Рецензии

Никто не знает, откуда появился этот человек. Просто в какой-то момент он, грязный и обросший, начал стучаться в дома к добрым людям и упрашивать их впустить его в дом, так как он грязный и ему срочно требуется принять душ. Само собой, радушного приема этот человек не встречает; вопреки стереотипам, Нидерланды — не самая приветливая страна в Европе, а особенно по отношению к подозрительным пахучим незнакомцам. И уйти бы ему из этого района несолоно хлебавши, не сыграй он на чувстве жалости одной рыжей домохозяйки, чей муж жестоко избил незваного гостя при входе…

Более всего удивителен тот факт, что почему-то многие рецензенты говорят о неком разрушении семейной идиллии, что не совсем справедливо. Конечно, до появления Боргмана у этих людей не было таких суровых конфликтов и ссор, которые последуют после его прихода… но называть их отношения «идиллическими» не поворачивается язык. Жена — абсолютно невротизированная и убитая бытом скучающая женщина, одновременно презирающая мужа и дистанцированная от собственных детей (которыми, походу, вообще только няня и занимается; ну разве что отец проявляет изредка нежность, да и то к самой младшей из дочерей). Муж — эмоционально нестабильный шовинист, в упор не замечающий проблем в семье и оттого не слишком помогающий их решению. У детей явно нет эмоциональной близости не только со своими родителями, но и друг с другом, что, вкупе с ярко выраженной интроверсией каждого из них даёт своеобразное сочетание аутизма и легкой социопатии — особенно, опять-таки, у самой младшей… Разумеется, родители постоянно повторяют, что всё в порядке, но суть-то как раз в том, что не всё в порядке — ничего в порядке в этой семье не было с самого начала. И присутствие Боргмана лишь раскручивает эту катушку усталости, накопившихся претензий, ненависти друг к другу и стремления к пороку…

Что автоматически ставит вопрос о том, кто такой вообще этот Боргман. Несмотря на абсолютную естественность своих действий, тем не менее он производит впечатление потустороннего существа; типа семьи Джексонов из фильма «Цена молока», которые вроде бы являются вполне обычной реальной семьей, но в то же их действия отличаются невероятной фантастичностью. Отчасти это впечатление создается абсурдистской атмосферой и чрезмерным символизмом, отчасти — недосказанностью и всемогуществом этого персонажа: зритель не понимает его мотивировки и предыстории, но при этом абсолютно заворожен его харизмой и опасной притягательностью. Одновременно в голове крутятся до миллиарда вопросов: кто это, почему в начале Боргмана преследовали эти люди, причем тут борзые, откуда у него пособники, как ему удается так легко проворачивать свои кошмарные интриги и, главное, зачем…

Но, несмотря на сюрреалистичность происходящего, стиль «Боргмана» отличается удивительной сдержанностью и простотой. За исключением отдельных сцен, несущих в основном только лишь символическую нагрузку и не являющихся сюжетно обязательными, «Боргман» подчеркнуто бытовой и сдержанный. В другом фильме подобный стиль казался бы слишком серым и пресным, однако в руках оператора и сценариста киноматериал преображается: вся эта повседневная жизнь обыкновенной семьи, бытовые споры и разговоры, минимум крупных планов и цветов — всё это играет на руку рассказываемой истории.

Ведь, в конце концов, что может быть естественнее жажды человека к деструктивности и насилию?

Вы когда — нибудь бывали в Нидерландах ? Превосходная страна, местные жители очень дружелюбны и гостеприимны. Суровая протестантская этика заставляет самозабвенно трудится, развлечений мало. Как только появляется свободная минутка, все честные кальвинисты (включая благообразного пастора) берутся за оружие, и участвуют в народной голландской забаве, которая называется «завали бомжа». Поют птички, весело похрустывают ветки под ногами загонщиков, азартно кряхтят благочестивые горожане, проказливо вскрикивают загоняемые бомжи… Идиллия.

Все посмотревшие этот фильм задаются одним вопросом: что это было ? О чём поведал нам желчный старикашка Вармердам ? Попурри из кощмарных снов терзающих пожилого режиссёра ? Язвительная насмешка над бездуховными, сытенькими буржуинчиками, ведущими растительный образ жизни (не случайно Боргман сажает их как цветочки — головками вниз, в тазик с цементом, получилась очаровательная подводная оранжерея)? Версий много, выясняется, что правильного ответа не знает даже исполнитель главной роли Ян Бейвут (на Кинопоиске выложено его интервью).

