Рецензии

Плейбойского вида старичок-бодрячок Гамбарделла (Сервилло прекрасный, прекрасный!) показывает нам много красивого Рима и сценки из жизни римской богемы. В молодости ему удалось написать крутую книгу и теперь у него квартирка с видом на Колизей, работа в модном журнале и он гуляет ночи напролёт по древнему городу, кочуя по вечеринкам, постелям, улицам в поисках красоты и хоть какого-то смысла жизни.

Насмотренные люди утверждают что это один большой оммаж феллиениевскому кино. Тем более «Красота» даже по описанию смахивает на «La dolce vita» или «8 1/2». Богема тут сильно постарела, но это не мешает потасканным старичкам, мумифицированным принцессам и разжиревшим кинозвёздам и дальше с огоньком прожигать жизнь. А наш рассказчик Гамбарделло то и дело пускается в остроумные беседы о бытие.

Исчезновение жирафа, монахиня делающая уколы ботокса за 700 евро, святая сдувает стаю фламинго, затонувшая Конкордия, кардинал-кулинар, «паровозики» на кокаиновых вечеринках и сорокалетняя стриптизёрша с чистой душой. Собственно в этом весь фильм, набор красивых, пошлых или абсурдных сценок, контрастно раскиданных по жизни главного героя. Цельной картины правда не получается, но остроумная трагикомедия на римский бомонд вам обеспечена.

И красивая, боже, какая же красивая!

9 из 10

С первых кадров фильма я оказалась в прекрасном, ярком и незабываемом Риме. В городе, который поразил мня своей красотой раз и навсегда. И куда я бы с такой радостью приехала еще раз. В этот город влюбляешься. Хочется запечатлеть в памяти каждый момент. Вот и в начале фильма восторженные туристы ловят каждый звук, каждый вздох великого города. Один из них не выдерживает этой величайшей красоты и падает замертво.

А ведь действительно, как вместить в себя все это былое величие, как не потеряться на фоне античных статуй, где руины Коллизея прекрасней, чем любые современные постройки, а люди живут во дворцах? И герой фильма Джеп Гамбарделла, который изначально хотел быть наполненным этой красотой, не выдержал давления, поэтому, написав свою первую книгу, осознал, что он всего лишь маленький человечек на фоне великих развалин древности. И он решил прожигать свою жизнь, устроить из нее фейерверк, вывести всех окружающих на чистую воду. Он смеется над Талией Концепт, которая в угоду публике готова разбить себе голову, он, шутя, выносит приговор своей подруге и всему высшему обществу в ее лице, ему не жаль даже девочку, которую лишили детства родители, чтобы заработать на ее славе. Кажется, что по-настоящему вызывает симпатию у него только служанка, которая олицетворяет новых жителей Рима. Ведь на смену развращенным римлянам всегда приходят жизнерадостные варвары.

И все-таки когда-то он любил, когда-то он написал свой единственный роман. Когда-то давно, когда вокруг плескалась соленая вода, а вокруг были друзья и любимая девушка. На сегодняшний момент у него есть только оно — его собственное Море на потолке, только там он может быть по-настоящему счастлив.

И вот ему 65 лет, это не так и много по меркам Италии, страны долгожителей. И он понимает, что больше нет сил и желания делать то, что он не хочет. Но есть ли надежда на перемены? Она приходит в образе старушки-монахини, почти святой женщины, сестры Марии. Ее образ лишен помпезности. Она вызывает некоторую долю иронии, такая ветхая, как будто сейчас развалится. Она напоминает маленькую девочку, которая сидит перед огромным скоплением священнослужителей и качает дешевой плетеной тапочкой на фоне роскоши Ватикана. Из всех жителей Рима сестра Мария выбирает Джепа, приходит к нему разделить хлеб. И в этот момент становится понятно, где на самом деле находится то, что искал наш герой, где эта Великая красота. Она здесь, в нем самом, и хочется верить, что еще не все потеряно даже в 65 лет.

