Рецензии

Вопрос о соотнесении экранизации с первоисточником, или, если беря шире, о трансфере между различными видами искусства - никогда не будет закрыт. Я занимаю промежуточную позицию, отстаивая независимость любого произведения искусства, неважно кем или чем вдохновленные.

Книга Кундеры ' Невыносимая легкость бытия' стала событием в интеллектуальном мире Европы. Филип Кауфман событием не стал, являясь при этом неплохим сценаристом и режиссером. Фильм же - промежуток между ними.

Он наполнен прекрасными актерскими работами: томный взгляд будущего великого актёра Дэниэла Дэй-Льюиса, невинность и поджатые губы Жульет Бинош - синонима красоты и грусти в сфере французского кинематографа, а также доведенная до предела сексуальность и пластика Лены Олин.

Помимо актерской составляющей, фильм во многом копирует сюжет книги. Проблема в том, что он не пытается экранизировать книгу, идя шаг за шагом по мысли Кундеры: сценарий именно копирует сюжетные ходы и примерные образы, создавая собственное произведение. Как минимум, фильм полностью убрал чувство политического разложения, перетягивая внимания на главных героев и их переживания, которые можно объяснить в контексте фильма только тем, что они такими родились.

Иногда про экранизации говорят, что если бы не было оригинальной книги - фильм получился бы, смотрелся бы выгодней и глубже. В случае 'Невыносимой легкости бытия' присутствие книги Кундеры не только вдохновила Филипа Кауфмана на экранизацию, но и полностью создала контекст, фундамент фильма. Без книги фильм - лишь красивая картинка, витрина, совершенно пустое, необжитое пространство. Фильм ни в коем случае не является лишним или необязательным, но вряд ли о способен вдохновить на что-то, кроме желания писать сценарии экранизаций получше

Достаточно хорошо зная подоплеку пражской весны, интересен был другой, куда более узнаваемый штрих в картине, о как бы другой составляющей одного запутанного бытия, касаемо личного. Проскочила в этом фильме, осталась практически незамеченной, и одна ключевая на мой взгляд фраза:

повсюду музыка становится просто шумом… и это тоже – эти пластмассовые цветы, их лишили даже воды! а на улицы посмотрите – весь мир становится ужасным, красоту можно увидеть только в каких-то заповедниках, но и там её преследуют, хотят истребить окончательно…

Автор этих слов женщина. Красивая, недоступная, равнодушная. Она видит, бежит, распознавая саму суть. Красота её отверженный мир. Но смелость всех её семантических чувств не развивает в ней главного. А множество всех его желаний, никак не хочет нарушать привычной лёгкости жизни. Фильм делает лишь малую попытку на непростые отношения мужчины и женщины, как некто ко времени и месту спекулирует на широком понятии свободы. Нельзя разобрать: кто и что здесь хочет заиграть, или же навязать вам. Местами очень политично (т. е. плохо), а местами красиво. Всё до тех пор, пока сам киноресексуальный роман, претендуя видимо на нечто большее, не перерос в откровенно слабую толстовщину с кустуривщиной. Холст со сменой декораций – со свиньями, кошками, козлами и собаками, лишь усугубил странное наполнение счастьем подобного пути. Любовь окончательно уступила место истерии.

(неплохо бы полностью прочесть роман)

Одно время то и дело попадалось на глаза довольно вычурное название «Невыносимая легкость бытия», но сам фильм все как-то проскакивал мимо - да и фраза навевала определенные ассоциации...

И вот в недавний «юбилей» оккупации Чехословакии наткнулся на статью Би-Би-Си, где говорилось, что этот фильм «обессмертил» события «Пражской весны», - вот я сдуру и посмотрел его наконец.

Верь после этого Би-Би-Си...

Ведь «ассоциации» у меня, как оказалось, были совершенно верные...

Пока смотришь бесконечные «постельные» сцены (в кавычках, потому что постель там была вовсе не обязательным элементом) с участием главных героев фильма, в голове в основном вертится одна мысль: и вот это и есть «жертвы оккупации», которых надо пожалеть?