Боргман и компания — кто они ? Каждый раз, когда им в руки попадает новое тельце, самый отвратный из них (Вармердам) достаёт набор явно нестирильных скальпелей, походный редикюль садиста. Зачем инструменты ? Один раз нам показывают как Людвиг (Вармердам) чего — то ковыряет в спине пациента скальпелем. Если мы принимаем на веру сверхъестественную природу этих существ (шайки Боргмана), то вариантов всего два. Ангелы или демоны. И те и другие охотятся за душами людей, и не брезгуют использовать хорошо (и не очень) заточенные ножи.

Представление об ангелах как о толстозадых, потешных мальчуганах, покрытых нежными целлюлитными складками, это представление не соответствует действительности. Гавриил и Самаэль являют абсолютно другие образы ангелов. Но, в кадре часто появляются чёрные собаки. К чему бы это ? Чёрный пёс — очень сильный символ. Простите за эрудицию, но Мефистофель являлся Фаусту в образе… чёрного пуделя. Значит всё — таки демоны, и интересуют их души людишек.

Фильм перенасыщен смыслами и аллюзиями, разбирать его покадрово — сильнейшее наслаждение. В безделице написанной Шекспиром, главный герой хочет разоблачить отчима, и ставит пьеску под названием «Мышеловка», реакция нелюбимого «папули» убеждает героя в том, что подлец виновен, а значит «яду мне, яду !» Кстати одного из героев зовут Полонием, вот же гримаса судьбы, нынешний очень брендовый яд носит такое же имя. Так вот, Боргман тоже ставит пьеску, чутко отслеживая реакции, и радушно угощая всех желающих чудодейственной амброзией.

Можно найти аллюзии на Гаммельнского крысолова и многое другое. Самое главное что режиссёр — то очень перспективный, мальчишечке всего 62, а его уже заметили в Каннах, не успеет разменять сотню, как его пригласят на «Кинотавр», а дальше.. . молодым везде у нас дорога…

8 из 10

Если бы Кафка всю жизнь проработал не клерком в страховой конторе, а, наследовав дело отца, стал бы достопочтенным Geschaftsmann’ом, то, он вероятно, писал бы не о мелких чиновниках, бродячих землемерах, коммивояжерах-неудачниках и прочих закомплексованных принеси-подаях, а о менеджерах и дельцах, достаточно состоятельных, чтобы владеть огромным особняком с прилегающим садом и прилагающимися к ним и трем детям английской гувернанткой и садовником. Но в его прозе все так же сквозило бы отчаянием и немыслимостью происходящего, абсурдной несправедливостью и необратимостью неведомой смысловой аберрации, в силовом поле которой оказался герой. Его проза всё так же заставляла бы добропорядочных граждан хвататься за голову от немыслимости и неотвратимости того, что внезапно может разрушить привычный модус их теплого, обжитого существования, обратив его в кошмарное наваждение. А будь он достаточно кровожаден, то написал бы сценарий «Нарушителя спокойствия» Алекса ван Вармердама.

Уже из описания фильма анонимус может понять иррациональность сюжетных ходов, и такие странности (в лучшем духе Кафки) будут составлять сам остов фабулы фильма. Необъяснимо практически всё: почему персонажи-бродяги живут под землей (прячась после убийства, схожего с тем, которым закончится этот фильм)? Почему безвольная героиня впускает бомжа к себе в дом и холит его, как вновь обретенного отца? Почему она влюбляется в него и готова пойти на убийство всех — садовника, своего дома, сада, мужа, жизни — чтобы оставить его в доме? Почему её дети сами превращаются в дьяволят?

Череда подобных необъяснимостей вместе с хтоническим злом, которое они приносят, и составляет ствол фильма. Я не буду перечислять их не только потому, что не желаю делать из этого текста больший спойлер, чем он есть сейчас (я не думаю, что весь сок этой картины хоть какое-то отношение имеет к неожиданности его сюжета; так же было и в древнегреческих трагедиях, которые предварялись синопсом их сюжета, чтобы оставить зрителя один на один с неминуемым фатумом, а не отвлекать дешевыми сюрпризами и перипетиями). Дело в другом: они неисчислимы. Более того, они нарочито мучительны, и зрителю стоит больших трудов одергивать руку от кнопки перемотки. Это настоящая пытка обывателя, ведь жизнь героев так похожа на его жизнь. Точка невозвращения для него, как и для всех протагонистов — сцена в лесу, когда обезумевшая мать семейства догоняет уже уходящего из её дома бродягу и просит его остаться. Здесь обрывается и всякая правдоподобность, и жизни героев, конец которых теперь лишь вопрос времени и терпения зрителя (повторю вполне серьезно: происходящее дальше задумано как сдирание кожи с живого, что, на мой взгляд, удалось).

