Рецензии

К берегам Таити плывет белоснежный корабль с мертвым Диллинджером, Катрин Денев оказывается сукой, но до обыкновенного безумия все еще далеко. Италия семимильными шагами несется по пути экономического чуда, чтобы после Нефтяного кризиса 1973-го года провалиться в стагнационное болото. «Самое время пожрать, господа!» - думает миланский возмутитель сытого буржуазного спокойствия Марко Феррери. И снимает кино про то, как четверо приличных с виду мужчин, занимающих не последнее положение в обществе, а на деле банально любящих баб да блюда, уединяются в фамильном особняке одного из них, дабы нагурманиться до смерти. В прямом смысле слова смерть. Так уж повелось, что рост национального благосостояния неизменно вызывает волну неутешительных размышлений со стороны поборников духовности. Было бы даже странно отсутствие подобной реакции на торжество консьюмеризма в колыбели Возрождения современной цивилизации.

Экспозиция «Большой жратвы» пронизана садианскими реминисценциями, что вновь – после вышедших друг за другом «Свинарника» и «Семени человеческого» - свидетельствует о творческом родстве Феррери и Пьера Паоло Пазолини. А может, и напротив, является всего лишь шпилькой в адрес моды на прозу распутного маркиза. Феррери вообще, нужно отдать ему должное, хорош уже тем, что не занудствует и не морализаторствует, снимая не остросоциальную драму, а этакую черную комедию. Тошнотворную в обилии физиологических подробностей, зато с выдумкой. Дом, заставленный дорогим хламом тянет на метафору засоренной чем попало жизни среднестатистического буржуа. Детали обстановки, к примеру, безвкусная статуя голой женщины в саду, подчеркивают пошлость такой жизни. Хладные тела первыми отошедших в мир иной продолжают стеклянными глазами пялиться на безумное пиршество своих приятелей, нивелируя разницу между живыми и мертвыми, низводя пока еще здравствующих до статуса ходячих трупов. А глядя на залитые, простите, дерьмом персидские ковры и обделанный им же щегольской наряд, становятся понятно, куда уходят корни современного сортирного киноюмора. Суть, что сейчас мы обожремся, а потом в своих испражнениях потонем, конечно, давно утеряна, зато сами испражнения в кадре прижились. Символично и то, что в фильме наиболее привлекательными оказываются шлюхи, честные в своем стремлении заработать, чтобы прожить, и куда больше омерзения вызывает похотливая прожорливая учительница, испытывающая неподдельное удовольствие от возможности присоединиться к потреблятской вакханалии.

Фаршированая шоколадом индюшатина и телячьи отбивные, пулярка с трюфелями и почки в соусе «Бордолес» опускаются в переполненные желудки под благородный саундтрек Филиппа Сарда, постепенно опошляемый звуком выходящих газов. Режиссеру удалось зафиксировать тот неуловимый момент превращения высокого в низкое, утонченного в свинское. Ровно так, как изысканная трапеза по заветам Брийа-Саварена превращается в скотское обжиралово, как образованный человек превращается в животное, регрессирует наше несчастное перекормленное общество. Слишком много всего. Настолько много, что переварить эти излишества не представляется возможным. Впереди – лишь духовное ожирение в преддверии нами самими предреченной гибели. Все, как и у героев «Большой жратвы», чьи нелепые смерти стали олицетворением прижизненного фетишизма, будь то любовь к дорогим машинам или прочная зависимость от сиськи кормилицы. Излюбленная Феррери тема феминизации и угасания мужского начала в современном мире нашла отражение и в этом гастрономическом фарсе. Из скромной с виду учительницы родилась новая пчеломатка, которой, впрочем, не грозит оплодотворение, ведь окружающие ее мужчины – сплошь рафинированные вырожденцы. Четыре героя, названные именами сыгравших их актеров, представляют собой четыре маскулииных психотипа: ловелас-Марчелло, мямля-Филипп, эстет-Уго и балагур-Мишель. Все такие разные, но одинаково смешные в своей тоскливой пресыщенности.