Помню, смотрел как-то «Голову в облаках», и в уме невольно всплыл исторический анекдот: Бродский однажды заболел, его пришел навестить в больницу приятель и, не зная, видимо, что сказать, брякнул: «А Евтушенко - против колхозов». Бродский из последних сил приподнялся на подушке и еле шевеля губами, выдавил: «Тогда я - за!...» - и полностью обессиленный упал на подушку... Вот и меня по ходу фильма так и подмывало спросить: если вся эта шваль против фашизма, то может, он не так уж и плох?...

В «Легкости бытия» - то же самое: если от оккупации страдал такой сброд, то может, ничего особо крамольного в ней и не было?

Не то чтобы я защищал фашизм или иностранную интервенцию - но на роль «жертв оккупации» могли бы подобрать кандидатуры подостойней и поправдоподобней. Наверняка мучились и порядочные люди: мало ведь кому приятны чужие танки на своей родной земле...

Однако приходится писать по факту фильма.

Как говорили умные люди в старину: «всякий народ заслуживает свое правительство». Если в стране сущий бордель, чего они еще хотели? И я не понял: одним из стремлений авторов было показать, что все чешки шлюхи? Сами набрасывающиеся на любого мужчину, кто на них взглянет? А у чешских мужчин на уме один секс, причем «интеллектуалы» у них вообще маньяки, с головой, забитой «Эдиповым комплексом» и другими извращенными вымыслами больного на голову Фройда, который сам от всех них и страдал, а свалить решил на остальных? Я не фанат Ленина, но такие «интеллигенты» сами напрашиваются, чтоб их назвали на букву «г».

Но главное: а какую вообще роль играет в жизни персонажей эта жуткая оккупация? Все они живут чисто своими голыми (во всех смыслах) эмоциями и первичными инстинктами, и если несчастны - так они везде будут несчастны с таким отношением к жизни и к людям - в любой стране и при любом строе: и в фашистской Германии, и в советской России, и в заокеанском «американском рае», и даже на острове Таити посреди Великого Тихого океана... Их страдания вызваны оккупацией, что ли? Чисто своими рефлексиями и переживаниями в личной жизни, в которых им, кроме себя, винить, в общем-то, некого...

Верю на слово другим рецензентам, что книга намного лучше фильма - сам с таким часто сталкивался.

Возможно, и оценка у фильма такая высокая (7,4) из-за тех, кто читал, а потому смог «заполнять пробелы» при просмотре: знали, что выпущено, чем вызваны поступки героев и т.д.

Но я написал чисто по фильму, с «не замутненным» книгой сознанием...

Единственный плюс у фильма: Жюльет Бинош выглядит жутко миленько - кому хошь голову вскружит. По традиционным театральным канонам идеально подошла бы на амплуа «инженю». Но какие на фиг «инженю» в порнографии?

Лишь под самый-самый конец авторы «приберегли» робкий проблеск света и чистоты - он даже немного заставляет задуматься о жизни и смерти, о вечном... Но терпеть ради этих 5 минут три часа всякой чуши и грязи как-то «нерентабельно», согласитесь...

А еще меня сильно раздражала весь фильм дурацкая манера англо-американцев показывать речь «чужеземцев», говоря на своем родном английском с каким-нибудь совершенно дурацким акцентом. Это общая черта практически всех их фильмов. У нас, слава Богу, такой дури никогда не было: все наши «немцы» говорили на чистом русском: «Штирлиц, а вас я попрошу остаться!» - и не отвлекали постоянно этой клоунадой с ломаньем языка от содержания ленты.

В общем, английский по нему лучше не учить.

PS Если кого поставил в тупик мой заголовок «Имени Ленина в период»: это в фильме «советские оккупанты» первым делом такой «убойный» лозунг в Праге вывесили.

Что они хотели сказать, так и не понял. Самое близкое, что приходит в голову: «С именем Ленина вперед»? Но я не настаиваю - возможно, кто-то предложит версию получше... (А реальность, быть может, вообще намного причудливее и увлекательней...)