Фильм Паоло Соррентино является фундаментальной основой для одного из двух ключевых мегатрендов мирового кино 2013 года. Один из этих мегантрендив, заключающийся в переосмыслении невыносимого переживания человечества по поводу дилемности подходов к основным проблемам бытия и существования, находит свое раскрытие через концепцию тленности (гниения, распада, превращения в прах) бытия и его интерпретации в современных условиях (что находит свое отражение как в экзистенциализме Ж.-П. Сартра, А. Камю и М. Хайдеггера, так и у М. Пруста, произведениях «Осень патриарха» Г. Г. Маркеса, «Что-то страшное грядет» Р. Брэдбери или «Невыносимая легкость бытия» М. Кундеры). Для раскрытия соответствующей конструкции Паоло Соррентино использует не только достаточно сложную и на первый взгляд сумбурную сценарную концепцию, но и к искусному вплетению в материю фильма чрезвычайной по красоте музыки (Д. Тавендер, Д. Лэнг, А. Парт), фантастические и уникальные виды современного Рима, которые сочетаются с потрясающей игрой актеров и особенно игрой главной героя Д. Гамбарделло (Т. Сервилло). Все эти компоненты создают уникальную атмосферность фильма, фон, который позволяет феноменально передавать заложенные в идее рефлексии.

В Японии существует особый вид гравюры, называется «укие-э». Целью этого жанра было показать тленность бытия и вместе с тем ценность настоящего момента, который переживает человек. Сам вопрос тленности человеческой жизни, проблемы качества такого существования стоит в основе развития единой и достаточно интересной сюжетной линии, которая напоминает схему движения паука. Мы становимся свидетелями моральной и физической деградации современного Рима, «смерти Рима», развивающейся на фоне освещения его исторической роли в развитии мировой культуры и искусства. Так на фоне важных исторических мест и архитектурных сооружений в ночное время некоторые крыши римских домов превращаются в живые символы вечеринок (с полным набором участников — молодые, старики), обладающих высокой степенью бессмысленного существования, развращение, алкоголизма, капиталистической «изысканной» и «наполненной» жизни, что загнивает. Все такие особенности загнивания по-римски дополняются яркими и целесообразными картинами из стриптиз-баров, наркотических собраний, полным моральным разложением представителей религиозного мира. Единственным исключением выступает 104 летняя монахиня, вставшей на путь «бракосочетания с бедностью» и возвращение к корням, но и ее полная преданность и фанатизм не дают ей решения вопроса тленности бытия, ибо религия как и все другие мировоззренческие системы не способны решить этого вопроса.

Так перед нами продолжает раскрывать свое лицо не только современный Рим, не только современная Италия, но и современная Европа, что за Освальдом Шпенглером погибает на наших глазах. Это Италия, где аристократы существуют на прокат, где похороны стали светским событием, вечеринкой со своими традициями, а Рим стал единственным городом в мире, где существует марксизм. «Выделяешься неделю, а дальше растворяешься в посредственности». А еще иллюзии по поводу семейных и любовных отношений, умерших, хвастовство и самодовольство по поводу так называемого «жертвование собой» ради детей. Пустая жизнь и отчаяние в Риме, что разочаровал, желание исчезнуть подальше от мира людей-диких животных, прекрасного и жестокого мира, мира, где все вокруг гибнет, и люди, и вещи, а ты страдаешь и ничего не понимаешь. Рим, который уже не заслуживает спасения от гусей, теперь даже его «спасения» стало дискурсивным и роль спасителей перешла к розовым фламинго. «Люди не созданы для прекрасных вещей».