Остановлюсь здесь, где бродяга решает вернуться в этот же дом в роли садовника. Трудно придумать личину более мещанскую, чем эта. Трудно придумать и более шаблонную роль для такой профессии — убийца, но как раз это и есть точка бифуркации, после которой флуктуации смысла яростно слетают с прилагательного «здравый». Уничтожение своего предшественника, критически миролюбивого дедушки, вытеснение его самим сатаной — символическое начало замещения размеренной скучной жизни маревом кошмара наяву (между прочим, вся диспозиция «ночных бдений» бродяги над телом спящей героини, когда он внушает ей дикие ужасы о её муже, — аллюзия на весьма дьявольскую серию «Ночной кошмар» Фюссли (Fussli, он же Fuseli)). Оригинальное название фильма — фамилия самого возмутителя спокойствия, «Borgman» — может ввести в заблуждение, поскольку в переводе с голландского это значит нечто прямо противоположное русскому титулу («Возмутитель спокойствия»): «Человек-гарант». Но его имя — такая же губительная мимикрия в бюргерском мире, как и садовническая ипостась Боргмана-антихриста.

Есть и другая лингвистическая зацепка, доступная, если не брезговать легкими формами Темуры: нужно всего лишь убрать из фамилии главного героя «r». Тогда из немецкого «Bogsmann» получилось бы что-то вроде «Человек-сдвиг», «Человек-согнутость», что подошло бы ему, учитывая и необъяснимые поступки подопытных домочадцев, и вообще тектонический сдвиг, который он совершил в этом обывательском раю, в дугу закрутив их благополучие и жизнь. Но есть варианты и ближе к разумным. «Bogman» (англ. «болотный человек») — возможная аллюзия на знаменитые находки ритуально умерщвленных людей эпохи позднего неолита, замумифицированных в торфяниках по всей Европе, в местах преимущественно кельтского и германского заселения (см., например, «человек из Линдоу» (Lindow man) или «женщина из Кёльбьерга» (Frau von Koelbjerg)). В большинстве случаев это, как и в нашем фильме, молодые люди знатного происхождения (ясно по атрофированным мышцам, отсутствию болезней, одежде и украшениям), принесенные в жертву к вящей славе религиозного безумия и плодородия земли. Чаще всего их душили или проламывали им череп, а не отравляли, однако как чистый символизм причины и бескорыстность убийства, так и сваливание трупов в водоем с привязанным грузом (аналогичная консервация — в случае всё с тем же садовником и его женой) главный герой позаимствовал у своих друидических предков. Неслучайно его обиталище в самом начале фильма — в буквальном смысле слова «подземелье».

Фильм заканчивается так же противоестественно и жестоко, как «Процесс». Но кроме лукавой люциферовой жестокости, учинённой «болотным человеком» над героями фильма, я должен ещё раз сказать и о муках, которые должен перенести зритель, чувствительный к изнасилованию его представлений о возможном. Он будет ерзать на диване/стуле/дыбе и порываться проверить, точно ли закрыта входная дверь в его укромный и безопасный мир и скоро ли закончится эта синематическая пытка. Этот фильм рекомендуется психологическим мазохистам и, кажется, больше никому.

5 из 10

Credo quia absurdum.
Верую, ибо абсурдно! (Тертуллиан)

Жизнь — удивительная штука. Она сталкивает иногда с такими вещами, которые вводят в ступор и душу и тело. В буквальном смысле. Вот решили вы побаловать себя сладеньким после напряженной рабочей недели — покупаете красивый торт из модной кондитерской. Но прекрасный снаружи, внутри он начинен какой-то дрянью, от происхождения и назначения которой мозг истерично лихорадит — нет, не может быть, это же невозможно есть! Но вы продолжаете запихивать в себя шедевр, пытаясь заглушить слабые попытки серого вещества уберечь вас от отравления. Еще и душевные муки подвизаются: изысканную мерзость от известного кулинара невозможно съесть и переварить? Значит, что-то со мной не так. С «Боргманом» вот так же вышло.