Хотя что взять с американцев? Для них не знать чужие языки - норма, а у некоторых вообще предмет национальной гордости. Сами напрашиваются на коронное задорновское: «Ну, тупы-ы-ы-е!»(С)

4 из 10

Действие фильма проходит под знаком 'советского тоталитаризма', который по выражению одного из рецензентов 'слышен, но не виден'. Мне хотелось бы рассмотреть именно эту его сторону.

'Советский тоталитаризм' стал слышен особо отчетливо после XX съезда КПСС - когда в самом Союзе не нашлось ни одной силы, которая посмела бы оспорить шельмование Сталина и сталинизма, а затем пошли массовые разоблачения за авторством Солженицына, Зиновьева и сомнов других правдецов. Советская пропаганда сделала все, чтобы убедить мир в том, что все это - правда.

Партия фактически осуществила в союзе контрреволюционный переворот, люди могли этого не понимать, но они прекрасно видели двусмысленность и лживость коммунистических лозунгов, поднятых на знамя людьми, накрепко порвавшими с коммунизмом. И не нужно удивляться тому, что 'пражская весна' воспринимается на западе как преступление 'советского империализма'. Так ведь и есть.

По Ленину социализм есть единая капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и переставшая оттого быть капиталистической монополией. А если эта монополия получает возвратный капиталистический характер - как это назвать? Тут уж в пору говорить о советском фашизме - открытой террористической диктатуре финансового капитала. И в России были проявления этого фашизма - начиная от расстрела рабочих в Новочеркасске и кончая расстрелом Верховного совета при Ельцине.

Опять же, рассуждение об Эдипе, совершенно вымученное и лживое, легко можно обратить в сферу сегодняшних реалий, имея ввиду не мнимые преступления Сталина и его сообщников, а убийство СССР, как говорит маэстро Кургинян, 'метафизическое падение', продажа первородства за чечевичную похлебку.

Так что было бы неверно говорить, что авторы попали в молоко, камни долетают до нашего огорода. Другой вопрос, следует ли коммунистам последовать примеру царя Эдипа, или все-таки попытаться трезво взглянуть в глаза действительности и попытаться спасти то, что еще не до конца потеряно.

'Невыносимая легкость бытия' - безобразнейший пример капиталистической пропаганды - идеологической, этической, эстетической. Не берусь судить о точности изображения умонастроений именно времен пражской весны. Но кино дает изрядную картину сознания западного интеллигентствующего обывателя и изрядную картину восприятия на западе нашей страны, далеко не всегда, к сожалению, искаженного.

Глупо было бы все это не учитывать, даже если просмотр этой картины - самая настоящая пытка.

-О чем этот фильм?
-О влюблённых, которых не смогли разлучить ни красивые женщины ни коммунисты.

Я посмотрела американский фильм 1988 года «Невыносимая лёгкость бытия». У меня остались смешанные чувства после этого фильма, не могу сказать, что я в восторге, и это лучший фильм, что я смотрела. Но и сказать, что фильм ужасный тоже не могу. Однако, считаю, что это не самый плохой выбор для вечернего просмотра. Фильм снят американским режиссёром по роману французского писателя Милана Кундеры. Сам писатель очень негативно отзывался об экранизации и отказался присутствовать при рекламной компании, поэтому, наверное, правильнее сказать, что в основу сценария взяли сюжет одноименного романа.

Фильм начинается по классическому сюжету, когда герой-любовник по имени Томаш влюбляется в провинциальную умную девушку по имени Тереза, которая много читает и отлично фотографирует. Томаш работает хирургом в Праге. Тереза переезжает к нему и спустя несколько месяцев после знакомства они женится. Томаш не перестаёт встречаться со своей любовницей Сабиной и не упускает случаев соблазнить прекрасных дам, несмотря на любовь к своей жене. Я бы не сказала, что это фильм только о Томаше, Тереза, ее виденье мира, галлюцинации играют большую роль в развитии сюжета.