Одним из самых ярких индикаторов деградации и тления Рима становится деградация так называемого «современного искусства». И здесь непременно стоит обратиться к Жаку Мужено и «Казусу Послера»: «Когда имеешь дело с современным искусством, всегда существует опасность не разобраться, искусство перед тобой или свинство. Существует только один, единственный признак, по которому можно отличить произведение искусства от любого другого произведения. Только не говорите, что талант, потому талант — вещь очень спорная. Потому что сегодня никто не требует от произведения искусства красоты. Эти идеи остались в ХIХ веке. Красота, обаяние, эмоциональность, обольстительность, гармония, вкус к совершенству и другое — больше не критерии, позволяющие судить о художественной ценности произведения. Среди этого смешивания и смещения художественных ценностей, отсутствия правил и критериев существует одна совершенно необходимая и неотъемлемая для художника и его творчества вещь. Это… дискурс! Правильнее было бы сказать «дискурсивная манера». Дискурс, если хотите, это в какой-то степени способ употребления (инструкция по эксплуатации) произведения. Это латентный дискурс.»

Так возникает современное китайское искусство полного извращение, Демиан Херст, облепленный конфетти баскетбольный мяч. Все это происходит под цитирование М. Пруста («мы должны бы реагировать на произведения новейшего искусства, рассматривая в них не достойного соперника, а заклятого врага»), под разговоры о испорожнениях, под так называемые представления с «вибрациями», которые никто не понимает, но которым все хлопают, поскольку на современном этапе художнику ничего не надо объяснять.

На фоне универсальной тленности бытия человечества, тленности бытия Европы, Италии и Рима перед нами встает еще одна не менее важная форма тленности, а именно индивидуальная тленность бытия писателя Джеппа Гамбарделло, который как у С. Минаева: «Такой человек — это окурок, брошенный в пепельницу мегаполиса.» Он одинокий, самодостаточный, циничный, тленный, чувственный писатель и автор лишь одной книги. Он не имеет семьи и детей, не имеет благих намерений, много времени проводит на вечеринках и тонет в красоте изящной жизни (выставка фотографий, фокус с исчезновением жирафа, представление с символикой СССР в пределах зоны бикини и т. д.). Он не сделал той карьеры, которую мог сделать, он разочаровал многих людей, которых знал, он не путешествует, он преуспел быстро и без труда вошел в богему, не просто вошел в высокий мир, но и был таким, что имел возможность испортить любой праздник, был королем, королем фальши, вымысла и лжи. В нем не царит уныние, но царит странность, интеллигентные выкрутасы не добавляют ему достоинства, ему уже недостаточно красоты, он изменился и постоянно думает, потому что его ностальгия («море в спальне») — это единственное развлечение. Ностальгия по единственной любви, которая была потеряна 35 лет назад, за собой молодым и живым, любовь и жизнь, что находят свою смерть в настоящем. Только в 65 лет он понимает, что не может делать то, чего он не хочет, понимает тленность как убыточность и недостаточность бытия как блага, как потерю силы и эмоции к полноте уничтожения сущности. Он как Costa Concordia недавно, будто затонул, но еще хотя бы определенной частью держится над водой.

«Я искал большую красоту и не нашел. Все всегда заканчивается ею, смертью, но сначала была жизнь и бла-бла-бла, все происходило под болтовню и шум. Тишина, чувства, переживания и страх — легкие и беспорядочные вспышки красоты, а потом нищета несчастного человека и все это под покровом смущение от существования в этом мире.»

8 из 10

Достаточно анемичное, «пенсионерское кино» к тому же практически лишенное сюжета. Внимания достойны виртуозные ухищрения создателей а виде оммажа итальянскому искусству, преимущественно кино. Только ленивый не писал о импровизации и зависимости Соррентино от арабесок Феллини, и само по себе осмысление социальной и визуальной страт большого художника на том же материале следует приветствовать. Правда деятельность в том же направлении Этторе Сколы мне как-то больше по душе. Соррентино любопытен именно аудио-визуальными достоинствами, рефлексивным вкраплением необязательных картинок старения в созвучную римскую архитектуру и пейзажи. При общей глянцевости, все же поинтеллигентней чем аналогичная туристически-буклетная деятельность Вуди Аллена в его последних фильмах. Скучноватый фильм, но картинка, композиция кадра, свет определенно глаз радуют. Сцена с фламинго на балконе хороша сама по себе — как самоценная вне зависимости от фильма и символической составляющей. Подвижница-старушка введена в качестве антитезы бессмысленному прожиганию жизни, но меня она как-о не впечатлила.

