Рецензии

Вообще азиатское отношение к насилию иногда вводит в неподдельный ступор, уж очень оно порой показано… эстетично (совершенно, казалось бы, неуместный здесь эпитет). Вот и южнокорейское кино Я видел Дьявола во многом развивает эту мысль.

Обычный день шёл своим размеренным темпом, до тех пор пока Ким Су Хён не узнаёт о том, что произошло с его невестой, с которой он разговаривал несколько часов назад. С этого момента первоклассного полицейского будто подменяют: наш герой берёт отпуск за свой счёт, для того чтобы лично отыскать и как следует отомстить убийце. После того как цель оказывается обнаруженной, Су Хён не успокаивается — ему недостаточно просто позволить погибнуть преступнику, этот процесс должен быть как можно более длительным и мучительным для несчастного маньяка.

Олицетворение порядка заставляет пройти убийцу, безусловно виновного в своих злодеяниях, через худшие (и последние) минуты жизни его жертв. Факт вины является здесь слабым оправданием поступков протагониста, из-за эгоизма которого гибнет ещё несколько ни в чём неповинных людей, а ведь этих смертей можно было бы с лёгкостью избежать, наказав маньяка-извращенца прямо на месте (пусть и прибегнув к высшей мере).

Видимо, режиссёр картины (Ким Чжи Ун) хотел сказать, что добро и зло — весьма условные понятия: добро не может опустить кулаки, если не хочет проиграть; зло — жестоко, но в нём гораздо меньше лицемерия, характерного для персонажей, озабоченных отношениями с коллегами/семьёй и другими окружающими людьми.

Я видел Дьявола — сильная работа, почти гарантированно приковывающая зрителя к экрану накалом страстей и проработанной сюжетной линией. Однако, кинолента, на мой взгляд, получилась всё же слегка затянутой — 140 минут многовато, 2 часа составили бы идеальную продолжительность.

8 из 10

В корейской программе оставался последний фильм, на который я не мог решиться. Уж очень тяжело далась мне эта подборка. Правда, хвалебные отзывы на этот фильм не только интриговали, но и обнадеживали. Мне даже тут советовали обратить на него внимание. Еще было любопытно посмотреть на Ли Бён Хона. Это первый и единственный корейский актер, которого я узнаю после «Горечи и сладости». Кстати, их снимал один режиссер. То ли случайность, то ли действительно заслуга Ким Чжи Уна, но в обоих его фильмах актеры играют нормально! Это меня очень приятно удивило. Здесь не было придурковатых кривляний, какие попадались мне в других азиатских лентах.

Да и сюжет оказался вполне интересным. Триллер начался в лучших традициях моего любимого сериала «Criminal Minds». Ночью на заснеженной дороге стоит машина, в которой девушка разговаривает по телефону с мужем. Незнакомый мужчина предлагает ей помощь, но она отказывает, потому что ждет вызванный эвакуатор. Девушка замечает, что автомобиль незнакомца по-прежнему стоит на месте, включает фары и видит, как этот псих разбивает лобовое стекло. Дальше стоит пропустить откровенные подробности. В общем, муж погибшей девушки хочет отомстить за мучительную смерть любимой. Теперь кошка станет мышкой в лапах более опытного кота.

В первую очередь хочу вас предупредить, что азиаты любят натуралистичность. Меня, любителя «Criminal Minds», тяжело было бы удивить трупами и оторванными конечностями. Но даже мне приходилось морщиться от отвращения в некоторых сценах. Очень много крови и мяса. Любителям похрустеть и пожевать во время просмотра лучше воздержаться от еды. Особенно, когда маньяк ковыряется в тошнотворной жиже в поисках жучка. Это одна из самых омерзительных сцен кинематографа. Я, конечно, люблю правдоподобность, но не настолько. Слишком жестокий фильм. Заберу один балл из-за этого.

Но сюжет закрутили очень хорошо. Я думал, что главный герой выследит маньяка и будет пытать, пока тот не умрет. Но оказалось все намного интереснее. Он не стал его убивать сразу. Только немного издевался и отпускал, а потом снова находил в самый неподходящий момент. Причем на протяжении всего фильма расстановка сил несколько раз менялась. Корейцы знают толк в извращениях. Я даже не мог предположить, чем же это противостояние должно закончиться. Да, концовка оказалась не менее эффектной. Абсолютно ненормальный фильм, но именно этим он меня покорил. Признаю, что есть хорошее азиатское кино и талантливые актеры. А с Ли Бён Хоном я еще встречусь скоро, когда начну оценивать другую корейскую программу, опубликованную в декабре.