Главные героем приходится пережить события пражской весны. В фильме показывают как раз тот день, когда войска въехали в Прагу. Томаш и Тереза отправились в центр города, чтобы поддержать протесты. Бунтарский дух Терезы подвиг ее на смелый поступок, который обернулся трагедией для несколько десятков людей и их семей.

В фильме много поворотов сюжета, которые завязаны на истеричности Терезы. В её поступках и решениях иногда напрочь отсутствует логика. Например, когда девушка после очередных припадков ревности решила вернуться в оккупированную Прагу, где у нее забрали паспорт, фотоаппарат, а вместе с ним и возможность зарабатывать любимым делом.

Томаш все время попадает из-за неё в унизительные, а иногда опасные ситуации, ему приходится сделать выбор между карьерой и своими принципами. Всего этого можно было бы избежать, если бы Тереза хоть чуть-чуть старалась вести себя адекватнее. Концовка фильма была неожиданной, но в целом я бы оценила сюжет на 4 балла из 10. Не раскрыта до конца мотивация героев, поэтому, кажется, что герои совершают поступки исключительно для драматизации событий, а это смотрится не естественно.

Я хочу выделить несомненные достоинства этого фильма. Прежде всего - хорошая актёрская игра. Исполнители главных ролей Дэниел Дэй-Льюис (Томаш) и Жюльет Бинош (Тереза) хорошо передали эмоции, чувства, что переполняли их героев. Больше всего впечатлила актриса Лена Олин и ее исполнение роли Сабины. Актрисе удалось вывести из тени второстепенную сюжетную линию об истории свободолюбивой талантливой художницы, которая ищет свое место в жизни, при этом боится привязанности.

Главный бонус этого фильма – эротические сцены, причём разные по характеру, в одних бушуют страсти, а другие наполнены нежностью и чувственностью. Одна из лучших эротических сцен в фильме, когда Сабину позирует Терезе в качестве обнажённой натуры. Олин выложилась на полную, она чувственная со страстным темпераментом, гибкая, изящная. Это было очень красиво и завораживающе.

Фильм искал довольно долго, и приступил к просмотру с большим трепетом.

Книгу не читал, о сюжете знал только то, что события происходит в Чехословакии в 1968. Узнав эти пространственно-временные координаты, я как охотничий пёс сделал стойку — ага, должно быть что-то особенно интересное!

Результат — фильм мне не понравилось от слова «совсем». Категорически! От картины испытал ужасающее разочарование.

Ожидал увидеть напряжённую драму о событиях Пражской весны и операции «Дунай» (а это ведь одна из ярчайших страниц Холодной войны) глазами чехов — наших вчерашних соратников, а теперь противников.

А оказалась заунывная эротическая мелодрама. Вот так облом… Я был чертовски разочарован, и после этого книгу читать не захотел.

--

А чем я, собственно говоря, недоволен. Постараюсь пояснить на примере.

Вот попадается вам в руки кинофильм с аннотаций: «Лирическая история о любовных терзаниях молодого художника». Всё, вроде бы, ясно и понятно. Но следующая строчка вступления гласит: «Действие происходит осенью 1812 года в Москве.»

Ещё раз, внимательно — в Москве! в 1812-м! И при этом в кинокартине будет много-много слов о том как богемный дядя шарахается между своими любовницами, но при этом авторы как-то забывают одну «маленькую мелочь» — вообще-то идёт война, и в городе стоит оккупационная армия, и на улицах стоит стрельба. А в фильме всё это опускается…

Хм, зритель вроде меня будет убеждён, что где-то как-то его гнусно обманули.

Я не буду ставить плохих оценок, и не буду ругать режиссёра и съёмочную группу.

