Рецензии

К российскому кинематографу всегда относилась скептически, особенно к фильмам Никиты Михалкова — не понимаю я его, и все тут. Но, получив приглашение на «Солнечный удар», подумала: чем черт не шутит. В каждом правиле есть исключения, стоит это проверить.

Увы, 3 часа экранного времени прошли для меня тяжело. До сих пор не понимаю, почему именно эти два произведения Ивана Бунина послужили основой сценария к этому фильму. Слеплены они плохо, попытка сыграть на контрасте, по моему мнению, не удалась. Нам будто бы тыкали носом в несоответствие двух состояний страны весь фильм, приправляя этот диссонанс многократным вопрошанием, «Как все это случилось?» Фильм ведет нас к истокам противоречий в российском обществе, приведшим страну к революции, но делает это несколько скомкано, грубо, притянуто. За множеством героев, сцен, драм теряется целостность мысли, которую хочет передать нам режиссер. Да, это кино возвращает нас к лучшим традициям русской классической литературы, к прекрасным барышням и волшебным пейзажам нашей Родины, к познанию загадочного и разнообразного по своей сути понятия «русской души». Стоит заметить, как ярко и красочно передан колорит эпохи: работа художника, костюмера, гримеров заслуживает похвалы. Картинка создана красивая, но, увы, статичная. Нарочитая драматичность лично мне не пришлась по душе: создается ощущение, что ты не в кино, а в театре. В каждой фразе героев, в каждом жесте, наигранном смехе, в каждой паузе и «зависании», в бесконечных полетах голубого платочка читается огромное самолюбование режиссера, претензия на глубину и особенный стиль, что растягивает действо и заставляет выпасть из обоймы напряжения, перестать сопереживать героям и верить в происходящее на экране. Мой вывод: смотреть классику на экране в таком виде — пустая трата времени. Лучше почитать.

5 из 10

Начинать смотреть этот фильм без страха или, по крайней мере, беспокойства очень трудно. Не секрет, что полная творческая свобода в последнее время только мешает именитому режиссеру, дает ему огромный карт-бланш, при том, что он не всегда умеет им пользоваться. И то, что Михалков-публицист, случается, мешает Михалкову-режиссеру, было известно и раньше, еще до самого ненужного сиквела в российском кино. Творчество Михалкова, увы, так и останется разделенным на период до «Утомленных солнцем 2» и после. Может, поэтому новый фильм Михалкова вышел в России не в самом широком прокате: наверное, прокатчики считают, что мало кого заинтересует очередной фильм повернутого на православии режиссера, лишенного чувства здравой самокритики.

Не мною сказано, что отсутствие самоконтроля лишило режиссера и чувства партнера, отогнало от себя всех собеседников. Вот и получается, что все трехчасовое полотно «Солнечный удар» развивается без кого-либо диалога, в котором пленные белые офицеры в разных красках, но в одних и тех же тонах рассуждают на тему того, когда они успели потерять ту страну, в которой выросли. Больше всех поддается фрустрации главный герой, в исполнении латышского актера Мартиньша Калиты, — типичного бунинского персонажа полного молчания и горести и об ошибках молодости.

Бунина в этом фильме не так много, как может показаться. Заявленная как экранизация двух произведений русского классика «Солнечный удар» и «Окаянные дни», картина постоянно переходит с одной истории на другую. В первой русский офицер безумно влюбляется в пассажирку речного парохода «Летучий», а во второй он уже оказывается добровольно сдавшимся в красный плен. В первой истории прекрасные виды российских красот, а во второй — колючая проволока, при том, что все это происходит в одной и той же стране. В попытках найти ту грань, когда первая Россия превратилась во вторую, автор перетаптывается на одном месте, заставляя персонажей, попавших в красный плен одного за другим сокрушаться: «когда же все это случилось?».

Однако в этом не видно никакой надуманности. При том, что за весь трехчасовой фильм мы едва ли можем понять в нем хоть один характер, актерам есть, что играть. В работе экранного состава скрывается едва ли не лучшая сторона этого фильма. Не один персонаж не вызывает недоумение, каждый на своем месте, — в этом мастеру не откажешь. Михалков в любой диалог вложит подтекст, вложит действие, за которым любо дорого смотреть.

Увы, в фильме есть много моментов, которые зрителю нужно просто перетерпеть, чтобы добраться до фрагментов, которые выстроены поистине мастерски. Фильму мешают комичные моменты, в котором пробивается неоднозначное чувство юмора режиссера; мешает вездесущий и подчас безвкусный slow-motion, сопровождающий прилив влюбленного чувства главного героя; и, конечно, речь идет о затянутости многих сцен и фильма в целом. Видимо, подсознательно понимая, что «Солнечный удар» у Бунина рассказ не самый большой, Михалков растягивает действие в нем настолько, насколько это возможно. Таким образом, блестящие монтажные переходы между сценами; грамотно выстроенные диалоги военнопленных с красным комиссаром; и центральная постельная сцена фильма, снятая невероятно интимно, хоть и на грани вкуса, — все это теряется среди бесконечных провисов, во время которых зрителю только приходится вращать головой, вопрошая «а что сейчас происходит?».