8 из 10

Брутальный маньяк, словно бешеный зверь, колесит по ночному городу на школьном фургоне в поисках очередной молодой прелестной беззащитной жертвы. Привычный ритуал: избить, изнасиловать, обезглавить, расчленить, припрятать какую-то безделицу в память о хорошо проделанной работе должен быть исполнен. Однажды свет фар его машины волей случая выхватит из темноты беременную супругу специального агента полиции. В тот момент, когда садист расправится с женщиной, он сам станет дичью, на которую открыта охота. Охваченный горем супруг начнет преследование, поклявшись, что убийца испытает все те страдания, что перенесла убитая.

Известной моральной дилеммы: мстить — и опустится до уровня наказуемого или быть выше здесь не будет. Ни к чему. Корейский кинематограф давным-давно ответил на вопрос о допустимости мести утвердительно. После трилогии Пак Чхан Ука («Сочувствие господину Месть», «Олдбой», «Сочувствие госпоже Месть»), перетряхнувшей залежалые этические нормы, и обосновавшей утверждение о том, что бывают ситуации, когда отмщение не просто оправдано, но необходимо, добавить уже, по большому счету, нечего. Ким Джи Ун задается иным вопросом — есть ли шанс победить дьявола в дьявольских игрищах? У беззащитной девушки и матерого преступника абсолютно одинаково рвутся сухожилия, трещат ломающиеся кости, хлещет кровь из истерзанной плоти. Значит ли это, что сумма их страданий идентична, или хотя бы сравнима, если она обезумела от ужаса и отчаяния, и в этом мире ее держит любовь, а он смеется над болью, не ведает страха и не существует ни одной живой души, которая ему дорога?..

Для того, чтобы разобраться в этом, режиссер использует выразительные визуальные средства, намеренно выпячивая ключевые характеристики персонажей. Преступник (Чхве Мин Сик, давно исследующий все стороны мести на экране) по-звериному совокупляющийся, с аппетитом поедающий человечину, копающийся в собственных испражнениях и приходящий в экстаз от вида головы, отделяющейся от тела, невообразимо отвратителен и мерзок. Жертвы нежны, кротки и прекрасны. Восстанавливающий справедливость мужчина (Ли Бён Хон, поднаторевший в сражениях во имя мести на экране, в том числе и под началом Ким Джи Уна) печален, собран, одержим лишь одной целью, и красив даже тогда, когда разрывает голыми руками рот сообщника врага, превращая того в Гуинплена. Перед глазами зрителя под изумительную симфоническую музыку проходит зрелищный парад насилия всех видов и сортов. Охотник и потенциальная добыча периодически меняются ролями, но… ни один из них не изменит своей внутренней сути. Зверь останется зверем, несмотря на вынужденно перенесенные муки, человек — человеком, несмотря на муки, намеренно причиненные. Ни при каких обстоятельствах эти двое не будут воспринимать происходящее и чувствовать одинаково. Паритет не достижим. Тогда ради чего мстить?

Быть может, для того чтобы можно было дать выход горю, позволить себе заплакать, и осознать, что сделано хоть что-то для восстановления статус-кво. Пора признать, что людям это необходимо, так уж мы устроены. И сколько бы мыслители не утверждали о разрушающей силе мести, однако же, со времен создания Кодекса Хаммурапи, наше общество живет, основываясь лишь на ней. Совершено преступление — следует ждать наказания. Какая по большому счету разница: осуществит ли возмездие пострадавший или за него отомстит государство. Считается, что люди становятся условно цивилизованнее и гуманнее, осуждают насилие, однако и сегодня, затаив дыхание, наблюдают за убийством, транслируемом в прямом эфире, не известно виновного ли, Саддама Хусейна, ровно точно так же, как встарь следили за казнями на площадях. Что же изменилось? «Золотое правило» нравственности, благозвучно звучащее и предлагающее «чего сам не желаешь, не делать другим» — лишь видоизмененный в соответствии с современными реалиями lex talionis, ведь его логическое продолжение — не удивляйся, если получишь в ответ адекватные своим действия. Так что месть — это не просто древнейшая и сильнейшая страсть, охватывающая человека, но естественная реакция потерпевшей стороны на совершенное против нее зло. Неспроста же все нации гордятся своими видными мстителями: японцы — сорока семью ронинами, а украинцы — княгиней Ольгой… Да и главного героя этой истории, несмотря на все проделанные им дурно пахнущие действия, осудить желание не появляется.