Но — разочарование полное…

Эту замечательную мелодраму, снятую по мотивам романа чешского писателя-диссидента Милана Кундеры, я могу смело назвать одним из лучших (если не лучшим) фильмов о любви, снятых за всю историю кинематографа. Несмотря на, казалось бы, банальную тему взаимоотношений влюблённых, а затем и супругов, супружеских измен и ревности, кинокартина отнюдь не скучна, напротив, эта история захватила меня с начала и до конца, и три часа фильма пролетели незаметно.

Пражская весна. Социалистическая Чехословакия наслаждается неожиданно пришедшей свободой — в том числе и свободой нравов. Картина великолепно передаёт дух эпохи — короткого периода раскрепощённости, тревоги, когда «танки шагали по Праге», серости и безысходности диктатуры. Но при этом в «Невыносимой лёгкости бытия» не чувствуется запашка политической ангажированности, напротив, политика всего лишь фон — пусть и весьма выразительный — для истории главных героев.

Томаш и Тереза. Такие разные, такие непохожие, но сведённые судьбой вместе. Галантный врач-донжуан с почти демоническим обаянием, перед которым редкая женщина сможет устоять, и наивная, трогательная девчонка из сельской глубинки, мечтающая стать фотографом. Взаимное непонимание — Тереза не может принять измены мужа, она прощает его, но всё равно страдает, даже бежит от супруга из благополучной Швейцарии обратно на неприветливую родину. Томаш, возможно, подспудно догадывающийся о том, что его поведение неправильно, но не понимающий, какую боль причиняют Терезе его любовные похождения, и по-прежнему идущий на поводу инстинкта — однако при этом он боится разлуки с любимой.

В их отношениях присутствует и третий — очаровательная и чувственная эстетка Сабина. Но не ждите классического любовного треугольника! Сабина и Томаш не только и не столько любовники, сколько друзья, которых объединило родство душ: оба легко относятся к сексу, избегают близких отношений и втайне страдают от одиночества, потому им так и легко вдвоём — ни пылкого чувства, ни взаимных обязательств. Возможно, поэтому отношения Терезы и Сабины лишены неприязни: они становятся близкими подругами, такими разными, но испытывающими взаимное притяжение, почти влечение — чего стоит хотя бы сцена их совместной фотосессии, необычайно красивая и эротичная.

Несмотря на свою трагичность, фильм необыкновенно светлый. Пусть счастье героев мимолётно, легко и невесомо, словно лучик света во тьме рутины и жизненных неурядиц, непонимания и обид, но в конечном счёте в памяти остаётся именно оно. Может, в этом и заключается невыносимая лёгкость бытия?

10 из 10

Милан Кундера сидит в кресле напротив меня. Солнечные лучи за окном его парижской квартиры бродят по соседним мансардам. Светлые стены увешаны десятками картин. Писатель скептически улыбается, услышав мой вопрос. — «Невыносимая легкость бытия? Человек проживает свою жизнь. Он живет только один раз.» Он встает из кресла и подходит к одной из картин. — «Много лет я жил с идеей романа, идеей вечного возвращения человека. Я не знаю, насколько форма выражения этой мысли оказалась хуже первоначального замысла. Но моё намерение было гораздо сложнее, чем полученный результат». — - «Дело в главном герое?», — спрашиваю я. — «Томаш? В описании этого персонажа я намеренно не даю физических подробностей. Да и описаний героя фактически нет. Каждый герой в романе живет лишь для изучения определенной темы. У каждого героя романа своя тема.»

Ночь умирает. Отблески пламени нехотя расползаются по вощеному паркету, смешиваясь с тусклым светом осени. Я бросаю последнюю порцию угля в чугунную печь, раскрываю журнал и записываю: «22 ноября 1989 года. Дежурство по роте сдал». Затем, вторя воплю дневального на тумбочке, кричу в темноту казармы ненавистное: — рота, подъем, — и включаю свет. Крохотное пространство батальонного плаца с трех сторон окружено мощным фасадом древней тюрьмы, в 1968 году превратившейся в воинскую часть. Четвертой стороной квадрата вытянулся одноэтажный штаб. И если, минуя КПП, я выйду на улицу и, звонко щелкнув подковами по брусчатке, поверну направо, то к вечеру смогу дойти до Праги.