Литературных работ в том же направлении — хоть пруд пруди, возьмем, например «Царицу Лоана» Эко или «Карту и территорию» Уэльбека. Всех ожидает одна ночь. Вариация на эту тему Соррентино осуществлена в эстетском мягком духе, так что сатирические стрелки в адрес итальянского общества даже и не раздражают. В «Нашествии варваров» Аркан был как-то поидейней, организованней и мысли свои относительно ухода высказал самобытно и внятно. Элегия Соррентино наводит на мысли о том, что в принципе, конечно, не только в Венеции, но и в Риме приятно умирать, когда есть деньги и никаких иных обязательств, так что можно спокойно гулять себе в ожидании конца, вспоминая молодость.

6 из 10

Сразу, хотелось бы отметить, что в этом фильме есть душа, как минимум малая частичка человека. Эта история, возможно и была каким то автобиографичным произведением, в память о Паоло Соррентино, но думаю это лишь образ. Образ, скорее, даже взгляд человека, которому наконец открылись глаза. Такая жизнь сейчас в моде, вечеринки, выпивка, секс, как правильно сказал герой этой картины, а говорил он много и по делу, все это разочарование, как низко пали люди, это все забывается, вы можете вспомнить людей, еще что то, не содержательное, не нужное. Пустой треп, якало и другие низкие звуки, все это отнюдь не нужно. Вспоминается девочка рисовавшая картину, шедеврально, не ожидал столь эмоций, грации во имя искусства. Не могу отметить композиции в фильме, очень зажигательные, я качал головой (без шуток не могу, уж слишком серьезное кино и моя рецензия на него).

Знаете сколько можно увидеть наблюдая, созерцая, как то я сидел на лавочке в сквере, там практически одни мамочки с колясками и маленькие дети, потому я лишь изредка прохожу мимо, там спокойно и хорошо, летом журчит фонтан, крики ребятишек, мне там нравится, вот я и присел, у меня было дело и я ждал. Тогда я увидел мальчика, лет шести, он был с бабушкой и у него был мяч, который он время от времени катал бабушке, она не отвечала на его внимание. Детям нужны друзья, больше других, иначе они будут замкнуты, необщительны, закрыты, с ними так же нужно говорить, общаться. В тот день я подобрал мяч ногой и дал пас мальчику. Мы отлично играли, пока нас не прервала его бабушка и они куда то отошли. Тут он появился из за скамьи на которой я сидел (я чуть в штаны не наложил, шучу), он протянул мне что то, чего подобрал с газона, это я понял после того как взял, я стал с ним ковыряться на земле, он выглядел очень грустным, я даже подкинул его пару раз в воздух, у него заметно поднялось настроение, не знаю жил ли он с бабушкой или его просто отдали на время работы родители, мы провели с ним очень хорошо время, это осело у меня внутри, позже бабушка повела его домой, я чуть посидел и пошел по делам. Из этого я могу сказать, помимо того, что я люблю детей, порой больше, чем их мамаши, это прискорбно, что все люди куда то торопятся, бегут.

А ведь людям стоит лишь остановиться, посмотреть вокруг, мир безумно красив, взглянуть на небо, не тогда когда с него, что то падает, а просто так, и внутри становится прекрасно, это ощущение невозможно описать. На этой ноте я закончу.