Вряд ли тогда, в 1895 году, братьям Люмьер могло придти в голову, что рано или поздно сквозь объектив камеры люди начнут заглядывать в самые темные уголки души, раз за разом выискивая там табуированные некогда темы. Корея режиссера Ким Чжи Уна подобна лицу юной девы, обезображенному скальпелем лишившегося рассудка хирурга, и сокрытому под прозрачной шелковой вуалью. Сквозь тонкую ткань обыденности видны грубые вздутые рубцы. Чем дольше всматриваешься в это уродство, тем отчетливей становится каждая деталь. Лицо словно зловонная воронка, кровавая яма, путь в жестокий делирий, который так не хочется принимать за явь.

На самом деле «Akmareul boatda» — коробка с двойным дном. Обманчивый синопсис обещает зрителю жестокий revenge movie, где ослепленный местью федерал методично калечит престарелого маньяка. Все не так просто, ведь это вовсе не «I Spit on Your Grave» Монро, где жажда эпатажа вытеснила всякое здравомыслие. Насилие в фильме Чжи Уна становится искусством и даже имеет свою философию, как бы жутко это не прозвучало. Игра в шахматы с дьяволом в любой момент может смениться кровавым шаффлбордом, где каждый ход продумать уже невозможно, остается только принять правила. Воплощение хладнокровия и отрешенности в герое Ли Бён Хона обманчиво, ведь в глубине души натянуты струны отчаянья и боли, тогда как внутри дьявола пугающая пустота, бездна, в которой безупречный полицейский больше всего на свете жаждет увидеть животный страх и страдание. Его месть не сводится к банальной мясорубке, но являет собой тщетную попытку поставить мясника на место жертвы. Однако, с невозмутимостью Штрайхера на Нюрбергском процессе, одержимый сексом и изощренными умертвлениями, психопат с кривой ухмылкой принимает вызов. Жестокость, порожденная озверелостью врожденной, заведомо обречена на провал и никакого сурового взгляда отомстившего перед финальными титрами, неважно, чувствуешь себя победителем или нет — остается только отчаянно захлебываться в порывах рыданий.

Сущность персонажа Чхве Мин Сики, вновь вооружившегося окровавленным строительным молотком, как ни странно, совершенно не выпадает из общей картины конкретного киномира. Тут ведь гротеск поджигает на каждом шагу, вот и полицейские мечутся в броуновском хороводе на месте преступления и передают по рукам, словно реликвию, пакет с отрубленной головой. В каком-то смысле фильм можно отнести к жанру «road movie», а путешествие гонимого охотником психопата превращается в паломничество, где вместо духовного поиска — жажда насилия, а вместо святой горы — провонявшая спекшейся кровью бойня. И если встретившийся на обочине путник не агнец на заклание, то запросто не меньшее зло: в ночном пригороде разъезжает такси «в последний путь» с циничными грабителями на борту, а захолустным отелем управляет любитель расчлененки, смакующий садистские истории за поеданием красного мяса (говядина ли?). Если секс, то обязательно грубый, если грабеж, то только после свидания с курносой. Парадоксально, но режиссер не показал ничего такого, чего бы не случалось в реальности, он просто собрал все это в единую галерею садизма и выставил на всеобщее обозрение.

В 1994 году, когда казнили печально известного «клоуна-убийцу» Джона Гэйси, собравшаяся у стен тюрьмы толпа ликовала. Но сам Гэйси, отчаянно оттягивавший собственные похороны на протяжении нескольких лет, ни капли не раскаялся в учиненных им зверствах, и даже весьма цинично предложил надсмотрщику поцеловать его в зад. Так и вымышленный душегуб Кьёнг-Чу явил собой истинного дьявола, у которого нет ничего, что можно отнять, но готового забрать все самое дорогое… так, забавы ради, без особых на то причин.

Мстишь — копай две могилы. — Конфуций.

Интересные штуки выкидывает глобализация. С одной стороны, люди Запада уже основательно забыли о том, что такое мораль, живут словно по ту сторону добра и зла и уже искренне недоумевают по поводу трудностей однополых браков. С другой, страны Востока на всех парах догоняют Запад по количеству разврата на душу населения и споро сколачивают коммерческое искусство не хуже чем в Голливуде. Но ведь было сказано мирским пророком: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись», и сказанное остаётся истиной. Если западные люди по убеждению перешли в веру истинного индивидуализма, то восточные не могут жить без того, что сплачивает их в единую общность, приобщает к коллективному сознанию. То есть без морали. И поэтому даже в самых успешных, коммерциализированных, ориентированных на Запад японских, китайских, корейских кинофильмах последних лет есть нечто, существенно отличающее их от морально пустой, наполненной фальшивыми чувствами американской кинопродукции. Имя этому нечто — борьба Добра и Зла, не в выхолощенно-формальном представлении западного сознания, а как самая насущная и жизненная проблема, как та самая битва, поле которой — сердца людей.