Филип Кауфманн снял «Невыносимую легкость бытия» в 1988 году. Ну и что тут такого, спросите вы? Подумаешь, филосовский роман лежит в основе этого фильма. Подумаешь, режиссер вместо рассуждений о бесценности и об обесценивании человеческой жизни попытался снять эротический фильм. Ах, да, главный герой Томаш любит женщин. А женщины любят Томаша. Грех было этим фактом не воспользоваться. И вот целый мир, придуманный Кундерой за двадцать пять лет, усечен, разрезан, склеен и брошен зрителю в виде десертного набора «К воссоединению Европы». И где тут Ницше, где Парменид?

Вампир трясет меня за плечо. — «Обед проспишь.»-. На паркете в кучу свалена форма регулировщиков. Прапорщик Николаенко деловито проверяет батарейки в полосатых жезлах. — «Так, все свободные от «нарядов», наряжаемся!»,- и смеется над своим каламбуром. По узеньким тротуарам старого города топаем к месту прохождения колонны. Прохожие удивленно таращатся на наши белые каски и черную форму с катафотами. Воздух между фасадов двухэтажных домов пропитан запахом жареных шпикачек и свежесваренного кофе. Я встаю на позицию и вижу на другой стороне улицы несколько «Чезетов» и «Яв», припаркованных у пивницы. Их бритоголовые хозяева, затянутые в кожаные доспехи, вываливаются из злачного заведения. Я гляжу туда, где должна появиться военная колонна. Броня издалека машет мне жезлом. Я поворачиваюсь, и прямо перед собой вижу одного из рокеров. Его покрытая татуировками рука тянется к моему штык-ножу. — «Хальт,' — почему-то по-немецки кричу я, рывком сдергиваю автомат, ставлю его на одиночный и поворачиваю стволом вверх. Чех замирает. Я не понимаю ни слова из того, что он мне говорит. «Ленин»- вдруг говорит чех. Я вдруг замечаю первую машину колонны: плоская морда Газ-66 поворачивает в мою сторону, а за ним с адским грохотом уже выкатывает БМП. Чех отбегает в сторону, а я, закинув свой АКС обратно, вытягиваю жезл куда положено по уставу. «Ленин»- снова кричит пьяный рокер. Мимо меня грохочет гигантская зеленая гусеница, отражаясь в витринах магазинов и кафе. До меня вдруг доходит, и я кричу чеху: — «Сто корун!». И лихорадочно вспоминаю, взял ли с собой блокнот с заныканной десяткой с профилем Владимира Ильича.

Свен Нюквист спасает картину. Его камера летит над съемочной площадкой, поэтизируя движения персонажей, делая таинственным и волшебным обыкновенный дневной свет. В прекрасных муз превращаются Тереза и Сабина, Нюквист едва не заставляет их летать на метле. Еще оператор нивелирует неуместный дьявольский флёр Дэниела Дель Льюиса и до максимума увеличивает черное свечение, исходящее от «русских коммунистов». Русские от этого не становятся менее картонными, но взлетают и парят в искаженном пространстве вместе с остальными персонажами, на фоне еще не озвученной к тому времени битловской «Хей, Джуд».