Диагностировав у современного общества аллегорическую булимию, Феррери повеселился на славу, живописуя ее симптомы. Наверное, и наблюдать реакцию изнеженной публики тоже было презабавно. Если же откинуть вызывающую форму, останется достаточно прямолинейное содержание, одна из вариаций на тему летящей в тартар цивилизации. Актуальности своей фильм, само собой, не утратит, покуда пестрят обложками рекламные проспекты, и все новые и новые вкусности вываливаются на полки магазинов, соблазняя своей острой искристой новизной. При этом давно уже не кажется критически близким и однозначно неизбежным обещанный закат Европы, а молодежь, читающая в автобусе Данте или Боккаччо с айпада, так и вовсе возрождает веру в человечество. Тут вспоминается одна моя подруга, которая говорила, что жрать – это клево. От себя добавлю: главное, не переусердствовать и помнить про эспумизан.

Римский сатирик Петроний Арбитр отдавал концы с присущими ему роскошью и изяществом. Он собрал в своем дворце друзей, устроив банкет с музыкантами, поэтами и каруселью из шлюх, наслаждался изысканными явствами и винами, слушал гостей и сам декламировал стихи, возлежа на пиршественном ложе. Потом роздал прощальные подарки, выпорол напоследок рабов для порядку, прочитал пакостный памфлет про Нерона и вскрыл себе вены, довольный и пьяный, сведя последние счеты с опостылевшими эпохой и государем. Герои «Большой жратвы» наверняка читали в своих гимназиях и лицеях эту известную историю, решив, подобно древнему римлянину, распрощаться со скукой земного существования в окружении лакомств, выпивки и плотских утех. Правда время уже не то, дым пожиже. Вместо дворца — уединенный особняк, вместо быстроногих гетер — несколько заезжих девиц легкого поведения, да скучающая соседка-учительница. Но в плане обилия и качества еды с выпивкой все устроено не хуже, чем у самого растленного патриция. Дом ломится от заготовленных впрок туш всех съедобных божьих тварей, винный погреб вполне способен утолить жажду целого гусарского полка. Все это, принимаемое регулярно и в огромных количествах должно рано или поздно, по замыслу персонажей, отправить их на тот свет самым достойным и приятным образом. А почему бы и нет? Жизнь хороша и с комфортом закончить ее — тоже искусство.

Франция времен семидесятых — время расцвета наконец отошедшей от военных треволнений буржуазии, демонстративной роскоши, наслаждения плодами растущей экономики. Бури волнений революционных студентов давно отгремели, да и доносились ли они в тихие, сытые, благопристойные пригороды? Можно уютно устроится в тени раскидистого каштана, вдалеке от красных капелл, маоистов и прочей левацкой нечисти и просто кушать, ну или обжираться — дело то житейское, приличное и не стыдное — благо на дворе эпоха потребления, вот и остается потреблять. Это вот растленное безвременье и породило в европейском кино целый вал антибуржуазных фильмов. Конформист Трентиньян без толку наматывает мили по скошенным мостовым, терзаясь от собственной ненужности и пытаясь прицепиться к набирающему скорость фашистскому поезду, бесчисленные герои Мастроянни, зависшие в своем безделье между небом и землей, Пикколи у того же Феррери, разряжающий со скуки и безнадеги старый револьвер в свою жену. Буржуа здесь — «ненужный человек», ничего не создающий, пользующийся плодами, созданными чужими руками. Ему ничего не остается, кроме как уныло фланировать, следуя немудреным светским ритуалам, ну и потреблять. Прошлое забыто, будущего нет, так как его нельзя потрогать, оценить, или скушать, есть только опостылевшая реальность. Конец буржуазного мира по Феррери это не Большой взрыв, а большой чпок, как у пережравшего кадавра из книжки Стругацких. Более жирный крест на целой культуре и классе представить сложно, по крайней мере до «Деликатесов» Жене, где безудержное обжирание перерастет в банальный каннибализм.