8 из 10

Трагикомедия о вечном городе и его обитателях…

Каждый режиссер в своей жизни мечтает снять такое эпическое полотно, как Сладкая жизнь Феллини, однако не каждый может, в меру своих возможностей и таланта. Режиссер данного фильма — Паоло Соррентино — единственный сегодня в Италии режиссер, продолжатель великой итальянской кино-школы, попытался снять нечто подобное. Можно сказать, что этот фильм — это современная версия Сладкой жизни — фильм о итальянской богеме нынешнего поколения.

Фильм рассказывает историю Джепа Гамбарделла — известного писателя и журналиста, написавшего в молодости один-единственный роман и заслужившего репутацию гения-одной-книги. Он мечтает снова начать писать и отправляется на поиск новых сюжетов, гуляя по Риму и ища вдохновение — Великую Красоту. И это путешествие превращается в головокружительную феерию, в яркую фантасмагорию, из плена которой выбраться дано не каждому…

Режиссер, глазами главного героя показывает нам всю красоту и величие Рима, в настоящее время и в нынешнем ритме жизни, также не обходит стороной современное общество с его нравственным падением.

У Соррентино во всех фильмах всегда используется много разноплановой музыки, что влияет на атмосферу и восприятие его лент, вот и в данном фильме он не изменил себе и собрал тут коктейль из оперной, классической и электронной музыки. Также стоит отметить отменную операторскую работу Луки Бигацци и превосходную актерскую работу Тони Сервилло, постоянных соратников режиссера, которые прошли с ним не один фильм.

Рекомендую к просмотру.

Джеп Гамбарделла в молодости приехал в Рим, написал единственный роман и навсегда покорил Вечный город. Второй раз написать роман ему не удалось, поэтому его жизнь превратилась в череду салонных разговоров, несерьезных любовных увлечений и тоскливого смотрения на потолок, где видится ему бесконечное море, напоминающее ему первую, но умершую любовь.

Это особый, наполненный предельной энергетикой, прием, когда главным героем становится писатель: декадентские, меланхоличные измышления, исполненные печалью о всеобщем увядании: жизнь неизменно движется к своему завершающему этапу, а нам остаются только светлые воспоминания. Но это не совсем пессимизм: Джеп скорее стоик, чем проклятый поэт. Не зря действие разворачивается в Риме, как бы выстраивая преемственность не только со «Сладкой жизнью» Феллини или «Ночью» Антониони, но и с самой античностью: в Джепе отчетливо угадывается мудрость и «стоицизм» Сенеки. Стоит выделить в особый жанр истории о закате творческих сил и утрате вдохновения на фоне всеобщего порока, падения и пошлости. Главный герой становится наблюдателем, блуждающим словно Данте по кругам ада современного Вавилона (кажется, что упадок — это вечное состояние Рима). Он находится в состоянии «постороннего», что позволяет ему не участвовать в этом театре уродов — пьяные карлицы, увядающие шлюхи и прожорливые священники — но сердце его стремится к невозможному: к любви молодости, которой давно нет, да и была ли она? Воспоминания мимикрируют в галлюцинации, галлюцинации — в воспоминания; и уже слишком поздно: не разобрать, где правда, а где ложь. Все слилось в единый комок абсурда: скоро придет смерть.

Рим, наши дни, в амфитеатре помпезно исчезает жираф, на дискотеках хмельной истеблишмент строится в паровозы, которые никуда не идут, 104-летняя монахиня сдувает стаю фламинго, а богемный писатель (единственный роман — в молодости) и журналист (все интервью — с глумом) Гамбарделла (правильный Джеффри Раш — Тони Сервилло) успешно пробует выглядеть умнее своего феллинивского прототипа, однако то и дело из-за этого уравновешенно плачет.

После фильма с постером, который нельзя показывать, Соррентино и Бигацци закономерно сняли фильм, чье название неприлично произносить. И, как люди, недосягаемо для прочих умеющие запечатлеть плохо танцующих богачей, показательно увязали этот элитарный дискач не с падением нравов буржуазного общества, а с высшей интеллектуальной точкой, с которой только и видишь, что ничего интеллектуального в ней нет, но в остальном его нет и подавно. Главная проблема такого предельного развития только одна — оттуда уже не спуститься, и остается просто самозабвенно тонуть в слезах, мол, есть вещи прекрасные на свете, но слишком умен ты для них, падронэ. А главная проблема самого фильма в том, что Соррентино, как и все великие рано или поздно, к сожалению, решил, будто ему есть, что сказать.