Боргман (Ян Бейвут) — человек (?), живущий в лесной землянке на краю города. За ним охотится странная троица: священник с обрезом, кузнец с копьем и человек с собакой. И, судя по ожесточенным лицам, намерения их более чем серьезны. Но Боргмана врасплох не застать. Сумка с вещами собрана, с бесстрастным лицом и точно выверенными движениями, словно опытный хирург, он делает привычные действия и буквально на глазах уходит от преследователей, успевая при этом предупредить товарищей, окопавшихся неподалеку. Выйдя из леса, Боргман вполне резонно решает, что после столь длительного пребывания под землей неплохо бы помыться, и с просьбой принять ванну начинает стучаться в дома. Одна сердобольная самаритянка сжалилась и пустила его в дом, дабы омыть бренное тело и обработать раны, которыми с лихвой наградил пришельца ее муж. Отныне жизнь женщины перестала быть скучной — в ней появилась интрига. К чему это приведет — претерпевший до конца узнает.

Есть такой научный метод: если хочешь проверить теорию или идею, ее нужно довести до абсурда. В чем же хочет убедиться ван Вармердам? Что люди в массе своей глупы и аморфны? Или задача режиссера взбудоражить застоявшееся болото человеческой жизни? Кинокритики жонглируют набившими за последнее время оскомину фразами, что мол этот фильм — сатира на пресытившееся буржуазное общество, развенчивающая фальшивые стереотипы Европы и ее псевдотолерантность. Воистину, каждый видит то, что хочет увидеть. Мне же кажется, что фильм ван Вармердама о Зле. О том, как оно существует рядом с нами и как незаметно проникает в душу. Ведь зло изощренно и извращенно. Оно буднично и обыденно. Зло беспринципно и безнаказанно, привлекательно и деятельно. Оно принимает любую личину — будь-то бомж с внешностью тромбониста симфонического оркестра или белокурый ангел с косичками. Будьте бдительны!

P. S. Отреагировав аллергической реакцией на непривычные ингредиенты, организм адаптировался. Все-таки шедевр.

Патлатый бродяга Камиль Боргман, изгнанный из лесной землянки вооруженными до зубов «мирными самаритянами», вынужден искать себе новое убежище в частном секторе городского предместья, оккупированном зажиточным средним классом. Попросив разрешения принять душ, он получает отпор от хозяина дизайнерской виллы, но находит обходной путь к сердцу хозяйки. Затем при содействии ещё четверых таких же, как сам, латентных психопатов Боргман начинает методично терроризировать владельцев дома…

Фильмы голландского абсурдиста и сюрреалиста Алекса ван Вармердама имеют немало поклонников в разных странах. Но как это ни удивительно, а именно эта работа Вармердама, отражающая некоторое оскудение и окостенение авторского стиля, попала в конкурс Каннского фестиваля (только сейчас - впервые - обратившего внимание на культового режиссёра), после чего была выдвинута Нидерландами ещё и на иноязычный «Оскар». Буржуазия как класс терпит в данном творении очередное поражение от глумливых прихожан без рода и племени, которые бесцеремонно вторгаются в жизнь мидл-класса, чтобы устроить тихий геноцид без особых на то оснований.

Вармердам будто пытается соединить тут парадоксальность стиля Бертрана Блие и социальную агрессивность Михаэля Ханеке. И первое, что видишь за малорослым «Боргманом» (так буквально звучит название), это - гигантская тень «Забавных игр» (1997), которая делает творение Вармердама почти незаметным. В «Забавных играх» у Ханеке, если помните, двое молодых людей пришли попросить по-соседски пару яиц, а потом устроили кровавую бойню. Здесь бомж с видом нищего музыканта, манипулируя слабостями совестливой хозяйки, покрывающей присутствие непрошенного гостя, отвечает на доброту совсем не так, как ожидаешь. Толерантность, не знающая границ, лишившая самости мягкотелую буржуазию, и выросшая, судя по всему, из политкорректности, это - новая моральная крайность либеральных обществ.