В контексте «Жратвы» можно вспомнить и другой, снятый парой лет позже, фильм-памфлет, не менее категоричный и скандальный. Уединенный большой особняк, четверо его обитателей, решивших в своей пресыщенности отведать очередного смертного греха, упившись им до беспамятства, что-то это напоминает? Ах да — «Сало» Пазолини. «Жратва» и «Сало» — суть близнецы-братья, зеркально похожие, смотрят друг на друга, обмениваясь греховными улыбками. И там и там — по четыре главных героя, не человека, а маски, типажа, функции, типичного представителя своей социальной страты. И там, и там для симметрии к мужскому коллективу приставлены растленные средневозрастные дамы. Беспокойными табунчиками в обоих фильмах в кадр заглядывают дети — надо ведь сеять отравленное семя в душах будущих поколений. Два греха, два фильма — что хуже — восхитительное ультранасилие или животные обжорство и похоть — решать зрителю. А можно решить в духе кэрроловской Алисы — «Оба хороши».

Не стоит преждевременно плеваться после просмотра фильма, может лучше просто задуматься? Люди не самые сложные головоломки и к каждому можно подобрать свой волшебный ключик, перерастающий, со временем, в могильный крестик. Пускай это будет не дом, заставленный кушаньями, хотя для кого-то и он покажется хрустальным ларцом. Секс, алкоголь, наркотики, деньги — главное найти стимул, а дальше человек сам, как мышка из эксперимента закончит дело, безмерно упиваясь своим персональным фимиамом. Ведь на дворе эпоха потребления и остается только пожинать ее сладкие плоды, закармливая себя ими, как герои «Жратвы», до самой смерти.

8 из 10

(издание второе, дополненное и улучшенное)

В Вилларибо и Виллабаджо снова праздник: снимают кино. Но пока в Виллабаджо отмывают противный противень, в Вилларибе уже вовсю готовят реквизит для съемок. Четверо актеров изображают своих тезок, зажравшихся мелочных буржуа, решивших продолжить славные традиции патрициев, возведя их в абсолют. То есть, в прямом смысле наесться до смерти. Автор сценария, убей себя об торт! Практически весь немаленький хронометраж состоит из сцен обжираловки, еще раз обжираловки, подготовки к обжираловке, обсуждения её самой и газов в результате несварения. Такая вот эстетика. Как говорят сами герои — четыре благородных бургундца собрались на гурманскую конференцию. Мероприятие чревоугодия усугубляется еще и похотью, ради которой вызываются кентервильские девушки легкого поведения. Но участь их незавидна: они подлежат замене одной мадамой рубенсовских идеалов аналогичного невесомого поведения (только бескорыстного) и готовой разделить обед с каждым, пока ужин не разлучит их. Говоря обыденным языком: нормально мужики посидели, культурно.

Один сын верного турецко-подданного предупреждал: «Не делайте из еды культа!» Предупреждению не вняли, а зря. Мешанина кадров позиционируется эпатажной демонстрацией мерзостей чревоугодия, однако переплюнуть доктора Ганнибала Лектера ей не удается. Подобный поворот мог бы стать вершиной падения во грех (или низиной, если хотите) и достойно завершить буйство умеренного неадеквата. Ведь спустя сорок лет, когда от тысяч фотографий обнаженных девушек и видеороликов шокирующе-отвратительного содержания удерживает не мораль, а банальное опасение подхватить компьютерный вирус, только поедание себе подобных может вызвать какое-то порицание. Увы, но проверка временем сделала ленту неактуальной: святой Грааль офисного планктона — Пятница, — видел и не такое грехопадение, а туристическая мантра «all inclusive» вкупе с русскими активно отдыхающими гражданами (из Тагила, к примеру) вообще возводит показанное в жизненную норму.

Есть мнение, что в фильме продемонстрирована сатира на вечно голодное общество потребления. Но ведь общество потребления потребляет не столько пищу, сколько предметы роскоши, зачастую ненужные и излишние. С галерки подсказывают, что дом полон дорогих и безвкусных вещей, что как бы символизирует. Позвольте парировать: это вещи хозяина дома, отца Филиппа. К самому Филиппу (равнодушно принимающему дар китайского консула) и персонажам они не имеют никакого отношения, никак не раскрывая их характеры и лишь очерчивая безликие функции — безвольная тряпка, мачо, творческая натура и широкий специалист узкого профиля. Да, изредка Мишель настучит на клавишах пианино мелодию, Марчелло в гараже любуется скоростной «бугатти», восхищаясь конструктором, но это и все. Мелкие мазки на фоне общей мазни. Может, потому и имена героев созвучны с именами актеров: мол, это не история, тут ничего нет всерьез, лишь фарс и кураж?