Взять хотя бы высосанную из пальца сцену с голубой шалью, которую герой ловит по всему пароходу, а она от него летает тут и там. Если в «12» был не самый однозначный компьютерный персонаж, — птичка, залетевшая в спортзал, — то здесь ее место заняла эта шаль. Только выглядит она куда более надуманно, хотя и скрывает в себе определенный аллегорический смысл. В итоге, все, что можно было рассказать за пятнадцать минут, занимает первый час экранного действия: Михалков свой фильм пощадил.

При этом на таком большом поле ему удалось оставить зрителю немало поводов к размышлениям. Пароход, идущий по реке — одна сплошная аллегория, которая, к сожалению, в финале считывается довольно прямо. Нельзя не вспомнить другой выдающийся бунинский рассказ: «Господин из Сан-Франциско». Только здесь корабль «Атлантида» заменен на более скромный, но не менее метафоричный «Летучий». Ничтожность культурных ценностей из «Господина…» перекликается с диалогом героя с практичным и мерзким фокусником в ресторане, который и про блага заграницы вспомнит и икрой накормит.

Уже тогда, в экранном 1907-ом, автор находит заложенные заряды с порохом, которые позднее поднимут на воздух всю страну. В каком-то смысле все эти разговоры про заграницу, про теорию Дарвина, которая тоже всплывет в фильме, и про алчных священников, — это те же бунинские ошибки молодости. К сожалению, если не сказать лишнего, больше точек соприкосновения между историями нет, и на протяжении всего фильма зрителю остается связывать оба действия лишь собственными домыслами.

Но на экране нет банального сравнения России царской и коммунистической. Гламурно выглаженные солнечные кадры первой сюжетной линии выглядит не столько, как противопоставление, сколько как безумная агония перед страшной революционной лихорадкой — так звезды, прежде чем потухнуть, раздуваются и выпускают со всей силой весь оставшийся в них жар. Вот и возникает очевидная метафора, заставляющая считывать образ революции, как солнечный удар, который произошел со страной и уже никогда не произойдет с ней в будущем. Просто прежней страны уже никогда не будет.

«Как все это случилось?» много раз на экране мучается вопросом, сдавшийся в плен после краха врангелевской армии, безымянный поручик. Каковы были причины и предпосылки Гражданской войны и поражения Белого движения — задают нам вопросы на уроках истории в школе и институтах. Никита Михалков удивительно тонко соткал два произведения великого классика Бунина и создал символичный, кинематографически сочный и одухотворяющий рассказ о том, что же было первопричиной. Не сухими цифрами и лаконичными фразами учебников, а символичным изображением всей России в лицах героев фильма мы узнаем истину ее трагизма.

А произошло следующее: 1. Дворянство в лице поручика занималось исключительно своими собственными интересами. В фильме это история мимолетной встречи главного героя и незнакомки (вспомним блоковскую Незнакомку — отсылка к русской классике!), его переживания, жалкие попытки вернуть то, что проспал. 2. Занимаясь собой, высший класс совершенно не хотел видеть и воспринимать то, что происходило в простом народе. Вспомним сцену на корабле, где фокусник-либерал, восхищаясь Западом и ругая Россию за ее неустроенность и хамство, спрашивал поручика о Марксе, а главный герой, поглощая красную икру, рассеянно отвечал, что понятия ни о каком Марксе не имеет и продолжал думать о прекрасной незнакомке. Затем, когда мальчик Егорий спрашивает у поручика о Дарвине и его теории происхождения видов, тот отвечает — во что человек верит, то и есть, тем самым порождая чудовищную смуту в пытливой душе парнишки, а потом отмахивается от этих расспросов, все продолжая грезить об исчезнувшей незнакомке. А ведь, если все произошли от обезьяны, то Бога нет, а нет Бога все дозволено — вот она ужасающая истина, база всех тоталитарно-материалистических идеологий, о которой предупреждал русского человека со страниц своих романов Достоевский. 3. Пленный ротмистр, после рассказа о расстреле лейтенанта Шмидта, спрашивает других офицеров, что вот сейчас после всего, что с ними случилось, после гибели страны, стали бы они палачами вот таких же бунтовщиков Шмидтов и честные русские офицеры, отвечают, конечно, нет. Вот тут-то и есть еще одна причина. Это сейчас, следуя отголоскам советских убеждений, еще называют царя Николая II Кровавым. Но был ли он им? А следовало бы не либеральничать, не играть в гуманизм в свое время с теми, кто потом развернул братоубийственный кошмар, названный Великой Октябрьской революцией. Ротмистр говорил правду — своевременные жесткие меры могли задушить эсеров и большевиков, но этого сделано не было. 4. А потом, когда все начало рушиться, те, кто могли что-то сделать, остановить крах, предпочли молча наблюдать, отодвигаться от опасности, так сказать, надеясь на знаменитый русский «авось». Об этом и говорит офицер лейб-гвардии Его Величества поручику в своей последней исповеди.