И ладно, если бы за противостоянием толерантности и агрессивности тут скрывалась какая-то актуальная идея, например, запретов на табу, или отсутствия в обществе идеалов и сакральных понятий, и, как следствие, разделения добра и зла, влекущего за собой всё больше нравственных отклонений, как то: однополые браки, легализация инцеста, антропофилия как законодательно разрешаемый каннибализм… В общем, издержки современного социального мироустройства оставляли немалый простор, где при желании мог основательно «разгуляться» пытливый ум художника. Вармердам же впервые снял кино «ни о чём» или «непонятно о чём», что в данном случае не имеет особой разницы. Все трактовки и интерпретации, как никогда раньше в отношении его работ, будут на этот раз умозрительны и, скорее всего, надуманны.

Автор так и не даёт ответа на вопрос: Боргман – это «псих клинический» или тот, кто «право имеет», если воспользоваться формулировкой Достоевского? То ли мы имеем здесь дело с плохо абсорбированными левацкими идеями, то ли с абсурдом во имя абсурда, которому, в общем-то, грош цена в базарный день. Несмешной абсурд – вещь сама по себе смешная, но только как оксюморон. Вармердам вроде как пытается сделать притчу о беспричинном зле или сатиру на прогнившие нравы, но почему-то ни то ни другое толком не получается, озадачивая необъяснимой беспричинностью всей этой брутальной вакханалии. Короче, мотивации главного героя и его сообщников так и остались для меня тайной за семью печатями. Абсурдность же сама по себе вещь малопродуктивная и этот фильм одно из красноречивых тому подтверждений.

Для сравнения, в «Платье» (1996) – одной из лучших работ Вармердама - герои сходили с ума из-за куска материи, превращаясь один за другим в фетишистов. И этого было достаточно, чтобы в фильме появились энергия и юмор. Здесь же ни того ни другого нет и в помине, хотя замысел был куда как амбициозней. Так вслед за Йосом Стеллингом, оступившимся на «Девушке и смерти», серьёзное поражение потерпел ещё один «малый голландец», не сумевший подкрепить конструкцию своего последнего фильма внятным идейным фундаментом.

Патриархально-пасторальное и словно застывшее во времени спокойствие маленького голландского городка, в котором все без исключения жители знают друг друга и друг о друге практически все, а если не все — то интуитивно догадываются. Лес, словно сошедший со страниц древних легенд и сказаний; зеленое густое полотно без просвета. Двое отрешенных в свои мысли людей — охотник и священник, а также собака неопределенной породы бредут по этому лесу, обнаруживают в подземном логове группу странных людей, живущую там аки кроты и явно исповедувающими язычество вперемешку с хипстерством. Один из этих волосатых любителей природы убегает от преследования и начинает просить его приютить у жителей близлежащего городка. Одна из местных обитательниц, доброй души и наружности женщина в самом соку, соглашается тайно помочь неизвестному, даже не догадываясь, что с этого момента в ее жизни и в жизни ее семьи начнется странная и страшная полоса.

Сюжетная схема, по которой обыденный и завязший в примитивном мире быт обыкновенной снаружи, но необыкновенной внутри семьи нарушается и разрушается с появлением в жизни некого мистера Неизвестного, таинственного Визитера, несущего с собой цветы зла и плоды уничтожения, в мировом кинематографе не нова. К ней в самое разное время и с разным успехом обращались и Пьер Паоло Пазолини в своей «Теореме», создавшей канон подобных историй, озорник Франсуа Озон в своем «Крысятнике», японский мэтр шокового кино Такаши Миике в «Посетителе Кью».

В 2013 году один из самых признанных голландских кинематографистов, Алекс ван Вармердам, представил на суд публики и критиков сначала на Каннском кинофестивале, а потом и на других, не менее престижных киносмотрах, перечислять которые было бы делом и лишним, и утомительным, свой последний по счету фильм — «Боргман»/«Возмутитель спокойствия», ставший самым мрачным, жестким и изощренным творением голландского мэтра.

