Рецензии

Император французов Наполеон Бонапарт, ставший легендой еще при жизни, остается одной из самых притягательных фигур для потомков в течение уже двух столетий. Все формы искусства от живописи и скульпторы до поэзии, литературы и музыки обращались к прославленному законодателю и полководцу. Кинематограф как новое искусство 20 столетия не стал исключением.

Самое молодое из искусств, по примеру своих старших собратьев, вкусило из живительного и неисчерпаемого ключа наполеоновского обаяния, едва успев родиться, но уже обретя надежную опору в этой титанической личности. Братья Люмьер, только разгадав потенциал, скрытый в их изобретении, уже поспешили воплотить в новых визуальных формах именно образ императора, который в последующие десятилетия кочевал по континентам, заполняя белую пустоту киноэкранов от Франции до России и США. И вскоре Наполеон возглавил статистические реляции не только как самый популярный литературный, но и кинематографический герой. Эволюционируя в жанровых, стилистических и повествовательных метаморфозах, сублимируя многовековой опыт визуального и театрального искусства, изыскивая собственные выразительные средства и персональный язык пластической экспрессии, намечая актуальные сюжеты и идеи, кино быстро превратилось в самый громкий рупор исторической славы Наполеона.

В обширной наполеоновской кино-вселенной с беспримерным блеском горит особенно яркая звезда - французский фильм 1954 г. 'Наполеон'. Это единственная кинолента 20 века, прослеживающая всю траекторию полета этого пламенного метеора по небосклону истории - от рождения на Корсике до смерти на Св. Елене. 'Наполеон' стал последней и самой роскошной из кинематографических открыток, в которых французский режиссер Саша Гитри в течение двадцати лет изливал свою нежную и немного сентиментальную любовь к родине.

Столь амбициозный проект, посвященный самой популярной фигуре французской истории, одному из главных реформатов Европы и величайших личностей, быстро привлек влиятельного римского продюсера Анджело Риццоли, финансировавшего фильмы Росселини, Де Сика и Манкевича. Солидный бюджет в 580 млн. франков позволил пригласить мировых кинозвезд первой величины и создать убедительную, живую атмосферу, отказавшись от павильонных сцен и организовав натурные съемки в Ницце, Антибе, Фрежюсе, Нормандии, в замаскированных под Египет песчаных карьерах Уазы, в интерьерах Мальмезона и Королевской часовни в Версале. Сцены московского пожара снимают в огромных декорациях, возведенных на панорамной платформе. Музеи предоставляют подлинные коронационные драпировки, предметы мебели, включая колыбель Римского короля, и даже легендарное знамя, сопровождавшее императора во время высадки в заливе Жуан. Пошит огромный гардероб в 600 костюмов. Декоративный антураж фильма вполне согласуется с имперским стандартом.

Однако батальные сцены, порученные ассистенту Гитри Эжену Лурье, безнадежно выпадают из эстетической диспозиции фильма. Лурье в течение месяца параллельно снимает все военные эпизоды фильма от Маренго, Аустерлица и Йены до Ваграма и Ватерлоо на пустом плато Кассель в Приморских Альпах. Батальные съемки стоили 60 млн. франков и 22 раненых. 300 кавалеристов Республиканской гвардии и 3000 статистов, 600 из которых были набраны из сенегальских стрелков и не могли располагаться в зоне фронтальной экспозиции, при продуманном маневрировании и должной координации вполне могли бы воссоздать если не масштаб, то, по крайне мере, логику и динамику сражения. Но небрежная и откровенно халтурная организация батальных сцен превращает произвольные перемещения массовки в хаотическую, бессмысленную, чисто формальную циркуляцию, лишенную всякой энергии и бесконечно далекую от эффекта слаженной и мощной военной машины Великой Армии. Вместо динамического импульса батальные сцены придают сюжету громоздкости и воспринимаются как чужеродный довесок, абсолютно неспособный воссоздать стратегическую и тактическую индивидуальность каждого сражения.

Отстранившись от режиссирования военных глав биографии Наполеона Гитри единолично руководит всей идейной архитектоникой фильма и лично транслирует свой творческий замысел через фигуру кино-рассказчика - своего любимца Талейрана, - 'хромого черта', который в течение 20 лет был знаковым образом Гитри и в кино, и на театральной сцене. И окончить свой многолетний кинофлирт со старой великой Францией Гитри решил в том же качестве.

В кокетливой и игривой манере рафинированного эстета Талейран повествует о блестящей и удивительной жизни своего бывшего господина с бескомпромиссным, почти мифическим посылом. Гитри, почтительно и увлеченно исследуя биографию Наполеона, тем не менее, больше заинтригован не Наполеоном-человеком, а его легендой - для режиссера она непогрешима, велика, почти сакральна, символизируя тождество судеб человека и его страны. Поэтому политическая рефлексия не заботит Гитри, он не стремится распознать движущие силы, скрытые под внешним покровом истории, которую он представляет как последовательную хронику событий. Именно поэтому Гитри иногда вместо точного цитирования истории ссылается на легенду.

Режиссер Поль Веккиали в своей кино-энциклопедии остроумно подмечает, что Гитри устал гнаться за Наполеоном и, не имея возможности его догнать, в отместку перевоплотился в Талейрана - единственного человека, способного влиять на Наполеона. И этим Гитри пытается прикрыть ту эмоциональную несдержанность, которую провоцирует в нем Наполеон, - единственный человек, превосходство которого признает Гитри. Провиденциальный образ Наполеона Гитри чужд как агиографическим аффектам, так и иератическому формализму, он - сама противоречивая природа гения, стихия, творившая историю, бессмертный миф, воплощенный в человеке, легенда о величии. Зрители разделили благоговейное воодушевление Гитри и 'Наполеон' как самый кассовый фильм 1954-55 г. г. стал триумфом режиссера.

Экранный эффект перманентности времени Гитри реализует посредством уже апробированной комбинации, задействуя двух актеров на роль Бонапарта и Наполеона. Даниэль Желен, самый популярный французский актер 1950-х, секс-символ и герой-любовник, носит длинную прическу молодого Бонапарта, а, состригая волосы, уступает роль Наполеона Раймону Пеллегрену, обладателю огромной фильмографии и самого красивого голоса во французском кино. Юношески стройный Желен, сосредоточенно мрачный, гипнотически невозмутимый, властный, весьма убедителен в образе молодого Бонапарта, буквально источая легендарный магнетизм и моральную силу Наполеона, хотя актер старше своего героя и не наделен внешним сходством.

Пеллегрен, мастер элегантной игры на полутонах, используя внешнюю атрибуцию, все же акцентирует не механику, а психологию образа - бесстрастный и рефлексивный, сдержанный и невероятно глубокий, непреклонный и уязвимый Наполеон Пеллегрена позволяет ощутить знаменитую интеллектуальную мощь и неоспоримое превосходство великого корсиканца, что не удавалось другим актерам. Но дефицит внутренней энергии, живости и пламенного темперамента императора несколько обедняет многогранный образ Пеллегрена.

Это размеренное, консервативно неспешное и визуально солидное кино ненавязчиво воссоздает монументальную эстетику неоклассических полотен Давида, также овеществлявших величие Наполеона, на полтора столетия предвосхитив эту красочную кинофреску.