И хотя хватало приятного множества действительно остроумных диалогов, к финалу они спрессовались в загробную лекцию, и хотя никто не умеет снимать, как Бигацци (кроме, пускай, другого обладателя «и» на конце фамилии), к финалу он превратился из гения в оператора-экскурсовода, и хотя сполна было сложной анти-дольчевитовой морали (нет того, кто сквозь шум прибоя тщетно пытался бы разъяснить тебе смысл бытия — ты сам его кому хочешь отсюда разъяснишь), в финал пробились комичные кардиналы и трагичные цитаты. И хотя, и хотя, и хотя этот фильм, сборник эпизодов, клип и достаточно ясная история одновременно, на половину шедевральный фарс, на другую он же — невыносимая драма. Чтобы легче представить: когда здесь кто-то ползет по неприступным ступеням за ликом Иисуса, другой поднимается по ним за сосками потенциальной носительницы первого сексуального опыта — и хорошо, все же, что этот за сосками поднимается быстрее, а у нас есть целых два великих оператора с «и» на конце фамилии.

По изношенным улицам «вечного города» гуляет пожилой джентльмен. Проницательным взглядом скользит он по величественным руинам, провожает незнакомцев-прохожих и задумчиво созерцает цветистую южную природу. На его глазах замертво падают от восторга туристы, ученицы католической школы резвятся в скверах, где некогда разгуливали сенаторы, а напыщенные обнаженные актрисы с выбритыми на лобке серпом и молотом бьются головой об стену с воплем: «Я вас не люблю!» Это Джеп Гамбардилья (Тони Сервилло), старый плут и негласный император римской богемы. Сейчас он известен как блестящий, въедливый интервьюер для престижного издания, но много лет назад он ворвался в высшее общество, написав роман под названием «Человеческий аппарат».

Последние 40 лет Джеп провел в поисках «великой красоты», которой, разумеется, не нашел. Зато познал все прелести чувственности и стал своего рода экспертом по праздности и развлечениям. Лучшие тусовки, подруги, беседы — только в клубе Джепа, где день начинается ночью, а кончается утром, где пьют, пьют, пьют, но не до беспамятства, а чтобы заглушить голос разума и болтать о пустяках, потому что говорить о важном пошло. Так и проходят день за днем до тех пор, пока на пороге не появляется горюющий старик и не сообщает о гибели его жены, первой женщины Джепа, которая всю жизнь любила только его.

Весь фильм построен на контрастах между красотой и пошлостью. Умиротворенные римские пейзажи сменяются оргиастическими вечеринками, самоотречение древней монахини — глупостью и занудством старого кардинала. Примеров множество, и все вместе эти сцены образуют сюжет картины, рваный и пестрый, отражающий восприятие мира героем, что пребывает во власти чувств. Его жизнь — бесконечная череда впечатлений, более или менее абсурдных, приземленных или прекрасных. За долгие годы многое приелось, поэтому Джеп смотрит на все скептически, с легкой меланхолией и крупицей иронии. Очевидно, в том и задумка режиссера, чтобы собрать воедино разрозненные впечатления, наложить их на жизнь обаятельного героя и попытаться придать им некую общность. В результате никакой общности не получается, а получается остроумная, по-итальянски живая пародия на римский бомонд.