А ведь русский человек по природе добрый, наивный. Мальчик Егорий из последних сил бежит за уезжающим поручиком, крича, что тот забыл часы, и он их не украл. А потом, спустя 13 лет он возвращает ему часы. Мальчик Егорий — красный командир — символ всего простого народа, обманутого чужими идеями. Он наивно спрашивает комиссара — правильно ли думать, что между коммунизмом и христианской религией много общего. Он сомневается. Он помнит свои корни. Когда провожая в последний путь белых офицеров, он заносит руку для крестного знамения, он следует своей природе, своему детству, проведшему служкой в церкви, но уже на мгновение задумывается и не крестится, а хочет снять фуражку (вот она борьба чувств!), но не делает и этого. Старая Русь в его душе уходит навек в небытие вместе с белой гвардией и вместо креста и непокрытой головы, он лишь глубже натягивает на себя фуражку с красной звезда — символом новой жизни, новой России. В этих жестах, занимающих всего несколько секунд экранного времени — вся судьба нашего народа. Кто командовал нашими Егориями, Иванами, кто направлял их на путь коммунизма? Разве какой-нибудь Иванов, Петров, Сидоров? Нет, Лейба Бронштейн (Троцкий), Иосиф Джугашвили (Сталин), Лев Розенфельд (Каменев) и тд и тп. В фильме эта идея воплощена в образе комиссарши еврейки с чрезвычайно трудно произносимым ФИО так, что сослуживцы называли ее просто- Землячка; и венгра- члена военно-полевых судов, который крайне плохо говорит по-русски. И вот эти люди решали судьбы русского народа, русского государства!

В 1920г канула в вечность былинная, купеческая Русь, замерзнув солдатами и беженцами колчаковской армии в вагонах на сотнях верст Транссибирской магистрали; пойдя ко дну вместе с полными пленных офицеров барж на Волге, Енисее, Черном море; исчезнув в дыму расстрелов, в отчаянных криках замученных в застенках Лубянки.; и навсегда успокоившейся на кладбище Сент-Женевьев де Буа. Но осталась память о колесных пароходах, прекрасных дамах, живописных волжских берегах с церквями, о лете, где поручика и незнакомку накрыл солнечный удар, навсегда оставшийся в их сердцах.

10 из 10

После общепризнанно провальной эпопеи о Великой Отечественной войне Никита Сергеевич возвращается к нам с историей времён войны Гражданской — «Солнечным ударом». На экране воцаряется атмосфера фильма «Свой среди чужих, чужой среди своих». Визуально она запечатлена всё с того же ракурса, что и «Утомленные солнцем-2»: качественная, отточенная игра контрастов, призванная оттенить многократные до и после, скрупулёзное пролонгированное компьютерное исследование летающих объектов и обилие в кадре дополнительных оптических приборов, которые режиссёр одалживает зрителю время от времени. Кажется, Михалков нащупал отвечающие современным технологиям, сугубо внешние рычаги для своей авторской идентификации у аудитории, не только множественные внутренние, давно и по праву характеризующие его стиль. Никита Сергеевич здесь угадывается в каждом кадре, каждом звуке: присущая ему игра на тончайших нюансах, глубокий взгляд, обращённый в самоё естество загадочного русского человека, обнажённый символизм и пронзительные диалоги сопровождают всё действие картины.

Так что же с ними, с внутренними рычагами? Лента ведет нас двумя параллельными повествовательно, но щемяще перпендикулярными по воздействию линиями, где одна — высокоморальный (даже оргазм в православной России, по мнению режиссёра с монархическими православными убеждениями, получали с именем Господа на устах), несущий в себе нечто большее, а потому имеющий место быть адюльтер, другая — попытка белогвардейских пленных офицеров порассуждать, зачем Империи, поголовно изучавшей французский, теперь этот самый французский. «Как всё это случилось?» Как же вышло, что, пока поручики царской армии гоняются по всему пароходу за шифоновыми шарфами своих ещё даже и не дам, в стране находится кто-то, кто что-то затевает. Раскручивая событийный маховик, предшествующий измене, Михалков посредством незадачливого фокусника показывает, откуда у русской эмиграции ноги растут. Не той, идеологически высокопарной интеллигенции, а местечковой, которая просто-напросто испытала на себе переизбыток в роскошных Венах и Парижах и «заразилась» заграницей. Сворачивая историю прелюбодеяния, чувственные последствия которого Михалкову оказываются напрочь неинтересны (в отличие от Бунина, автора литературного «Солнечного удара»), он изображает малограмотных отроков, которые в 1907 подверглись непонятной и безбожной обработке дарвинизмом, прислуживая в церкви меж тем, а в 1920 уже вершили судьбы, отнимая жизни. Так и не позволяя себе при этом перекреститься. Размышляя над этими умозрениями режиссёра, можно отследить их эпохальную для России универсальность и убедиться в том, что у истории есть свои любимые сценарии, отдельные эпизоды которых она готова экранизировать вновь и вновь. Мысль же «Мы всегда думаем, что найдется кто-то другой и возьмётся разгребать навороченное» — ярчайшая характеристика мастера русскому менталитету и мудрейший ответ на многие и многие вопросы.

Михалков признается в любви дореволюционной России. Дни, отображающие события 1907, обласканы солнцем. Камера с удовольствием захватывает широкие пейзажные зарисовки, а ещё одним героем фильма становится наш русский «Титаник» — «Летучий». Все это противопоставляется холодному, сиротливому и мрачному 1920 году. На первых же минутах на экране появляется величественный, статный павлин — символ аристократизма и эстетики былых времен. Умерщвлённая тупым выстрелом безымянного революционера, эта птица уже не воскреснет никогда. Но она была. Она была красива, горда и могущественна.

Офицер белой гвардии, пребывая в компании таких же, как он, капитулировавшихся белогвардейцев, задавленный безнадежной тоской своего и всероссийского положения, задаётся обозначенным трейлером вопросом: «Как всё это началось?»