Голливудские каноны зрелищности, натуралистичности, гипертрофированности характеров, ситуаций и проблем были добросовестно соблюдены южнокорейским режиссёром Ким Чжи Уном в его «Дьяволе». При этом, как водится, старательный ученик перещеголял своего учителя: уровень нечеловеческой жестокости в фильме зашкаливает все мыслимые пределы и чрезмерен не только для вполне умеренного в этом отношении Голливуда, но и для южнокорейского кино, славящегося своим первобытным натурализмом. Протыкаемые и ломаемые конечности, отрезаемые головы отвратительно реалистичны, несмотря на почему-то малое количество крови, и по своей концентрации на единицу времени фильма могут конкурировать только с количеством маньяков в нём же. Не отстают от костоломных подробностей и эмоции, убедительно подтверждённые хорошей актёрской игрой Ли Бён Хона и Чхве Мин Сика: чем же ещё уравновесить жестокость, как не сентиментальностью? Но не в эмоциях и натуралистичных деталях суть фильма: всё это лишь украшения, коммерческая упаковка, гарантирующая широкий сбыт товару киноиндустрии. Суть и не в характерах главных героев, довольно-таки шаблонных и ходульных, не отличающихся ни новизной, ни сложностью. Изюминка необычного и впечатляющего корейского фильма совсем в другом.

Здесь Добро не просто наказывает Зло, а пытается заставить его страдать и тем самым пробудить в нём совесть. Главный герой, непобедимый спецагент сеульской полиции Ким Су Хён стремится не просто найти выродка, изнасиловавшего и убившего его невесту, и уж тем более не просто сдать его властям. Он задался целью заставить убийцу почувствовать боль не меньшую, чем чувствовали несчастная девушка и сам безутешный жених. И для этого пустился во все тяжкие, не только проводя несогласованное расследование, но безжалостно калеча насильника, превращая его из охотника в жертву. Сюжет по меньшей мере нестандартный, и необычность его заключается в отношении героя к проблеме. С одной стороны, полицейский прав, полагая высшую цель наказания в страдании, без которого не может быть нравственного очищения преступника. С другой стороны, ставя перед собой такую цель, он исходит из неявного предположения, что злодею не может быть вполне чуждо добро, ибо только добрые души умеют страдать. С третьей стороны, для достижения своей цели мститель не гнушается встать на одну доску с мучителем, начав мучить его теми же самыми изуверскими способами. Иначе говоря, наш агент ищет доброе зло, для чего становится злым добром.

Противоречивость установки героя выразилась в неоднозначной концовке фильма, судя по которой мститель приобрёл ещё больше страдания, а преступник всего лишь получил своё, заслуженное, в соответствии со старым добрым правилом «око за око, зуб за зуб». Пожалуй, Су Хён только увеличил количество общего страдания, дополнительно причинив боль родственникам преступника. И в этом отношении он недалеко ушёл от знаменитых в истории мстителей: княгини Ольги, трижды жестоко расправившейся с древлянами за убийство мужа своего Игоря; последнего Великого магистра ордена тамплиеров Жака де Моле, проклявшего короля Филиппа IV и род его; Иосифа Сталина, чужими руками убившего своего заклятого врага Льва Троцкого. Злыми способами нельзя сотворить добро, и нельзя открыть добро там, где его нет. Кара преступника должна быть соразмерна не только тяжести содеянного им, но и его способности к исправлению. Исправление происходит из страдания, а страдание — из раскаяния. Но невозможно заставить раскаяться того, кто к этому неспособен.

Зло остаётся злом, и любое уподобление ему, вне зависимости от целей и установок, лишь увеличивает меру зла. Осознание этого пришло к Су Хёну слишком поздно, вместе с непоправимым изменением его души. Не избавившись от тяжести пережитого отчаяния, он вверг себя в пучину нового страдания, происходящего из ощущения неспособности что-либо изменить и из потери былой чистоты. Узревший тьму уже не способен воспринимать чистый свет, увидевший дьявола не может остаться непорочным. Разорванные крылышки ангела, прикреплённые к зеркалу в машине садиста и убийцы Чан Гён Чхоля, символизируют могущество князя мира сего. Побеждать врага лучше всего его же оружием, но эта простая истина неприменима в битве со Злом. Даже самая чистая душа в этой великой войне может совершить ошибку, уподобившись своему врагу если не в страхе, то в жестокости, и тем самым попасть в плен ему. Никакие высокие помыслы и безупречность в личной жизни не спасут того, кто пасует в трудный момент перед личиной зла, даже если формально он превосходит его. Слишком мало увидеть дьявола — надо одолеть его, отринув все его многочисленные искусы. И нет в жизни человеческой ничего труднее.