Вечером я иду в каптерку и прячу кроны в свою дембельскую сумку. В крохотном радиоприемнике старшины «Пинк Флойд» допиливает свою бесконечную «Стену». Мне вдруг захотелось снова дышать воздухом беззаботных улиц старинного городка. Незаметно вытаскиваю из сумки спортивный костюм и кроссовки, приготовленные на «дембель» и проношу их в казарму. У «дедушки» Пельменя за пять крон беру в аренду лётный бушлат черного цвета. — «Самоход», — лениво бурчит Пельмень. Ночью достаю из тайника веревку. Слон держит её, пока я спускаюсь со второго этажа в чужой палисадник. Добежав до ночного магазина, я вхожу не сразу. Но внутри никого нет, кроме продавщицы и толстого чеха. Я кладу четыре кроны на прилавок. Продавщица, язвительно улыбаясь, протягивает мне бутылку пива и сдачу. Ноги, за год отвыкшие от нормальной обуви, сами несут меня на вершину холма, мимо стен старой крепости. Мои мысли уносятся на 250 километров западнее, туда, где радостная толпа топчется на обломках Чекпойнт Чарли. Затем я плюхаюсь в Атлантический океан и выхожу из него на Восточном побережье США, добегаю до Калифорнии и снова бросаюсь в океан, но уже Тихий, через пролив Лаперуза доплываю до Владивостока, запрыгиваю на поезд до Москвы и долетаю на нем до окраины своего района. Заводские корпуса «Шкоды» ночью с холма сливаются с огнями бирюлевской промзоны. Я чувствую, как первые снежинки падают в бездонную ночь, проносясь между бархатной революцией времени и пространством пятисотлетней стены. И я бегу обратно, чтобы успеть вернуться до прихода дежурного по части.

Затронул ли режиссер Кауфманн нерв времени? Помог ли разрушить социализм? Думаю, что вряд ли. А если что и затронул, то это, скорее всего, были эротические зоны зрителей. Ну что может быть романтичнее любовных переживаний на фоне вторжения вражеских (союзнических) войск? В фильме нет объяснения, почему легкость бытия невыносима для персонажей. Мне снова приходится лететь в Париж. Я влетаю в окно парижской квартиры писателя не сразу, вглядываясь, нет ли посторонних. Кундера долго молчит в ответ. Затем всё-таки произносит: — «Люди сбегают от себя, от своих страданий в будущее. Убежав, они проводят черту. За ней страдания перестают существовать.» — «А можно ли убежать в прошлое?», — спрашиваю я, но писатель, ничего не сказав, прогоняет меня обратно в парижские сумерки.

Милан Кундера — идеальный писатель для автобусов, троллейбусов, трамваев, метро (любимый вид транспорта подчеркнуть). Его тексты, калейдоскопично распадаясь на цветные стеклышки, рисуют причудливый узор здесь и сейчас. Не так уж важно, о чем пишет Кундера. Погружается ли в критику коммунистического режима, размышляет о бессмертии или описывает очередные эротические похождения героев. Закрыв книгу, вы, скорее всего, не вспомните подробности. Но настроение, «заданное автором», останется надолго.

Филипп Кауфман поставил перед собой чертовски сложную задачу. Он решил экранизировать самый известный роман Кундеры, пережить его, разобраться в причинах и следствиях, но главное — понять, что же такого невыносимо легкого было в бытии главных героев. А ведь, кажется, ткань произведения достаточно проста, несмотря на некоторый сумбур изложения. Поставьте в центре ленты любовный треугольник Томаш-Тереза-Сабина, добавь истерию пражских событий шестьдесят девятого, накидай запоминающихся постельных сцен — и вот оно воплощение текста чешского писателя. Да только сам Кундера в то время не до конца осознал свой роман. В «Бессмертии» он с сожалением будет рассуждать о том, что использовал столь замечательное название впустую. И танки, и легенда об Эдипе, и бегство от реальности в причудливые сны (ставшие основным сюжетным стержнем книги), — все это напускное. Главное — чувства, в которых сочетается животная потребность плоти и человеческое желание укрыться от окружающего мира. Три человека, три мира, три совершенно разные истории любви, переплетенные совместной жизнью, на мрачном фоне рушащегося мира под песни о новой жизни.

Бытие становится невыносимым, когда волосы твоего мужа пахнут чужим женским лоном. Когда на соседней улице едут танки. Когда ты осознаешь, что живешь единожды, и выбрать другой вариант ответа на жизненно важный вопрос тебе уже не дадут. Но, на самом деле, все достаточно просто. Есть мужчина, есть женщина, есть желание связи. Блокируй чувства и жизнь обретет указанную легкость. Забудься в чужих объятиях, дедушка Фрёйд уже давно расставил акценты над движущими силами. Простые советы, которым очень непросто следовать. Даже Томаш, привыкший менять женщин как перчатки, не смог соблюсти эти простые правила, что уж говорить о наивной дурочке Терезе.