При всей своей жанровой принадлежности к классическим по форме триллерам, с обязательными нотками саспенса по нарастающей, с мрачной линией сюжетного повествования, с нарочитыми стилистическими играми в Хичкока, «Боргмана» все же следует отнести к очередным, после «Официанта» и «Последних дней Эммы Бланк», постмодернистским синефильским экспериментам Вармердама, к кинематографу умозрительному и нелинейному при всей его прямоте и односложности повествования, исходя из которого доброта и соучастие, проявленное к бородачу Боргману, становится катализатором разрушительных и чудовищных последствий. Режиссер искусно и изощренно закручивает спираль интриги, не давая возможности зрителям осмыслить все последующие события и понять кто есть кто, но, в особенности, понять внутреннюю сущность самого Боргмана, про которого известно совсем мало, практически ничего. Но истинное Зло и не должно быть иным, оно надевает маски милых парней-теннисистов, устраивающих свои бессмысленно жестокие забавные игры(тут Вармердам кивает, безусловно, Михаэлю Ханеке), или милых детишек, которые всего лишь хотят поиграть(привет и прощай «Они» и «Райское озеро», ибо «Боргман» не больше хоррор, чем «Нимфоманка» ядреное порно), или таинственного незнакомца, решившего испытать закосневшее в собственном мелкобуржуазном эгоцентризме общество на вшивость, наслав на них все казни Египетские(привет «Теорема», «Визитер» и даже отчасти кинговская «Буря столетия»).

«Боргман» сродни сложной мозаике, любовно сооруженному режиссером лабиринту из страстей, ночных кошмаров, влажных поллюций и эксбиционистских ужасов, втиснутых в рамки триллера и одного небольшого голландского городка, обыденность и ординарность которого являют собой лишь очередную маску психопатии и безконтрольного силлогичного безумия. Вармердам не стремится разжевывать зрителям суть происхоядщих на экране событий, подавая их так, что ни шока, ни удивления отчего-то не возникает. Жестокая и беспощадная сатира современных семейных ценностей, которые все больше и больше превращаются в зыбкое и эфемерное нечто, в которой не без явного удовольствия и тенденциозности подмешаны сюрреализм и авангард, играющий полифоничностью смыслов Дэвида Линча и Алехандро Ходоровского, который, в свою очередь, превращается в апофеоз своеобразной режиссерской иронии по отношению к незадачливому и попавшему под горячую руку Боргмана, возмутившего дотоле пасторальное спокойствие отдельного взятого городка и отдельно взятой ячейки общества, развратив и уничтожив ее, семейству. Боргман, этот носитель идеи индивидуальности и отрешения от христианских ценностей, становится для Вармердама трибуном, в лице которого режиссер видит едва ли не спасение всего европейского социума, предлагая, правда, сначала разрушить до основания все старое, унизить и изнасиловать его, а уж потом, вволю насладившись муками, начать строить новое. Впрочем, точных координат этого «нового» Вармердам не дает и Боргман словно жестокий призрак новых времен вновь исчезает, оставляя после себя боль, разорванные в клочья отношения и трупы, само собой. Любые перемены и революции ведь не бывают без жертв…

8 из 10

Уникальный авторский почерк идеолога европейского абсурда столь узнаваем и выразителен, что более не производит впечатление чего-то необычайно оригинального, всего лишь прозаическое желание режиссёра остаться самобытным деятелем искусств. Апологет философско-художественной концепции формализма, посредством нелепости излагаемой действительности он побуждает зрителя искать глубинные смыслы в непостижимом потоке своего сознания, в то же время не отрицает бессмыслие человеческих потуг интерпретировать принципиально невнятное действо, изымать из недр человеческой логики самые неожиданные предположения, как правило, не только объясняющие причинно-следственные связи произведения, но и позволившее сему незатейливому опусу прослыть однозначно занимательным и претенциозным проектом.

Если верить предпосланному истории эпиграфу, по словам режиссёра, необходимому зрителю, дабы постичь подлинный его замысел, веяние христианских мотивов определенно помогает в поиске пресловутого подтекста картины, в то же время никоим образом не осмысливает наиболее удивительные сюжетные перипетии, связующее звено коих обусловлено лишь степенью собственной изощрённости. Основными средствами художественной выразительности Вармердам избирает, как ни странно, иронию и парадокс, изобличает искусственное благополучие буржуазной семьи соседством неведомых сущностей, готовых во чтобы то ни стало изменить человеческое представление о системе общественных ценностей, покончить с господствующим классом капитализма методами однозначно эксцентричными.