Ко всему прочему, в фильме ничего не говорится о героях. Небольшие презентации в начале, представляющие не столько персонажей, сколько изображаемые ими стереотипы, и все. Что сподвигло их на кухонное геройство? В чем кроется смысл высмеивания? Просто продемонстрировать какая это мерзость? Ладно, в голодные послевоенные годы (или лихие 90-ые, что кому-то ближе), еще можно проникнуться классовой ненавистью к портящим продукты представителям высшего сословия, но какая уж тут сатира, когда «кровь стынет в волосах и ноги сами сжимаются в кулак»? И мораль — где она? Или мы имеет просто показать ради «показать»? Бессмысленное занятие, зацикленная самоцель, бунт во имя бунта. В конце концов, увеличить плотность отвращающей мерзости на единицу времени можно набрав на роли людей с чрезмерным ожирением, несмотря на проблемы со здоровьем, не отказывающихся от обильной жратвы. Тогда бы и финал был бы логичным, и цель осмысленной, и мораль ясной.

Некоторые могут подметить, что сюжет есть ничто иное как аллюзия на современную жизнь. Непрерывная погоня за едой в тоскливом ожидании смерти. Уныло, но жизненно. И лишь персонаж Марчелло, любитель азарта, больших скоростей и привычки брать от жизни все, не желает мириться с таким овощеподобным раскладом и бросает друзей ради погони за мечтой. Но судьбу не проведешь, а от сценария не убежишь даже на винтажном спортивном болиде. Остальные даже не рыпаются, покорно ожидая участи, которую сами же себе и избрали, не в силах найти цели в бессмысленных жизнях и достойного занятия в качестве лекарства от надуманной скуки.

Как тут не вспомнить мсье Паниковского: «Жалкие, ничтожные личности…»

3 из 10

Замученный Уго выходит из лавки LE BISCUIT A SOUPE, забирает свои кровные ножи, и готовится к встрече со своими друзьями. Сам Уго — любитель высокой кухни, повар со стажем и мягкотелый подкаблучник: похоже, что тирания его жены Мадлен никогда не закончится. А вот и Мишель — разведённый отец-неудачник, который ведёт идиотские телешоу для домохозяек, развлекаясь натягиванием резиновых перчаток на руки. А это — холёный Марчелло, видавший в этой жизни всё, что только можно, с высоты птичьего полёта и уставший от суеты мирской — капитан самолёта. Филипп же, нянеНькин сынок, который в свои 43 так и не перестал придумывать себе оправдания, как пятилетний мальчик. С одной стороны, все они — показательные воплощения порочности. С другой же, все четверо находятся на финишной своего противостояния с мирскими бренностями: жизнь им наскучила уже окончательно. Режиссёр и сценарист фильма, Марко Ферерри, привык вкладывать в фильмы частичку своего бытия. Сарказм и высмеивание постиндустриального общества сделали из Ферерри специалиста по чёрным комедиям. Хоть Ферерровская «Жратва» может показаться дерзкой, но всё же она остаётся по-детски доброй зарисовкой, в сравнении с жестокой суровостью Пазолининской «республики Сало». Второплановым шёпотом доносятся и отголоски ветеринарного прошлого режиссёра: обилие животных — от бегающих по двору и лающих до свежезамороженных и хорошенько прожаренных. Животные… Как близки они человеку… И как далеки они от людей… Животные…