Офицер белой гвардии, пребывая в круизе на пароходе с исполненным гордой мечтой названием «Летучий», подвластный неясному влечению, начинает уделять неумеренное внимание прекрасной незнакомке, также пассажирке парохода, впрочем, не решаясь вмешаться в её дела и заявить о своём присутствии и заинтересованности в ней.

Последняя сюжетная линия — это солнечное воспоминание погрязшего в безысходности апатичного героя о своей мимолётной, но сладостной влюблённости и о былом величии белого офицерства вообще. Органичное переплетение двух новелл Бунина — «Окаянные дни» и «Солнечный удар», со столь же органичными авторскими дополнениями, широко и полно воссоздаёт быт не только непостижимо высокой, заоблачно счастливой (!) дореволюционной России, но и того, что было после — разваленности, подлости, унижающей неспособности создать что-либо новое, но с поголовными запретами всего неуравненного. В итоге, лидирующую позицию занимает проблема этой позорной промежности, наскоро зашитой прорехи между двумя эпохами, а не беззаботный летний роман с прекрасной незнакомкой — он, вопреки названию, в фильме не преобладает, а напротив, является чем-то иррациональным, отторгнутым реальностью фильма. Эта сладкая любовная линия приобретает значение уже не просто воспоминания, а мечты главного героя, становится неким предсмертным видением, дымкой многообещающей будущности — недаром пароход появляется и исчезает через туман белого клубящегося пара, подчёркивающего отстраннённость происходящего. Тут нелинейное развитие действия идёт в плюс, поскольку, заранее зная, чем окончится торжество белой гвардии, мы не верим разворачивающейся на экране солнечной романтике, смотрим на неё уже через призму чёрного фатализма.

Первый час экранного времени создатели неторопливо, степенно (в отличие от табуированной эпопеи, где это делается залихватски-отчаянно и крайне бездумно) обрисовывают время и место действия, обогащая обстановку меткими художественными деталями, будь то куриный божок с приветом из Ялты, окукливающиеся сёстры-близняшки с альбомом для написания стишков на память или пышущий порывом сельский Д`Артаньян, для съёмки фотографии в открытку любимой возжелавший увеличить своё мужское достоинство для пущей внушительности. Быт эпохи прочувствован и воплощён на экране почти так же тонко и искусно, как в Бортковском «Мастере и Маргарите» — глаза разбегаются по обилию пёстрых деталей, и редкая отрада для кинематографического гурмана каждую из них обсмаковать и отложить в тарелку приятных воспоминаний. Многое занято у Бунина, но многое филигранно дополнено Адабашьяном и Моисеенко. Да и то, что взято из первоисточника, всё же, требует немалой работы и прилежного знания истории той эпохи. И костюмные, а особливо портретные характеристики героев так отлажены, хари прилегают к характерам Бунина так ровно и гладко, что надобность говорить о актёрской игре и, тем более, её ругать — отпадает.

Символика, никогда не изменявшая Михалковским фильмам, и в этой картине наличествует — будь то павлин, гуляющий по опустошенной мостовой или поршни двигателя парохода, ритмично подвигающиеся взад-вперед во время постельной сцены. Другой вопрос, что символика здесь несколько более навязчива, чем это нужно — если метафора и перенесена на экран, то она либо безбожно повторена раз десять, либо неаккуратно, слишком сильно акцентирована, чтоб уж наверняка. Но всё же это живая, самостоятельная, не хромая и часто свежая метафора.

Один из самых трогательных и глубоких лейтмотивов фильма — фотографический. Недаром самый первый и самый мудрый кадр фильма — лежащая на столе фотографическая линза, на которую во время съёмки попадёт волосок, пылинка — и стёрся человек с фотографии, да и из памяти нашей стёрся. В этом плане, фильм объявляет себя как нечто обличающее, призванное если не раскрывать ужасы, то по крайней мере разбудить нашу гражданскую память относительно Первой Мировой. Сам фильм — это в первую очередь фотографическая карточка, срез общества той поры, факт, аргумент против эпохи.

По ходу действия появятся и бесящие моменты, которых последние картины Михалкова также не лишены. Здесь это — неудавшийся образ газово-прозрачного голубого платка, который старательно впихнут в подавляющее большинство кадров, и ладно ещё, если он просто маняще развевается по ветру, но когда он начинает вдруг, как опиумное видение, перелетать по палубе, залетая во всевозможные трубы и оседая на поршнях, под маразматичный саундтрек теряющего чутьё Эдуарда Артемьева — вот здесь смело можно закрывать глаза руками. Русские ещё не научились нормально делать спецэффекты, чтоб так навязчиво манипулировать ими в кадре. Да и вообще без этой отвратно затянутой сцены погони за платком вполне можно было и обойтись.