Предполагающий множество изобретательных прочтений фильм вполне можно счесть за критику современного европейского гуманизма, по случайному стечению обстоятельств вскрывает последствия глобальной политики стран Запада, в частности насущные проблемы толерантности, пассивного, неестественного покорения мнению, взглядам и действиям других. С появлением некоего бездомного мужчины, персонажа условного, идиллия семейных взаимоотношений героев картины нарушается чередой тревожных событий, тлетворным влиянием вынужденного мигранта, незаметно приобретающего всё большее влияние как на беспечную хозяйку дома, так и её шовиниста-мужа, принесена в жертву милосердию к бедным и падшим, которые, в свою очередь, используют наивность супружеской четы, дабы стать возмездием за их благоденствие.

Беспощадное, унизительное обличение социальных процессов и явлений западной цивилизации, переосмысление причин их порождающих — всё же досадное заблуждение, ибо драматургия культового голландского режиссёра не просто наследует поэтику абсурда: все возможные попытки истолковать происходящее на экране оборачиваются неуверенными домыслами и противоречат признанию автора в идейном бессилии его творчества. Намеренно Вармердам избегает как социального, так и художественного анализа действительности, не оставляет зрителю шанса быть уверенным в истинности своих предположений, в конечном итоге, наследует идеи сюрреализма со свойственным им вниманием к подсознательному, посему и отождествлять сие кино можно разве что только с очередным экспериментом заигравшегося мастера.

Ну вот свершилось, очередная головоломка от любимого режиссёра Алекса ван Вармердама. Пожалуй, самый мрачный из всех его фильмов, но от этого не менее интересный и привлекательный. Практически все фильмы Вармердама нельзя трактовать однозначно… Ну и конечно же, в большинстве своём, его фильмы напичканы образами и символами.

Не буду пересказывать краткое содержание, это уже сделали другие рецензенты.

Отдельное упоминание заслуживает музыкальное сопровождение. Как правило, я не смотрю финальные титры, информацию о фильме можно найти и в интернете, но благодаря музыке в фильмах Вармердама, хочется не нажимать кнопку стоп до последней секунды. Спасибо брату режиссёра — Винсенту ван Вармердаму. Кстати, его музыка в чём то похожа на творения бельгийской группы Flat Earth Society

10 из 10

Этот фильм похож на притчу. Но только похож, поскольку привычного для притчи нравственного поучения или мудрого совета в конце мы так и не отыщем.

И по ходу сюжета мы будем лишь нащупывать логические нити поступков этого самого загадочного Боргмана – то ли лесного тролля, то ли посланника инфернальных сил, то ли действительно бомжа, но на удивление хитрого, хладнокровного, ловкого, изощренного и даже, вероятнее всего, владеющего гипнозом, т. к. ему легко удается зомбировать и переманить на свою сторону любого.

Что ему нужно, какова его, так сказать, сверхзадача, тоже останется загадкой. Сначала будет казаться, что он, обездоленный и лишенный всего жизненно необходимого, борется за овладение территорией и домом состоятельного семейства. Потом поймем – нет, нам показалось.

Ему нужна любовь привлекательной (ну, действительно привлекательной Хадевих Минис) хозяйки семейства? Нет, тоже показалось. Боргману, как увидим дальше, даже прикоснуться к ней, уже готовой для него на всё, неприятно.

Быть может, это просто месть – безжалостная и беспощадная – лишенца всему зажравшемуся буржуазному обществу? Это желание показать, что крепость стен и запоров, семейного уклада и любовных уз у привилегированного класса – лишь видимость, способная разлететься в щепки от одного нежданного вторжения. И этот логический вывод весьма сомнителен для зрителя и повисает в воздухе.

Дети, ему нужны дети! Да, новое поколение, продолжение, пополнение, свежие силы для мира зла! – пытаемся угадать мы, видя, как в финальной сцене, разрушив и уничтожив всех и всё, что только было возможно, этот современный Воланд со своей небольшой свитой уводит детей загубленной им семьи, словно туристов, в лесную чащу.

А почему бы и нет? Такой вывод вполне осмыслен. Только, думается и он – лишь вариант разгадки, которой, быть может, и вовсе нет. И сделано это умышленно, дабы у каждого, посмотревшего этот фильм, разгадка была своя.