Неизвестно, как бы сложилась судьба Южной Кореи, если бы не советско-американское соглашение летом 1945 года. Перейдя тогда под юрисдикцию США, Корея хоть и пережила немало государственных переворотов за полвека, но к началу XXI столетия достигла значительных высот в различных сферах человеческой мысли в отличие от своего стагнирующего северного соседа. Кинематограф не стал исключением: наделавшие немало фестивального шума «Олдбой» и «Сочувствие госпоже Месть» сделали Южную Корею флагманом азиатского рынка. Роль преданного последователя Пак Чхан Ука, менестреля праведной кары, в 2010 году сыграли Ким Чжи Ун и его лента «Я видел Дьявола».

Тихая зимняя ночь, безлюдная занесенная снегом трасса, леди, трогательно прислушивающаяся к романтичной песне в исполнении возлюбленного в телефонной трубке, странный незнакомец, навязывающий никчемную помощь… Не надо быть Хичкоком, чтобы догадаться — вскоре сугробы перестанут быть девственно белоснежными. Жестокое по своей бесчеловечности и безразличию убийство девушки стало для сюжета картины таким же маховиком, аккумулирующим напряжение, как расправа над королевой Мин в 1895 году для политики страны. Раны на сердцах близких ничем не затянуть, иные смиренные, как отец жертвы, понимают это. Но оглушенный горем жених будет лелеять единственное, что осталось в память о любимой — желание отомстить негодяю и причинить ему такую же нестерпимую боль, какую тот заставил испытать ее. Так начинается для главных героев — специального агента Ким Су-Хена и серийного убийцы Киунг Чула — бесконечная игра в кошки-мышки, где стороны будут периодически меняться местами, а некоторые и вовсе терять свое лицо.

У пути, который избрал Су-Хен, есть отчетливое начало, но нет конца. Он изо всех сил стремится навредить Чулу, выместить накопившуюся злость, выворачивая суставы, отрезая ступни… и вновь отпуская того на свободу дабы дать надежду на спасение, а следом снова поймать за хвост. Кажется, Каратель не чувствует боли, недаром камера берет крупным планом нож, врезающийся в его ладонь и кровь, сочащуюся из раны. Может, наоборот, он даже рад ей, так как хотя бы на секунду ощущает то, через что прошла его невеста. Как бы ни старался палач предстать в этом сражении охотником, настоящая опасность для окружающих исходит от приговоренного. Ведь главная ошибка азиатского заббана в том, что он применяет к своему противнику мерило общих эмоциональных установок. На беду он не видит перед собой акулу, которой чужды простые человеческие ощущения. Каждое следующее освобождение приводит не к поиску безопасного логова, а к новым несчастным, попавшим под его озлобленный кулак или хладнокровную кирку. Каждое действие рождает противодействие, а не раскаяние и мольбы о пощаде, потому что Куинг Чул просто не способен вкусить эту гамму чувств. Поэтому вендетта главного героя никогда не достигнет своей цели. Все, что останется ему в конце, беззвучно плакать по утраченным иллюзиям и лжи самому себе о причинах своего Крестового похода. За что мстил Су-Хен: за гибель невесты или за то, что Куинг Чул лишил его счастья, и мстил ли агент вовсе?

Быть может, героем двигало не желание искупить гибель любимой кровью, а муки совести за то, что он, лицо, наделенное силой и властью, не уберег и не защитил. Вот и реконструирует он с каждой выходкой маньяка место преступления, надеясь, что в этот раз успеет и сможет предотвратить губительный исход, тем самым загладит вину, если не перед Нею, то хотя бы перед такими же беззащитными девушками как Она. Постепенно благородный Ультор корейской сборки, опьяненный запахом человеческой крови, и вовсе забывает о первоначальной причине охоты, которая превращается для него в «вещь в себе», самоцель. Один из героев саркастически замечает: «Месть бывает только в кино». Но не только жажда праведного гнева находит свою отдушину в иллюзорном мире кинопленки. Лишь там встречается высокоинтеллектуальное злодейство. Но у Ким Чжи Уна оно не принимает форму утонченного профессора за обеденным столом или мифического линчевского БОБа. Оно настолько тривиально, что является на свет Божий хамовитым водителем микроавтобуса или мослатым бородачом в замызганном комбинезоне. Они сущие дьяволы, берущие желаемое грубой силой с ледяной уверенностью, что жертвы дарованы им самим мирозданием. В тесном сплетении банальности и потери внутреннего ориентира и состоит потайной ужас картины. Он выражен не в галлонах пролитой крови, а в том, с какой обыденностью истребляется женский род, поедается как тыква на Хэллоуин человеческая плоть, режутся на тонки ремни натянутые сухожилия, а ангел мщения становится падшим.