Милан Кундера — отвратительный писатель для режиссеров. Он ломает хронологию событий, убивая главных героев в середине романа, долго и увлеченно рассказывает биографии выдающихся людей, условно привязанных к сюжету, выводит странные сюрреалистичные картины, пропитанные эротикой. «Если книгу можно пересказать — она отвратительна», — обронит однажды писатель. Кауфману удалось отсечь все лишнее. Политические аллюзии смазаны, неверные шаги главных героев вынесены за скобки. Режиссер увидел роман таким, каким он должен был быть. Кундере для осознания этого понадобилось шесть лет.

Пожалуй, стоит начать с того, что данное кино не является экранизацией романа Милана Кундеры. Правильнее сказать, что перед нами картина, в основу сюжета которой легло сие произведение. И если бы я смотрел этот фильм как читатель, то не оставил бы и камня на камне от него. Но давайте представим, что мы глупы и не слышали никогда ранее о «Невыносимой легкости бытия». О чем же фильм?

Поначалу кажется, что нам расскажут историю о знатном сердцееде и девчонке из глубинки, которая смогла покорить его. Затем нас кидают в самый эпицентр Пражской весны. После этого кажется, что режиссер хочет донести до нас идею а-ля «Выживут только любовники», а в конце… А в конце у меня остались одни лишь вопросы.

Так как сюжет не блещет крайне изощренными хитросплетениями (собственно, как и книга), то хотелось бы понять главных героев. Через них ощутить все прелести и ужасы происходящих событий. Но на практике все выходит гораздо плачевнее: образ Томаша вышел абсолютно плоским у Кауфмана. Фильм, собственно, уже начался с того, что герой Дэй-Льюиса так и не смог внятно объяснить зрителю, как официантка с деревушки очаровала его за одну ночь и осталась жить в его доме, чего не удавалось ни одной другой любовнице. Мы лишь слышим пару исковерканных цитат Милана, закрываем уши и смотрим дальше. Но вопросов становится только больше… Почему герои покидают родную страну без капли сожаления? Где Es muss sein Бетховена? Вопросы накапливаются один за другим так же гладко, как одна мелодия в фильме сменяют другую.

Да, саундтрек очень хорош. С классической музыкой промахов не бывает. Но я все равно не верю ни Томашу, который должен метаться между желанием «сходить налево» и своей женой, ни Терезе с ее наигранными истериками и галлюцинациями. Ни Францу, который ушел от безымянной семьи (история которой, кстати, весьма и весьма интересна) к Сабине после двух-трех встреч, которые заняли в фильме от силы несколько минут.

Положительное впечатление произвела только Сабина. И игра Олин, и более-менее удачный подход к ее сюжетной линии в первоисточнике сделали свое дело. Конечно, нельзя не отметить все постельные сцены в фильме! Вот уж где постарались, так можно только похлопать. Но, Филип, у тебя было три(!) часа хронометража.

События сменяют друг друга так, словно монтажер терял пленку огромными кусками и мастерил уже на колене из остатков. Фильм периодически элементарно распадается на куски. Из всей плеяды людских трагедий запоминается лишь сцена с кончиной Каренина… На это ли закладывался режиссер, приступая к съемкам?

О чем же этот фильм? О советских вождях, которым следует выколоть глаза? О любви, которая рано или поздно покорит каждого из нас? Быть может, о Каренине? Мне до сих пор непонятно.

Фильм вышел довольно легким, несмотря на большой хронометраж, но крайне невыносимым для тех, кто чтит великое произведение Милана Кундеры. И мне хотелось бы задать еще один вопрос из сотен накопившихся. Вопрос крайне простой, даже забавный, но ответа на него фильм так и не дал…

А в чем же состоит невыносимость легкости бытия, Господин Кауфман?..

6 из 10