Им скучно. За свою жизнь они успели разочароваться во всём. Желая покончить со своей бессмысленной жизнью, герои решают умереть от переедания, собираются в старом особняке Филипа и устраивают последнюю большую жратву. На самом деле, название фильма переведено на русский язык не достаточно сочно: ведь «La grande bouffe» — по смыслу ближе к «величественной, грандиозной жратве», что подчёркивает вовсе не количество блюд и размах мероприятия, а эпичность и значимость повода, ради которого всё это затеяно. Первый «завтрак» проходит под слайдшоу обнажённых женщин различной свежести. «Ну, хоть кто-нибудь хочет мою колбаску?», «Попробуй немного моих почек!», — наперебой галдят мужчины, затыкая друг другу рот едой. Им всё ещё скучно. И дабы скрасить предсмертное пиршество, герои зовут трёх дам почасово-оплачиваемого поведения. Но жемчужиной вечера станет учительница младших классов, Андреа. Но всё ещё скучно. Даже секс на раритетном Бугатти 1926-го года выпуска не приносит желаемой феерии. А достичь веселья оказалось просто, ведь что может быть приятнее и радостнее, чем забрасывание нагого женского тела тортом и кремом? «Кроме жратвы — всё суета. Ешь», — говорит Мишель, засовывая индюшиную ножку в рот своей одноразовой подруге.

И всё же, Андреа. Путаны не выдерживают такого количества калорий, им хочется диету, платье и ничего не решать. Они уходят. Андреа более стойкая и надёжная женщина: оставшись с суицидальными гурманами — учительница смогла и покинувших дам заменить для всех четверых, и ела как десять голодных свиней. А тем временем, одна и та же мелодия Филиппа Сарда всё звучит и звучит через каждые десять минут, словно несвоевременный похоронный марш. Каждый раз напоминая зрителю, что вот-вот, скоро уже всё кончится… Скоро… И страх овладевает зрителем всё сильнее и сильнее, с каждой клавишей пианино, с каждым поступком героев, как рыболовный крючок, достаёт из нашей памяти мысли, поступки, желания, которые, возможно, хоть и не воплощались в жизнь, но всё же мелькали в наших беспечных головах… Да и по сути — что мы ещё делаем, помимо того, что едим, занимаемся сексом и спим? Да… делаем ещё кое-что. Но и это мимоходом упоминается в фильме, когда Марчелло стал жертвой взорвавшегося унитаза, оставив шлейф запаха и привкуса, вплоть до последнего кадра…

Любовь. Высшее из чувств рождается в этом последнем пристанище просаленного разврата и греховного торжества. Любовь светлая и несвоевременная, как след сливочного крема на монашеских губах во время строгого поста… Да, Филипп и Андреа испытывают нечто большее, нежели инстинкты размножения. И он решается на самую последнюю ложь в своей жизни: обещает жениться на ней, понимая, что это уже никогда не произойдет. Но и Андреа осознаёт, что это ложь: на её глазах умирает Марчелло, а потом и Мишель доходит до ургентного состояния. Кажется, женщина уже понимает, что тут происходит, но это её не смущает. Она достойно воспринимает действительность и остаётся до конца с человеком, которого полюбила, чтобы даже после его смерти было кому открыть врата для нового фургона с очередной порцией жратвы. Положительный ли фильм? Вполне: после его просмотра ещё несколько дней вам не захочется есть, так что пару килограмм можно будет сбросить и без всяческих глупых диет.

В 1973м году в Каннах прошла премьера фильма Марко Феррери «Большая жратва». Марчелло Мастроянни, Мишель Пикколи, Филипп Нуаре и Уго Тоньяцци в нем рыгали, пукали, плескались в фонтанчике дерьма, имели дам и несварение, совершенно того не смущаясь, даже под собственными своими именами. Скорее всего, они на что-то хотели намекнуть. Говорят, в 73м это вызвало скандал. Прошло сорок лет. Экранной физиологией уже никого не удивишь, хотя приятным это находят по-прежнему немногие. А вот намек остался актуален. «Зачем есть, если ты не голоден?» - с отвращением замечает проститутка. Если даже все двухчасовое действо затевалось только ради этой одной гениальной издевки, в своей лаконичности пронзающей насквозь уже не первое поколение капиталистов, оно того стоило.

Жрать, чтобы жить, или жить, чтобы жрать? – вопрос для поклонников желтого дьявола всегда актуальный. «Но если ты не будешь есть, ты не умрешь!» - восклицает один из них в середине «Большой жратвы» и ставит все с ног на голову. Фарсом это назовут только все те же проститутки, которые не замедлят удалиться, когда смекнут, что к чему. Им-то умирать не хочется, у них, наверняка, есть, ради чего жить. Однако, для общества с «нормальным весом морали» все предельно серьезно.