Культ насилия здесь возведен в абсолют, и оператор — главный адепт этого культа. Камера не отъезжает стыдливо в особо R-ные моменты, наоборот, она фокусируется на происходящем. Она принимает такие крупные планы, что можно разглядеть пузырьки пульсирующей из артерии живительной влаги. В сцене массовой резни в такси камера невесомо летает по кругу, словно предлагая узреть красоту каждой нанесенной раны. Аудитория отнюдь не против инфернальной кровавой бани. Словно кучка падких до сенсаций акул пера, хищно взирающих на отрубленную голову, зритель вспоминает о генетическом коде и, как толпа простолюдинов алкала гильотинированного Людовика XVI в 1793 году, так же пристально вглядывается в реки водопроводной крови. Ведь публика предпочитает увидеть только безмерное гиперболизированное насилие ради насилия, а не глубины человеческой души, куда скромный обыватель раз и навсегда решил для себя никогда не заглядывать.

Глава 1. Красное на белом
Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет.
(Мф. 2:18)

Праздничный снегопад безмятежно покрывает землю чистой, невинной свежестью. Испанская гитара кутает душу в свой мелодичный перебор. Ветки деревьев покорно склоняются под тяжестью белых шапок. Обновленный мир дышит сказкой. В такую ночь, когда фонари вдоль автострады вылавливают из тьмы искры волшебства, хочется верить в чудеса. В то, что все будет хорошо, что твои родные и близкие всегда будут рядом, что счастье, спрятанное в теплоте домашнего камина, никогда не оставит твой уютный и милый дом. И незнакомец на дороге лишь хочет помочь, потому что добро всегда побеждает зло.

Но нет. Не для того Чхве Мин Сик проходил через два круга Трилогии Мести, чтобы играть отзывчивых самаритян. Его безудержный талант к безумию на экране достоин большего. И вот его губы растягиваются в проклятой улыбке. Неподготовленный зритель беспомощно отводит взгляд — лучше пусть под моей кроватью прячутся Бугимен с сотней японских утопленниц, чем владелец подобного оскала! Царь Ирод послал своих подданных избивать младенцев из страха быть осмеянным, но что движет этим чудовищем, когда оно отбирает у нас священные дары? Ответ прост, как бы ни пытались запутать нас психиатры, — бесконтрольная и бесконечная жестокость. Черной дырой она всасывает в себя всякие надежду и любовь, которые способна повстречать, фокусируясь в точке зрачков бездушных глаз. Человек с таким взглядом ест таких, как ты, на завтрак. Ни сомнений, ни жалости, ни сострадания.

Глава 2. Охота на охотника
Я обожаю то, чем занимаюсь, и хочу продолжать.
Джек Потрошитель

Кровь идет по сточной трубе. Куски недавно освежеванной молодой женщины не стесняясь влезают в кадр. В оркестр вступают пронзительные скрипки и решительный Ли Бён Хон.

Узнав о потере жены Менелай нашел ей отличную замену — испепеленную Трою. Сотрудник корейской разведки — не спартанский царь, обязан следовать закону. Но и обиду ему нанесли куда большую, чем просто задетое самолюбие. Искренняя скорбь и праведный гнев идут рука об руку. Нет больше мыслей и желаний, кроме как выследить виновника и причинять ему жуткую боль столько времени, сколько представится возможным. Бодрые ритмы ударных то и дело сменяются вкрадчивыми звуками фортепиано. Шаг за шагом до точки невозврата и дальше без остановки.

Стремительная игра в кошки-мышки интригующе меняет загонщика и зверя ролями, издевательски подбрасывает новые экспонаты в кунсткамеру, непринужденно заставляет зрителя дрожать в напряженном отвращении. Страна победившего капитализма уже привычно балует западного потребителя незамутненными фонтанами крови, как бы освежающими потрепанную и облапанную грязными руками статую Вендетты. При таком обилии натурализма и сюжетного накала сложно не сопереживать событиям, да и актеры все как на подбор радуют удачным отыгрышем персонажей. А в центре всего — непредсказуемый, омерзительный, ужасающий, поразительный, блистательный психопат в исполнении Мин Сика. Убегая, он ведет преследователя за собой. Догоняя — не колеблется ни секунды. Если ты повстречал его на своем пути — ты уже проиграл. Ни сомнений, ни жалости, ни сострадания.

