаемых персонажей герои фильма без привычных купюр этикета говорят о чём-то важном, личном и столь пикантном, что воздух вокруг них всё громче звенит сексуальным напряжением, в паузах между репликами становящимся просто оглушительным.

Хитрый Рома не боится смеяться ни над собой, ни над зрителем, ни над обществом – и делает это с таким увлечением и задором, что наблюдателю сложно не проникнуться. Нетрудно догадаться, кого инкарнирует в «Венере в мехах» поланскиподобный Амальрик, учитывая наличие у него партнёршах собственно жены франкополяка. Передавая шуточный феминистический привет своей «Горькой луне», режиссёр намеренно размывает границы между действительностью зашуганного театрала Тома и миром его разнузданных грёз, воплощаемых дуэтом на сцене. Реальный разговор и обмен сценарными фразами всё более плавно перетекают один в другой, прозорливость таинственной актрисы становится всё более невероятной, пока наконец ошарашенный мужичок не оказывается полностью вывернутым перверсиями наружу, а аудитория перед экранами – недоумевающей: то ли смеяться и аплодировать, то ли плеваться и крутить пальцем у виска.

Главное достоинство «Венеры» - это глубинный эротизм, возникающий из управляемой химической реакции между лицедеями и той самой многозначительной иронии, которая делает его острее и насыщеннее. По сути картина представляет собой полуторачасовой фривольный анекдот – с изрядной долей абстракции, фантастическими допущениями и фабулой, где есть катарсис, но фактически нет развязки, эдакая «Эмили Мюллер» в редакции господина Фрейда. Однако мало какой анекдот оставляет публику не только хихикать/морщиться (в зависимости от воспитания), но и задаваться некоторыми весьма смелыми вопросами относительно собственного бытия. Ведь кто знает, что осталось бы от тихих, примерных семьянинов, если бы в момент уединения их застигло исполнение самых смелых фантазий, на которые только способна неискоренимо животная натура человека?

Необычная и высокоискусная постановка Романа Полански, который показал театр в кино или кино в театре, или историю внутри истории? В любом случае, связь с реальностью пропадает, оставляя только действующих героев и на сцене, и на экране, и на экране во время сцены.

Перед нами отчаявшийся постановщик Тома, который пытается найти актрису для своей пьесы. Кадры приветствуют нас в театре, бросая сюжетные продвижения на сцену, а попытки достичь своей цели оставляют кадрами пустого зала. Актёр Матьё Амальрик достаточно хорошо производит впечатление отчаявшегося постановщика, который остаётся один на один со своими неудачами. Но опоздавшая на прослушивание артистка в исполнении Эмманюэль Сенье меняет весь сюжет по своему характеру.

Первый акт раскрывает персонажей как противоположностей, как статус «режиссёр» и «актриса», стирая грани между равенством полов. Личные доводы и переживания плавно перетекают на репетиции «Венеры в мехах». Леопольд фон Захер-Мазох написал этот роман в 1870 году, получив много постановок в театрах, эротических экранизаций в конце 60-х и как поклонников, так и противников этого чтива. Данная тема не оставляет современное поколение, представляясь перед нами в новых амплуа.

Версия 2013 года даёт зрителю игру во время игры. Пока автор и исполнитель второстепенной роли пытается указать, что ему нужно от Венеры, актриса завладевает положением. Мы узнаём пьесу за игрой двух людей, пока сцена плавно не переходит в реальность. Жена режиссёра Романа Полански – Эмманюэль Сенье великолепно изображает заинтересовать и важность роли Венеры для постановщика. А вот Матьё Амальрик пытается выудить свой подтекст в романе 19 века.

Впечатление от подготовки к роли женщины передаётся на зрителя. Стирание границ продемонстрировано весьма точно, ведь только мы погружаемся в роли актёров пьесы, как они возвращают нас в мир Романа Полански, как бы говоря, что они на сцене и всё это роли в театре. Переход от увлечения к одержимости путает: где герои произведения, а где актёры. Экстравагантно авторы обходят все эротические детали романа, как бы делая акцент на них, но оставляя в воображение дальнейшую физиологическую связь.

Благодаря постановке можно узнать сюжет и смысл книги, но вот личная заинтересованность Матьё всплывает позже, позволяя роковой женщине захлопнуть ловушку. Это строгая, расчетливая и доминирующая героиня способна перевернуть смысл романа, заложенный ещё Леопольдом фон Захер-Мазохом, бросая вызов современному поколению. В конце концов, каждый читатель вправе понимать и принимать роман так, как он его визуализировал и осознал. Скрытые смыслы и эротический подтекст радуют мужчин, раскрывают понимание ими (да, Матьё тут начинает говорить за весь мужской пол), а ущемление женщины, принуждение и, ни дай Бог, неравенство с мужчиной отражаются жарким огнём в глазах актрисы.

Раскрываются истинные мотивы прихода на пробы, в то время, ты ещё не можешь понять: это ещё образ или реальный конфликт, но финальная сцена полностью переворачивает понимание фильма и в целом осознание работы Полански. Кульминация до того непредсказуемая, что ты начинаешь осознавать: а это когда игра перешла в реальность, ведь всё было так выточено, прокомментировано и скрыто юмором, что остаётся только восхищаться исполнением и иной адаптацией романа от Романа (каламбур уместен).