Хотя есть, ради того, чтобы умереть – идея и правда парадоксальная. Но тут приходит на помощь мастерство режиссера. За какие-то десять минут условного предисловия Феррери обрисовывает жизнь и характер каждого из основной четверки как нельзя точнее, отбросив все ненужное, оставив только важное. У одного - злая жена, у другого - неучтивая дочь, у третьего - любвеобильная няня, у четвертого - слишком много на все готовых стюардесс. Все герои образованные, с прекрасными манерами и престижными профессиями господа. У всех пресыщенный вид. Пара-тройка метких фраз и поступков – и вот оно: друзья боятся смерти до безумия, но не могут больше жить. Не могут и не хотят, у них нет больше целей, нет возможностей, нет интересов, нет эмоций. Есть только Андреа – чувство голода и похоти, непрерывное стремление к насыщению.

Андреа! Она - ангел буржуазной смерти, демон буржуазной жизни. Она взгромоздит на тебя свое «кустодиевское» тело, когда ты будешь изнывать от переедания. Она возвопит «Я хочу есть!», когда твой друг будет помогать тебе выпустить кишечные газы. Она заливисто засмеется, когда услышит за трапезой трубные звуки напасти гурмана. Она ляжет со всеми твоими друзьями, когда ты вдруг снова захочешь жить. Она нежно погладит тебя по спине, когда ты будешь давиться своим последним куском.

«Большая жратва», безусловно, сатира. Сатира злая и прямолинейная, сократившая всю жизнь потребителя до короткого пролога и одной пирушки. Пирушки мерзкой и с предрешенным концом. Великие актеры, участвующие в этой вакханалии с невозмутимостью паштета, отождествляют себя со своими персонажами по средствам имен. Нетрудно догадаться, до какой степени жалкими на этом фоне чувствуют себя простые обыватели, особенно учитывая, что досталось тут всем праздным, коих современность рождает с четкостью и последовательностью Инкубатория.

Сергей Кудрявцев сравнивает разбросанные по саду в финальной сцене четыре мясные туши с Всадниками Апокалипсиса, возвещающими скорую кончину поедающего себя человечества. Но можно сравнить их и с самими четырьмя героями. Это же мясо первого сорта, а его не доели, более того, его, считай, выкинули: развесили на ветвях деревьев, разложили в издевательской композиции на крыльце. Это отличное мясо, если верить сокрушающемуся поставщику, но оно не пойдет впрок, оно сгниет среди вычурной архитектуры частного особняка, также не используемого, приобретенного по прихоти и сохраняемого для статуса.

Здание, еда, люди – все в этом фильме идет не во благо, а во вред, все превращается в яд. Буржуазия забыла о том, что такое естественный порядок вещей, зачем нужно есть, как нужно любить, она даже самоубийство превращает в извращенный и помпезный спектакль. И хочется как-то намекнуть, подсказать, насколько нелепы ее идеалы и устремления. Создатели «Большой жратвы» намекнули. «Кушайте на здоровье!» - сказали они, отбросив всякую вежливость, и заставили зрителя задуматься о значении этой фразы.

Потрясающее кино от любопытнейшего режиссера Марко Феррери. «Большая жратва» - звонкий клич обществу, погрязшему в декадансе и стремящемуся снизойти до животных. «La grande bouffe» больше походит на театральную постановку, сыгранную небольшой труппой актеров, каждый из которых великий. Собрать команду первоклассных французских и итальянских актеров, издеваться над ними, манипулировать и извращаться, превратить их в ходячие живые, пустые трупы людей – поистине прекрасная мысль. Показать все социальное напряжение общества, поглощая невероятно умопомрачительные блюда и выплескивая всю сексуальную энергию на все движимое женского пола – показано мастерски и чертовски остро.

Фильм поднимает важнейшие темы бытия, иронизирует и преподносит яркую сатиру на жизнь. Возможно, фильм слишком очевиден и в нем нет глубинных смыслов, но он чрезвычайно полезен миру, оказывая культурный эффект на социум. Фильм повествует о человеческих судьбах и жизнях, пропитанных эксклюзивным оливковым маслом и превосходным запеченным молочным поросенком, запитым дорогим сортом вина Каберне Совиньон. Фильм, который преподносит мысль на блюдечке с заостренным краем, об который можно порезаться.