Глава 3. Взгляд в бездну
Труп врага всегда пахнет хорошо.
Карл IX

Он смотрит в глаза Дьяволу. И видит в них себя. Теперь не так много различий. Оба выглядят паршиво. Для обоих это личное. В этом причудливом аэрохоккее есть пара правил из русской рулетки и не бывает победителей. Самое время для духовых.

Смело, эффектно, бескомпромиссно показывает Ким Чжи Ун грязь рода человеческого, рефреном проводя идею о бесплодности мести. Зачем? Наверное, затем, зачем люди так часто возвращаются в искусстве к событиям Библейских трагедий, Уайтчапельской резни, Варфоломеевской ночи — это и зрелищно, и поучительно. Только в случае с «Я видел Дьявола» это скорее зрелищно, чем поучительно. Мораль увязалась вслед за основными действующими лицами в область безотчетной разнузданности. «Из-за таких тварей я иногда жалею, что родился человеком», — слова одного из героев застывают в голове единственным разумным выводом после двух с половиной часов эстетичного насилия, циничного садизма и захватывающего ужаса. Больной и смрадный экстерьер окупается выбросом адреналина, но не оставляет желания задумываться над увиденным. Ни сомнений, ни жалости, ни сострадания.

Месть, это обоюдное лезвие меча — когда ты уничтожаешь врага, ты уничтожаешь свою душу.

Конфуций (Кун-Цзы)

Есть немало фильмов о маньяках, убийцах и прочей грязи человеческого мира, но у большинства подобных картин есть существенный недостаток — они не могут показать зрителю ничего, кроме крови, расчлененных тел и убийств. То есть смотришь на экран — а сопереживания героям никакого, да и смысла в происходящем никакого. Есть кучка жертв, которые, находясь в каком-нибудь доме, огороде и т. д. совершают кучу глупых поступков, и в результате в конце или остается кто-то один (из последних сил убивающий маньяка), или не остается никого. Глупость, короче.

Но среди подобных картин, ясное дело, есть исключения: это, например, «Молчание ягнят», или «Милые кости». И новая картина южно-корейского режиссера Чжи Уна Кима имеет полное право быть в числе подобных исключений.

«Я видел Дьявола» это по настоящему жуткий и шокирующий фильм, в лучшем смысле этих слов. Уже с самого начала у экрана держит буквально все: картинка, звук, очень точно подобранная музыка, да и сам сюжет. История тут достаточно простая, но при этом очень эмоциональная — немало в картине есть сильных сцен, когда попросту захватывает дыхание и завороженно следишь за происходящим на экране. Даже при немалой продолжительности фильм отлично держит напряжение и атмосферу, не забывая подкидывать сюрпризы по ходу истории. И эти сюрпризы раз за разом убеждают зрителя в том, что мир, по крайней мере тот, что показан в данной картине, действительно сошел с ума.

Самое же сильное впечатление от фильма оставляет концовка, правильно завершающая данную историю и доносящая до зрителя верную мысль — «Дьявол живет в каждом из нас, принимая разные формы. Главное обнаружить этого дьявола раньше, чем он доведет свое дело до конца».

Поистине, совершая месть, человек становится вровень со своим врагом, а прощая врага, он превосходит его.

Фрэнсис Бэкон

Я отомщу за тебя. Этот больной ублюдок будет чувствовать боль в тысячу раз сильнее, чем чувствовала ты. Я обещаю.

Мужик сказал — мужик сделал, так что в следующие два с половиной часа на экране предстоит увидеть столько жести и действий, логичных только для корейского кино, что слабонервным лучше не смотреть, а вот впечатлительным в самый раз.

На первый взгляд кино представляет собой ещё одну из историй о мести, которые в Корее можно уже определять в новый жанр, для пущей аппетитности приправленная смачными подробностями жестких и изощрённых способов причинения боли. На самом же деле фильм многогранней, чем он кажется, но и не настолько, чтобы кровь перестала быть красной, а удар ножом стал означать нечто большее, чем удар ножом.