Пока группа людей прячется в лесу в ловко оборудованных подземных тайных жилищах, священник, собака и человек с ружьём бродят где-то рядом. Явно они ищут наших героев, спящих в замаскированных «берлогах». Один из «подземных жителей», видимо, самый главный, почуяв неладное и покинув убежище, ходит по частным домам, стучится в дверь и спрашивает разрешения принять душ. Получив очередной отказ, этот загадочный бородач решает поднажать и заявляет хозяину дома, что знаком с его женой, а после недолгого разбирательства получает от взбешённого мужа по голове. Хозяйке становится жалко невинную жертву обстоятельств. Заметив, что тот всё ещё прячется на территории её владений, она решает искупить вину: втайне от мужа впускает бродягу в дом, даёт еды, отправляет в ванну. И тут начинает происходить какая-то дьявольщина. Мы осознаём, что всё это каким-то образом входило в планы таинственного незнакомца, начинающего постепенно вторгаться в жизнь семьи, не попадаясь при этом на глаза хозяину дома. Загадочные смс-сообщения, разговоры с сообщниками, две собаки, украдкой прокравшиеся в дом, а затем по его приказу убегающие в лес. Какую игру затеял этот человек, представившийся (много позже по ходу действия) Боргманом?

Дальше всё идёт по нарастающей. К примеру, Боргман еженощно сидит на хозяйке дома голышом, пока та спит, но за несколько секунд до её пробуждения, убегает. Женщине снятся какие-то гадости про мужа, после чего она вскакивает с постели и начинает путать сон с реальностью, то просто обидевшись на любимого, то прибегнув к паре-тройке ударов по голове спящего рядом окольцованного бедняги. Всё это только цветочки по сравнению с тем, что авторы фильма нам приготовили дальше. Градус безумия уже готов зашкалить, но зритель старается себя убедить в том, что тут, должно быть, есть какой-то коварный план, заговор, пытаясь ухватиться тем самым за остатки рационального. Каждый новый эпизод порождает очередную лавину вопросов, но при этом связывает тонкой нитью персонажей, заставляя нас это принимать за реальность, а не просто дурной сон.

«Borgman» ужасно напоминает романы Пинчона. Чистейший постмодернизм: присутствует какая-то тайна, загадка на уровне параноидального психоза, всё это приправлено лёгкой иронией, иногда чёрным юмором. Мы обязательно задаёмся вопросом: происходит ли всё это на самом деле, кто все эти люди и почему они так странно ведут себя? Зритель попадает в неловкую ситуацию, будто он один здесь чего-то не знает и сценарист удосужился показать ему лишь маленький кусочек работы какой-то неведомой системы. Фильм нашпигован всяческими намёками, ничего не объясняющими, само собой. Если, к примеру, в «Малохолланд Драйв» есть масса эпизодов, казалось бы, никак не связанных друг с другом, но в итоге выстраивающихся в некую единую картину, то «Боргман» идёт другой дорогой: тут есть одна чёткая сюжетная линия, не имеющая при этом начала и конца. Если пристально рассмотреть лишь маленький отрезок бесконечной прямой, сможем ли мы постигнуть её? Тут уместно провести аналогию с фильмом-близнецом – «Примесью» Шэйна Кэррата [рецензия]. Они действительно во многом похожи и используют одинаковые инструменты воздействия на зрителя. Однако, если Кэррат запредельно претенциозен, напоминая эдакого студента-художника, обвязанного шарфом, с грустным взглядом из под очков в роговой оправе без диоптрий, то Алекс ван Вармердам не так серьёзен, он сойдёт за интеллектуала-хулигана, любящего травить шутки с серьёзной миной. Он отказывается от налёта романтики и прочих хипстерских штучек, при этом не доходит до того, что сделал Каракс в «Holy Motors». Здесь нет нарезки плохо связанных друг с другом эпизодов, цель которых – как можно сильнее удивить нас. Сюжет «Возмутителя спокойствия» линеен и последователен. Он хочет казаться обычным фильмом, а не «шуткой гения» как в случае с Караксом. На что же это ещё похоже? Наверное, на «Клык» Йоргоса Лантимоса… Хорошо-хорошо, пожалуй, я переборщил с числом фамилий и названий в одном абзаце. Скажу по секрету, что этим утомительным перечислением просто стреляю вслепую: дело в том, что не так уж и часто в российский кинопрокат попадает чистый постмодернизм, и я боюсь, что «Borgman» может пройти мимо вас незамеченным, именно поэтому стараюсь заинтересовать потенциального зрителя, сравнивая картину Вармердама с чем-то близким по духу.