Наибольшую жалость вызывает дребезжащий через всю картину конфликт Михалкова-художника, перевозбуждённого новыми возможностями компьютерных технологий и Михалкова-Носителя-Искры-Разума, Михалкова-мыслителя, борющегося за идейную составляющую. Основную радость для него теперь представляют рассыпающиеся в пыль белые буковки названия и анимация бумажного самолётика с превращением в летящую чайку. Но основная радость в создание кино — это вовсе не подбор шрифтов и не эксперименты с компьютерной коррекцией. Основная отрада режиссёра в делании подобной картины — это возможность рисовать широкими, размашистыми мазками ту нелепую, сангвиническую радость и благость русской жизни в солнечной императорской России начала XX века. Этим Михалков и занимается третий, самый движущий час повествования, на фоне собирательного, коренного русского образа Волги, тоненьких берёзок, далеко раскинувшихся зеленеющих полей и одинокой деревенской церквушки с синими куполами — неистово знакомый Левитанский пейзаж. В этом третьем, последнем часу действия раскинулось больше всего того, что дорого исконно русской натуре, здесь, после суетности парохода и уж, тем паче, лагеря (отнюдь не исчезнувшего, а лишь временно отодвинутого на задний план), зритель обретает наконец, кристаллизует в себе максимально явно те всероссийские чувства и натурально славянские предрасположенности, которых так не хватает ему в современной жизни, здесь всё пронизано нежной любовью к сельской, тихой и мирной жизни, здесь начинает пульсировать та светлая религиозная сердцевина, которая сохраняется тайно до сих пор в любой русской душе. И в конце вся эта славянская вольность и беззаботность находит своё разрешение в очень трагической, но единственно логически возможной концовке…

Скажу только, что к концу, когда в финальных кадрах пароход сквозь пар уплывал в розово-золотую даль, половина битком набитого зала сидела и плакала. Да и я, жуткий скептик и циник, расстрогался до влажности роговицы. А потом, когда по экрану поползли финальные титры, произошло нечто странное: из зала никто не вышел. Все сидели, как прикованные, с красными глазами и мокрыми новосыми платками и подпевали русскому мотиву, звучащему из динамиков — и так все долгие и утомляющие пять минут; ни у кого и мысли не появилось встать и уйти. Со мной такое впервые.

8 из 10

Только что с просмотра, и тут же решил написать, про те впечатления, которые фильм подарил.

Во-первых — атмосфера. В фильмах Н. Михалкова, даже не вдаваясь в особенности повествования, ценю как описана эпоха, как подобраны декорации, костюмы и вообще общее ощущение от окружения в котором происходят события. Как и в предыдущем фильме режиссера — «Цитадели» — я просто окунулся в прошедшее столетие, ощутил реальность героев и просто людей того времени. На мой взгляд — это явная заслуга всей съемочной группы, воссоздать целый мир — мир, в котором люди той эпохи видятся не как красивые декорации, а как реальные личности.

Во-вторых — сюжет. Конечно, тут уже ситуация на любителя, но мое мнение — в фильме затронуты очень серьезные темы и даже даны ключи к разгадке вопросов, которые встают перед зрителем. Первая половина кажется затянутой, но постепенно вливаешься в это медитативное повествование и к концу фильма уже осознаешь, что все в этом фильме было показано не случайно и не бессмысленно. Выделяется, как бы это сказать, особенность российского кино к изображению не набора каких-то действий, а именно самой жизни, её созерцанию, прочувствованию. Помимо этого в фильме много как-бы наводящих на основную мысль повествования фраз, из которых мне наиболее запомнилась: «А ведь говорят, что вся идея социализма очень похожа на идею христианства — свобода, равенство, братство…». Помимо множества других, эта фраза наводит на размышления и дает подсказки к основному вопросу фильма «Как же это случилось?».

В-третьих — подача сюжета. Переплетение двух таких непохожих друг на друга эпох, как до и после революции, проделано, конечно, мастерски. Поначалу события в них кажутся совершенно чуждыми и несовместимыми, но постепенно они начинают все более и более ощущаться как часть единой истории. И апофеоз в финале — как выложенный мостик от «симптомов», которые были еще скрыты в рассказе про путешествие по Волге, до полного букета душевных заболеваний и разрухи в послереволюционный период.

Подытоживая написанное, наверное осталось пожелать сходить на этот фильм и прочувствовать то, что хотел сказать автор. И, хочу подчеркнуть, что фильм очень русский и заставляет задуматься о нашем менталитете, об ошибках и о будущем нашего народа.

Никита Сергеевич Михалков — это имя знает каждый житель нашей страны, даже если и никогда не сталкивался с работами данного кинематографиста. Обладатель премии «Оскар» и участник множества кинофестивалей мирового уровня. Председатель союза кинематографистов России. Живой пример того, как можно скрестить классический советский кинематограф с современными культурными тенденциями. Человек, который много сделал для нашего государства и теперь находится в непонятной, необоснованной атмосфере критики со стороны псевдознатаков кинематографа. После неудачного двухсерийного продолжения «Утомленные солнцем» все начали смешивать его с грязью, с такой страстью, словно голодной собаке кинули мясистую кость. И сейчас, когда трейлер «Солнечного удара» появился в мировой сети, в его адрес посыпалось предвзятое и необоснованное скопление комментариев, построенных на личных, неаргументированных домыслах. Но вот новая работа Никиты Сергеевича появилась в российских кинотеатрах и теперь уже есть возможность по достоинству оценить ее качество.

Моя рецензия будет выстроена вокруг работы Никиты Сергеевича Михалкова: режиссуре, сценарном мастерстве и мыслях, которые он высказывает нам на протяжении долгого хронометража. В первую очередь стоит отметить, что «Солнечный удар» — это не бездумный и не лишенный здравого смысла фильм, как может показаться с первого раза. На протяжении трех часов Н. С. Михалков доходчивыми, незапутанными примерами и монологами героев объясняет причину развала Российской Империи и уподобляет революцию 1917 года, после которой образовалось социалистическое государство, солнечному удару. Каким образом он это делает? Почему на наших глазам контрастирует два разных времени: светлое и темное?