«Великая красота» ни в коей мере не идейное кино. Нет в нем ни морали, ни обращения к душам зрителей. В промежутках между карикатурами встречаются и значительные эпизоды, но по законам фильма и они словно требуют разрешения в фарс, в нечто, лишающее их смысла и значимости. Это рассказ о жизни без идеи в мире, где идеи извращаются, понимаются превратно, а потому разлагают, низводят людей до уровня социальных животных. Как и многие до него, Джеп Гамбардилья идет по ложному пути, он ищет красоту снаружи, в ощущениях, но в том-то и дело, что красота внутри, в воспоминаниях молодого Джепа, еще не испорченного успехом и упоением разврата.

Прелесть фильма в чередовании эстетских эпизодов и мизансцен вроде той, что попала на афишу, с вопиюще безвкусными съемками вечеринок, назойливым изображением светских причуд и сценами, от которых становится не по себе. Великолепное исполнение Сервилло компенсирует слегка растянутый и беспорядочный сюжет, благодаря чему персонаж оживает сам и оживляет все вокруг. Это совсем не «Сладкая жизнь» Феллини, здешняя красота — красота увядающей розы, а не буйный цвет розового куста. Даже герой и его спутницы уже давно не молоды, и за приключениями они отправляются с ленцой и сомнением — а стоит ли?

Стоит ли смотреть «Великую красоту»? Пожалуй, да. При всех недостатках ее никак нельзя назвать скучной.

Любимец жюри Каннского фестиваля Паоло Соррентино решает сыграть на поле классического итальянского кинематографа середины 20-го века, а также явно ностальгирует по «Сладкой жизни» и «8 с половиной».

История о жизни 65-тилетнего журналиста, светского льва, который когда-то обещал стать отличным писателем, но так и не написал ничего кроме дебютного романа, рассказывается в антураже Рима с неповторимым итальянским обаянием. Вальяжный главный герой словно бы постаревший Гвидо Ансельми или Марчелло Рубини, он одновременно циник и романтик, прожигатель жизни и философ.

Сцены безудержного веселья под ремиксы «Tu Vuo Fa L'Americano» и «A Far L'Amore Comincia Tu» сменяются диалогами о возвышенном, в которых Джеп Гамбарделла пытается ответить на вопросы о том, ради чего он прожил свою жизнь и почему же так и не написал еще одну книгу. Многое из написанного сценаристами Соррентино и Контарелло имеет возможность на высокий рейтинг цитирования. Например: «В 65-ть ты понимаешь, что больше нельзя тратить время на то, чем не хочется заниматься». Во многом, фильм подчеркивает достоинства и скрывает недостатки благодаря Тони Сервилло, который блестяще справляется с ролью и наделяет ее кажется еще большей многозначительностью по сравнению с тем, что задумал автор.

Здесь будут и юмористические и трагические моменты. Низшее и высшее будут переплетены на фоне вечного города, который, кажется, тоже получил одну из главных ролей «Великой красоты». Пародия на бездарные перфомансы как изобличение пустого искусства и сцены стриптиза – все это сделано постановщиком с особым шармом. Однако, цинизм в отношении «богемного» римского общества не единственная опора фильма. Паоло Соррентино также коснется интимных тем первой любви (показав, что в сущности, рассказать об этом собеседнику невозможно) и мимолетной встречи с таинственной незнакомкой (эпизодическая роль Фанни Ардан), запоминающейся навсегда.

Главная претензия к фильму Соррентино – стилистически гипертрофированный финал картины. Безусловно, он оправдан законами выбранного жанра, но режиссер немного теряет чувство меры и позволяет себе сюрреализма больше, чем следовало бы. Вплетенная зарисовка на религиозную тему сбивает заданный фильмом темпо ритм. Хотя, возможно, некоторым данная сцена покажется лучшей в «Великой красоте».

Очередным своим фильмом итальянский режиссер показывает, что все кинонаграды получены им совершенно заслужено. «Великая красота» относится к разряду кино не для всех, и даже более того, вызовет отторжение у зрителя, не симпатизирующего Феллини и его последователям. Если в ответ на вопрос главного героя «Ты видишь море на потолке?» вы скажете «Да!», то фильм вам смотреть определенно стоит.