Рецензии

К 1966 году итальянский режиссер по фамилии Леоне уже подарил миру два спагетти-вестерна, взбудоражил критиков, раскочегарил зрителей и перевернул представление о жанре. Пока газеты негодовали от жестокости тех необычных работ, дон Серджио не отдыхал, а готовил очередной, уже точно конечный эпизод о похождениях безымянного стрелка. После его выхода критики вновь будут негодовать, в том числе опять из-за пресловутой кровавости, из-за затянутости и просто слабого качества. Пройдут года, и многие изменят своим прежним суждениям - сейчас 'Хороший, плохой, злой' едва ли не лучшее кино всех времен и народов по версии тех же людей. За десятки лет ничего не изменилось, картина осталась той, какой и задумывалась изначально. Просто 1960-е - время совершенно другое, мировоззрение людей сильно отличалось от нынешнего, и заключительной части 'долларовой трилогии' повезло попасть именно в промежуток, когда вера в неписанные правила чести и достоинства еще не иссякла. Тогда старообрядчество еще существовало, пускай и погибало под революцией новых авторов, которые творили ради чувств и искусства. На их фоне Серджио Леоне в самом деле вытворял экстраординарные вещи, к чему критики не оказались готовы, пожалуй, вообще.

Но привыкнуть к автору трилогии уже было можно. Найти подход к рассмотрению его творчества, соответственно, тоже. Тем более, что 'Хороший, плохой, злой' в концептуальном плане практически ничем не отличается от предыдущих фильмов линейки. Он стал еще немного более кровавым, больше оброс черным юмором, хронометраж возрос до почти трех часов. Фильм по-прежнему был очень легок, не успевал довести до зевоты и при повторном просмотре, являясь первоклассным блокбастером в эпохе бравых ковбоев. Достойно новой порции бугурта? Больших же, бросающихся в глаза различий всего два, каждое из которых странно посыпать гневом. Первое отличие - это то, что герой Клинта Иствуда, не вынимающий сигару из зубов и не меняющий старого дырявого пончо, совсем не сражается отныне за порядок на Диком Западе, а пытается набить собственные карманы долларами шерифов. Туко, злой, il cattivo, помогает ему, как бы принудительно подлезая в петлю, по которой и выстрелит хороший Блондинчик, только что бывший виджиланте. И пока толпа в непонимании озирается на шум выстрела, двое авантюристов смываются в желтые пески Нью-Мексико, где окончательно теряются - и волки сыты, и овцы целы, и полицейские облапошены. Дельцы потирают руки, очередной городишко увидел это представление. Но страна даже не распечатает плакаты с розыском хорошего, так что условному Санта Фе придется раскошеливаться в очередной раз 'охотнику за головами'. Никому нет дела, ведь рядом творятся куда более занятные события.

Второе отличие и есть эти события. Гражданская война стала громадной частью истории США и сильно повлияла на культуру оной, но в трилогии Леоне особняком заиграла впервые. Раньше и не требовалось ее выделять, но теперь режиссер придумал, как обыграть поиск сокровищ Конфедерации вокруг боевых действий на юге страны. И итальянец снова не прогадал, ибо его интерпретация войны послужила сильным примером ненужности и посмешища последней. Можно прийти в армию и запросто вступить не на рядовую должность с улицы, будучи опасным и хитрым бандитом, как Сентенца - тот, который плохой - и в гарнизоне будут без последствий проходить побои военнопленных, кражи и мародерство. Солдаты воюют за пайку, они радуются от всей души, когда незнакомец приносит живительного бурбона. Их же готовы в компост скинуть только за то, что они играют недостаточно чувственно на скрипке. Ну и что же это за война такая, когда невозможно понять, за что сражаемся? За мост, который надо взорвать, чтобы уйти воевать в другое место - за эту вожделенную мечту капитана Клинтона? А кто сражается? 'Долой Улисса Гранта! Да здравствует генерал Ли!' здесь ничем не отличается от 'Долой Ли! Да здравствует Грант!' - а бедствуют от этого два закадычных дружка, с которых в тумане противостояния синих и серых кителей, смешавшихся в пыли ристалищ в единое целое, окончательно стерлись клейма преступников. 'Бог не любит идиотов', - верно отметит Блондинчик про себя и Туко после некоторых событий, что на фоне одураченных ранее ими недотеп из полиции звучит тоже нелепо. Но это правда, ибо война сделала из них идиотов.

Они, как и Сентенца, участвуют в поиске покрытого ореолом загадочности символа лучшей жизни в этом поганом мире - золота Конфедерации, которое зарыл на неизвестном кладбище в неизвестную могилу одноглазый Билл Карсон. Сокровище может быть легендой, но искатели все же запрягают лошадей. Монеты могут спасти от бедного существования и поспособствуют отходу от грязных дел. Свободное перемещение может в любой миг закончиться пленом, а бежать от суеты городов так и тянет, ведь заселяют его сплошь маргиналы поневоле, пьяницы, проститутки, выдохшиеся старики, отставные солдаты, калеки. Мир прокажен. А зажить по-человечески человеческими же методами невозможно, и Туко подтвердит это, когда встретится со своим братом в монастыре - больно видеть преподобного и бандита из одной семьи, да еще когда последний оказался прав, выругав Пабло за трусость. Да, стать монахом там взаправду трусость. Жить на отшибе цивилизации в надежде, что она сама себя образует, покончит с конфликтами и посадит зерно мирного бытия, по меньшей мере наивно... Так что хороший и злой куда справедливее служителей Богу.

Искатели нынче не те. Блондинчик и раньше не был образом благородства и правосудия, он всегда работал то за пригоршню долларов, то за чуть побольше. Но теперь ему до Итана Эдвардса, как пешком до горы Рашмор из салуна в Альбукерке. Причем пешком потому, что так распорядится Туко - в образе строптивого разбойника, сыгранного невероятно харизматичным Илаем Уоллаком, Серджио Леоне нашел бриллиант, без которого картина так не воссияла бы. Именно он сделал и без того чертовски циничный фильм образцом черной комедии. Как бы ни старался Ли Ван Клиф, когда мочил в начале ленты двух заказчиков, этот хохотун в сомбреро и его переплюнет. Или нет? Соревнования по отстрелу неприятелей шальными движениями револьверов от бедра, рубка цепей поездом, льющиеся грубые матюки определят своеобразного чемпиона и того, кто возьмет лопату вместо пистолета. Причем никто не знает как, кроме автора этого грандиозного приключения. Соберет ли он еще один круг для дуэли? Позовет ли Эннио Морриконе для раскрутки интриги? Сейчас вряд ли найдутся возражения тому, что Серджио Леоне может смело заявить: 'Прощай, Джон Уэйн! Ты был хорош, но Иствуд тебя перестрелял'. Действительно, пока Форд, Стивенс, Премингер делали геройские или просто романтические новеллы, итальянский чужак с максимальным блеском и эпатажем завершил свою историю, сняв величайший вестерн и один из лучших фильмов за все время существования кинематографа.

10 из 10