Давайте сначала вспомним характеристику солнечного удара, как болезни. Это болезненное состояние, расстройство работы головного мозга после длительного воздействия солнечного света. Этот симптом отличное прослеживается на отношении двух безымянных героев с теплохода «Летучий». Чем, как не на любовной линии можно лучше всего показать, что бывает, когда человек перестает себя контролировать от увиденной красоты, затмившей его разум, словно туман. Персонаж Мартиньша Калиты выступает как раз — таки в качестве размягченного мозга, который попал под воздействие так всем приятного солнца, в чьем качестве выступает героиня Виктории Соловьевой. Но ведь картина Н. С. Михалкова рассказывает нам не о проблемах супружеских измен. Нет, все гораздо глубже и сложнее. Вся эта необузданная, сумасшедшая увлеченность, показанная на «Летучем» есть не что иное, как хорошо понятный пример причин нашей революции начала ХХ века. Ведь действительно, только под воздействием каких-то пугающих, помутившихся факторов, можно было разрушить давно устоявшийся уклад, перевернуть все социальные принципы и погубить многие миллионы жизней, ради желания преступников «подмять» под себя власть. А как иначе? Ведь на такой дерзкий и ужасный шаг может пойти только уголовно наказуемый человек, заручившийся поддержкой половины образованного сословия.

Мне нравится, каким образом Никита Михалков объясняет зрителю ненужность бунтов и революций. На примере простой, старенькой детской коляски, наполненной игрушками, мы видим ужас самого факта — война. Погибают ни в чем не повинные дети, которые даже еще и не сформировали свое политическое мировоззрение. Так же были высказаны правильные мысли голосом есаула. «А зачем?». Зачем все трудились, создавали литературу, шли к научным вершинам, пытались мирным путем достичь благополучия: ведь все — равно половина населения недовольна? И никогда не будет довольна, даже если изменит весь политический строй. Есть еще один действительно эмоционально пробирающий эпизод, который долго не отпускает после завершения фильма. Диалог двух белых офицеров, которые говорят, что сами… своими руками, мы, погубили страну, целый мир, который уже не вернуть. Уничтожили русского человека. Постоянно недовольны страной, и как после этого жить, зная, что все достижения и вершины были зря?…

В итоге надо сказать, что это действительно качественное, сильное и умное кино, которое так редко появляется от наших кинематографистов, что подобные ленты уже можно пересчитать по пальцам. Честно признаться, не думал что «Солнечный удар» так сильно западет в мою душу. Что вопросы и ответы, показанные в нем, не будут покидать меня даже после двухдневного перерыва. И что самое интересное, эта картина сформировала мое отношение, не навязчиво, а посредством веских и логичных аргументов, к той революции… Картина обязательна к просмотру, если хочешь понять глупость современного мира, где на каждом шагу стоят антироссийские подстрекатели.

9 из 10

Фильм хороший. И плохой, одновременно. С художественной точки зрения немного не дотягивает. Хотя снят красиво, необычно. Красивая музыка, красивые лиричные сцены, прекрасно подобранные костюмы и декорации. Все эти детали создают нужную атмосферу, дух эпохи. Большой минус — затянутость. Несколько минут нам показывают, как летит, унесенный порывом ветра шарфик главной героини. И летит он как-то неестественно… это утомляет и отвлекает от самого повествования.

Теперь скажу о любовной линии… как ни старалась, не поверила в любовь главных героев! Для нее — флирт с незнакомцем на пароходе, эдакий курортный роман. Там муж, дети… скучно. А здесь молодой влюбленный поручик, как тут устоять! А потом непонятные переживания на тему «мы с тобой больше никогда не увидимся». У него — увлечение красивой, яркой женщиной. Для чего же портрет Лизоньки на столе? Раз никаких угрызений совести нет. Ни у него, не у нее. Порыв страсти, интрижка, возведенная Михалковым на какие-то невиданные высоты. «Не верю!» — говоря словами незабвенного Константина Сергеевича.

Теперь о втором уровне фильма, идейно-историческом. Он, как мне кажется, удался режиссеру гораздо лучше любовного. Вот мы видим старую Россию, православную, с храмами, монастырями, барышнями, офицерами в белых мундирах и красивыми песнями. И все здесь пестро, живо. Тоскует по ней герой, тоскует Бунин, тоскует и сам режиссер. И мы начинаем тосковать вместе с ними. А вот Россия новая, советская. Холодно здесь и серо: серое небо, серые шинели красногварцейцев и комиссаров, серая земля. И понимание того, что былого уже никогда не вернуть.

И ответ на вопрос «Как всё это случилось?» дан совершенно точно. «Вот этими самыми руками» — говорит в конце один из офицеров. Помните, Егорий, будущий красный комиссар, спрашивает главного героя о Дарвине и его теории происхождения видов? Тот отвечает неопределенно, он думает о своем, ему безразличны переживания мальчика. А у того в голове уже зародились сомнения: раз все от обезьян, и маменька с отцом, и священник, и даже царь — так чем же они все лучше него?! Вот в где собака зарыта: интеллигенция дала народу знания, но не разъяснила их, не взяла ответственность за то, что эти знания могут породить в головах простых людей. Они в это время плавали на пароходах, влюблялись, пили и слушали оперные арии. А все эти Дарвины, Марксы, Фрейды, весь этот материализм и атеизм породил тот ужас, который произошел с нашей страной. Как писал незабвенный Федор Михайлович: «когда Бога нет, всё дозволено»… и начале рушить церкви, убивать священников, жечь иконы, а вместе со всем этим и традиционный уклад русской жизни, русский дух, русскую ментальность…

Об этом фильм. Художник хотел высказаться и он высказался. Пожалуй, слишком размыто, лирично, но красиво. Спасибо ему за это! А то больно устали мы от отечественного кинематографа, переполненного глупыми дешевыми комедиями, неперевариваемым артхаусом и дешевыми американизированными блокбастерами. А здесь — хорошее глубокомысленное душевное кино на историческую тему.