Насилие ради насилия — скажете вы, а я отвечу, что насилие, как неотъемлемая часть кинособытий, формирующих особенную реальность в разуме зрителя. Гипертрофированное зло самоуничтожается, когда грань дозволенного стирается с первым же циничным заявлением злодея. Ни больше, ни меньше, а только жестокая реальность корейского триллера, ставшая неофициальной фишкой их новой волны. Неограниченность насилия даёт полномочия удалить цветовые категории в условном мире кино, снять ярлыки с понятных всем вещей, делая их непонятными. Смешивая понятия о добре и зле в единый сплав из неопределённых эмоций, Ким Чжи Ун интерпретирует жестокость по-своему. Хотя бы полемический вопрос «Из чьих уст могла прозвучать заглавная фраза» достоин уважения.

Несколько картонная завязка и фантастические герои не становятся препятствием для создания стильного и необычного триллера. Голливудская педантичность и корейская безбашенность сражаются в одном фильме, но так и не до конца понятно, что победило. Чисто жанровые клише и авторское издевательство над пространством невольно проявляются в относительной принадлежности к неонуару, точнее подвиду — Кей-нуару. Ещё один шаг к «голливудской» самобытности Ким Чжи Уна, где допущения нелогичности используются не просто так, а для достижения неизбежного катарсиса и однозначность изначально выбранных образов героев не мешает раскрытию характеров мстителей где-то на подсознательном уровне и окончательному вырисовыванию их психологических портретов кровью на полу.

Картина почти полностю видна, но только завершающие штрихи за автора должен сделать кто-то другой. Общие черты показаны довольно чётко, но детали нужно додумать самому, именно по-своему понять, что есть это кино. Если убрать в сторону причину мести и маньячную сущность героев, то сам по себе сюжет состоит из серии детских игр: прятки, догонялки, доктор. И при этом самому зрителю предоставляется раскраска, где нужно решить, придавать ли истории серьёзный, взрослый окрас, или оставить как есть, сказав, что за этим ребячеством ничего больше не стоит. И, наверное, если Пак Чхан Ук признал в фильме младшего брата его знаменитой трилогии мести, то что-то в этом есть. Пусть отмщение здесь однобоко, представлено лишь физической расправой, но тем оно и примечательно, что как есть показывает именно старомодную месть посредством причинения боли, по которой после многих экзистенциальных исканий на эту тему можно было соскучиться. И есть только один нерешённый вопрос, мораль всего, если хотите: так ли она эффективна, если подобные подонки не чувствуют боли и не осознают греха? И не от того плачет бедный Ким Су Хьён, что птичку жалко, а от того что не сдержал обещание, не заставил ублюдка почувствовать хоть какую-то боль.

Это второй южнокорейский фильм, который я посмотрел, — первый… конечно же «Олдбой»! И самое главное, что картина «Я видел дьявола» мне понравилась больше.

Сценарий. Я не могу сказать, что он оригинален, но подача режиссёром темы мести великолепна — в Голливуде так не снимают, про Россию я вообще не говорю…

Режиссура и операторская работа на высшем уровне. Просто передам одну зарисовку: находят труп жертвы, и толпа стервятников-журналистов спешит к месту трагедии дабы запечатлеть отрубленную голову, она выпадает из рук полицейского, и мы видим неописуемый восторг… а в это время близкие сквозь слёзы должны смотреть на всё это. Так реалистично подано, что вызывает омерзение от человеческого стада.

Игра актёров. Дуэт Ли Бён Хона и Мин-Сик Чои прекрасен. Они актёры высочайшего уровня. Каждый блестяще справился со своей ролью. Ли Бён Хон показал всю трагедию мужчины, который не смог защитить любимую женщину, ведь одна из причин, почему он взялся за поимку маньяка — чувство вины, что он по долгу службы не смог встретить жену в её день рождения; всегда тяжело смотреть на скупые мужские слёзы, потому что понимаешь, что произошло что-то поистине ужасное. Мин-Сик Чои изобразил жестокого маньяка, но маньяка харизматичного, не слабака, который тоже готов идти до конца в борьбе за жизнь. Финальная сцена сыграна Мин-Сик Чои так, что даже забываешь, что перед тобой душегуб и насильник, а начинаешь уважать его за бесстрашие.

Музыка. Отлично подобранные мелодии на пианино, которые усиливают драматизм. Музыка — это сильная сторона азиатского кино и аниме. Иногда можно посмотреть фильм только из-за одного саундтрека.

Что можно сказать по поводу жестоких сцен? Мне понравилось: в меру крови и в то же время «чернухой» я назвать то, что увидел, не могу, — мы не видим садистских сцен, где человека режут заживо, и режиссёр всё это смакует. Всё выглядит реалистично и в то же время в рамках дозволенного.

Мораль сей басни такова: врага можно и нужно убить, но играться с ним как кошка с мышкой, — глупо и небезопасно.

9 из 10