Странное кино… Мощное, страстное, чувственное, раздражающее, притягательное, цельное, глуповатое, неожиданное…

«Как это все случилось?» — спрашивает себя герой фильма, имея в виду превращение солнечного воздушного рая 1907 года в мрачный холодный ад года 1920-го.

«Как это все случилось?» — спросил я себя, имея в виду превращение витального и жизнелюбивого НСМ 1970-х в идеологически упертого НСМ образца нулевых и 10-х.

По ходу фильма — чем дальше тем больше — мне стало казаться, что и самому НСМ интересно, как он превратился в то, чем стал. Или всегда был таким?..

Начинается фильм двумя автоцитатами (а по всему фильму их просто россыпи!), прозрачными донельзя:

- черно-белые фотографии и закадровый голос, читающий телеграммы Фрунзе и Врангеля, — отсылка к «Своему среди чужих…»;

- трамвайчик, едущий по улицам революционного города, — несомненный кивок в сторону «Рабы любви».

Только вот в трамвайчике не Соловей в страусино-павлиньих перьях, а революционная гопота. Гопота этого самого павлина — почему-то гуляющего по улице разоренного города — радостно подстрелит. Просто так.

«Вы звери, господа!» — кому эту фразу нужно адресовать теперь?..

Борьба за идеальное будущее, кажется, не особо волновала Михалкова и 40 лет назад. Ну да, кино было как бы про революционеров. Но на самом деле про «павлина-соловья», который погибает в мясорубке. В новом фильме Михалков опять с убиенным «павлином» (кстати, местечко, где произойдет «солнечный удар», так и называется — «Павлино»; подобными «фишками» фильм просто нафарширован — хоть утрактуйся!).

Да, герои тут будут пыжиться идеологическими построениями. Да, они скажут много всяких банальностей (что-то типа «надо было всех на столбах вешать, тогда было бы хорошо» или «русская литература не нужна, она только про говно говорила» или что-то вроде того), которые можно принять за голос автора. Думаю, и сам автор иногда принимает их за свой голос.

Но, как говорил Тарковский про Михалкова, «у Никиты руки умнее, чем голова».

Головой НСМ всячески пытается втиснуть — буквально коленкой — в свой мир смысл. Но созданный им мир оказывается «живее».

Мир этот, конечно же, дает сбои (которые раздражают не менее запихнутой коленкой идеологии). Например, меня страшно раздражал мальчик, ну явно сбежавший из «Ералаша». А поскольку мальчик этот должен был символизировать «чистоту и невинность», то тут у меня совсем не срослось… Даже несмотря на то, что он с интонациями Илюши Обломлва («Маменька приехела!!!») кричал: «Господин поручик!..»

Зато мальчик-юнкер был прекрасен /Со времен «Цирюльника» у Михалкова юнкера везде и всюду — ну, любит он их, видимо… И я его понимаю.

Фильм — при моем отношении к личности НСМ и к тому что он снимает в последние годы — просто не мог, не имел шансов мне понравится. Но внезапно понравился! И приятно удивил. После разваливающихся на актерские бенефисы «12» и нелепых до маразма «Предстояния» и «Цитадели» — откуда-то появился «сквозняк» из того, прежнего Михалкова.

Так превратился ли он окончательно в дубинноголового и тупого идеолога? Или же ребяческая энергия все-таки до сих пор живет в нем?

Кажется, в этот раз ему почти удалось пройти по лезвию бритвы…

7 из 10

Не могу выдержать «высокой» критики фильма здесь, напишу свое субъективное мнение. Вчера был на просмотре. Приходили и мамы с детьми, и женщины бальзаковского возраста. Были и мужчины 40—50 лет (один в середине заснул). Смотреть первые 1,5 часа было крайним испытанием. Но советовать «приходить сразу на вторую половину фильма» я не буду, т. к. вторая половина не сработает, если не видеть первую. Что я хочу сказать. Я разделю свои мысли на 3 части: на 1. впечатление от фильма, 2. на идеологическую значимость, 3. на профессиональные запчасти (ибо кое-как связан с кино и вижу то, что рядовые зрители не видят, но что их отталкивает).

Начну с 3-го пункта: 3 (профессиональный язык). У Михалкова крайне неудачный оператор. Всё как-то шаблонно-«глянцево». Очень мало оригинального (но оно есть и только ради оригинального стоит сходить в кино и посмотреть это на большом экране). Самое важное — это два момента: Неудачно-выбранный, просто не к месту и не по энергетике монтажер. Он испортил просто картину! Когда хочется досмотреть кадр, когда в эти моменты и могло бы родиться кино, монтажер зарезает концовки ключевых кадров, из-за чего не происходит погружения в ткань повествования фильма! Это очень важно, зрители это не осознают, но это приводит к тому, что зрители засыпают, но зато формально (!) фильм КАК БЫ становится «динамичнее» (т. е. тупо короче по длине). Лучше бы вырезали пару сцен, но оставили кадры для переживания — мир бы Бунина и России открылся сильнее!

Второй момент, испортивший картину (кроме неудачно выбранного монтажера) это операторская работа. ВСЁ СЕРИАЛЬНО. Что это значит чисто профессионально? Да очень просто: всё слишком крупно для кино. Сидишь и глаза «едут», ничего не видно. Дрожащая камера на сверхкрупной детали — это слишком. На телевизоре это будет смотреться идеально. Для кино — это приговор. ВСЕ крупные планы надо было снимать чуть общее. Это КИНО, это надо снимать так, чтобы зритель сам имел возможность выделить взглядом лицо. Вспомните Куросаву с его 2—3 крупняками за весь фильм! Тут перебор, сериальная манера, которая убивает кино.

Всё снято на цифру и проецируется проектором цифровым. Не был давно в кино, но разница поразительная. Это же УЖАС, простите. Эта серятина (малая динамическая широта по сравнении с кинопленкой), эта тупая непрерывная картина (немерцающая). Есть другие проф. моменты, но если их описывать — не хватит времени, поэтому остановился на ключевых моментах, которые рядовой зритель не осознает, но подумает «что-то тут не то» — не более того. Фильм от этого проиграл, но пишу это так подробно только от боли, что фильм мог быть более выразительным, запоминающимся, ибо он этого ЗАСЛУЖИВАЕТ.

(Идеологическая составляющая). Поразительно, но несмотря на все комментарии в интернете (будто это гимн царской России), я увидел совершенно другой фильм! Не хочу раскрывать всех секретов, но единственным героем, которому я полностью сопереживал — был красноармеец, честный человек, который даже часы не украл! На самом деле — это самый сильный момент в фильме. И несмотря на формальные слова автора про Россию, этот фильм на чувственном уровне действует примерно так: «пришла новая власть (речь про советы) и мы этого ЗАСЛУЖИЛИ», т. е. оправдание пришедшего советского строя. Я не буду судить хорошо это или плохо, просто обращаю внимание, что фильм, как и любое крупное произведение искусства, неоднозначен, и не пытайтесь вербализовать сразу Ваши ощущения от него. Потому что ощущения эти очень сильные и для начала их надо просто пережить, насладиться ими.

Автор ГОЛОВОЮ хочет (очень хочет) снять фильм о «потерянной России», и даже говорит про то, как «плохие» писатели «восхваляли» что-то недостойное, «развращая» простых крестьян, что «каждый писатель норовил облить г.. м действительность», но в итоге в кино вышла ДУША Михалкова с его поэтизацией красных, ДУША вышла в том, что ни один герой (!) в фильме не показан однозначно положительным, что сам автор (Михалков) нещадно поливает этим самым г.. м нашу действительность, выбирая самые циничные моменты жизни и из них составляя «истинную» картину России. Где тут увидели люди гимн царской России я так и не понял. Здесь гимн красноармейцам, поправимся: достойным красноармейцам. А этих, «в белых перчатках» «пропустивших» момент развала — честное слово, НЕ ЖАЛЬ. Кино так интересно устроено, что действует на невербальном уровне, и действие это именно про то, что «не жаль». По сути, если этого не планировал Автор фильма (а он, если верить его интервью, не планировал) — мы видим его шизофреническую попытку примирить в себе то, что так и не примирилось. Голова в 21 веке в путинской «России», душа в молодости, но добавлю ради справедливости, — это честно, и это правда. От себя не уйдешь.

Мое впечатление очень странное. Первые полтора часа я сидел с мыслью, что досижу до конца из упрямства. Действительно, «живой» Михалков проскальзывал в фильме (в виде внезапно оживляющихся сцен, особенно это было заметно после тягомотины какой-то идеологической), и за 3 часа примерно 6 минут сильного художественного воздействия ЕСТЬ, и только ради них, по-моему, надо обязательно видеть эту силу на большом экране. То, что Вы не пожалеете — это ТОЧНО. Сильное воздействие от 2—3 персонажей: этот гл. герой, шатающийся от горя потери своей влюбленности, и мальчик, который оказался предельно достойным человеком. Ищущих героев два (перечислены выше), но подлинно духовно ищущий — один, мальчик! Вот это и есть самое важное и интересное. Потому что у Бунина горе от потери России, а здесь (если чувственно воспринимать) — оправдание (!) слома эпох. Совершенно антипод Бунина Михалков, но это ощущение гостиницы в глубинке, эти просторы, это Солнце — в этих эпизодах Михалков, что называется, «попал» в десятку, попал в ощущение Бунина.

Рекомендую фильм всем. На мой взгляд, смотреть в кино (именно в кино) ЭТОТ фильм надо. Бунинские эпизоды плюс пейзажи — это то, в чем большой экран бесконечно выигрывает перед просмотром на домашних компьютерах и телевизорах. Фильм неоднозначный. В основном в интернете пишут как под копирку «рецензии». Посмотрев же, я увидел, что всё чуть ли не наоборот (и оттого только интереснее). Конечно, детям до 12 смотреть не надо, я бы и до 14 посоветовал не смотреть (есть пошлые «шутки» — дань «моде», но куда без них нашему желающему быть «современным» классику). «Тонкая» аллюзия, сравнение революционных событий с Солнечным ударом, конечно, неправомерна. Но автор имел на это право.