Ирония и самоирония сочится сквозь запеченную кожу организма, поглощающего все без остановок, но с небольшими паузами, что бы продлить миг запланированного исхода и получить максимум удовольствия от самого процесса и вдохновенной, оригинальной идеей – ужраться до смерти.

Удовлетворение похоти и голода, как основное блюдо фильма. Грехи, комплексы и несчастья на десерт. Острый и яркий выпад обществу на дижестив. Меню, которое предлагает нам Феррери очень вкусное и интеллигентное, с привкусом злорадствия и личного счета с деградирующим бомондом.

Милое, трогательное местами ужасное и отвратительное – настоящее вдохновенное кино, потрясающе поставленное и отыгранное, под превосходный аккомпанемент Филиппа Сарда.

Употребление еды, как основа жизни человека, чревоугодие, как грех человека, неконтролируемое потребление, как самый простой и приятный способ покончить с этой «никчемной, неинтересной, жалкой жизнью» - это сильная и сверхпроницательная мысль, стремящаяся застрять в головах людей. Люди, которые ведут себя, как скот, которые откармливают себя сознательно для самоубийства, но при этом соблюдают весь жизненный цикл животного – это мир страшного суда над самими собой.

Среди всей слюноотделительной еды и небольшого количества дам легкого поведения, главными действующими лицами являются потрясающие, большие актеры кино - Марчелло Мастроянни, Мишель Пикколи, Филипп Нуаре, Уго Тоньяцци и присоединившаяся к смертельному пиру необъятная и бездонная Андреа Ферреоль. Каждый герой обладает своим неповторимым характером, своими уникальными чертами и своей трагичной историей – все это узнается в себе и созерцается с позиции зрителя. Великие актеры, которые фантастически преображаются до не узнаваемости. Ирония над самим собой бьет из ключа энергии актера.

Скандальный, дерзкий, яркий и острый фильм об обществе потребления, снятый большим автором Марко Феррери. Падение нравов и безукоризненное лишение четырех человек себя жизни едой – это потрясающая, милая, легкая притча.

Осталось только посмотреть.

Bon appetit!

10 из 10

Герои фильма 'Большая жратва' - четыре буржуа в возрасте, которые затворяются в особняке, подобно четырем героям романа Маркиза де Сада '120 дней содома' (который, кстати, экранизировал тоже итальянец Пьер Паоло Пазолини, причем выход фильма 'Сало, или 120 дней Содома' произошел всего спустя два года после фильма Феррери).

Марко Феррери часто обращается с теме буржуазного взгляда на мир, которым обладает каждый человек. Тема самоубийства проходит не в одном его фильме, и несет образ уничтожения человечества самого себя, через существование одними животными инстинктами.

Герои фильма жрут, жрут и жрут! Лишь похоть и голод одолевают ими. Они будут жрать до своей смерти...

Как тонко заметил кардинал в рассказе Ивана Карамазова в романе Достоевского - люди готовы отдать свободу любому, кто даст им хлеб насущный. Людям не нужна ни свобода, ни вечное счастье...

Гротеск Марко Феррери настолько точно отображает картину мира, особенно современного, что становится действительно страшно за человеческую душу.

Последний кадр фильма (мясные туши в саду) - это образ ада, который приближается все ближе, а несут знамя его 'всадники Апокалипсиса' - люди готовые съесть их в любой момент, чего бы им это не стоило.

9 из 10

'Другие люди живут для того, чтобы есть. Я же ем для того, чтобы жить' - эта крылатая фраза древнегреческого философа (о котором в 88-м Феррери даже снимет полу-документальный фильм) влетела в сознание итальянского режиссера спустя два тысячелетия и принесла определенные плоды, которые можно было бы охарактеризовать как яблоки раздора. Ибо настолько провокационного, насмешливого и 'дерьмого' фильма Венецианский кинофестиваль еще не видел. Конечно, он прошел бы незамеченным мимо глаз широкой общественности с пометкой 'чернушный арт-хаус', если бы не одно НО: в фильме принимают участие кинозвезды с мировым именем, легендарные имена и, притом, все являются близкими знакомыми хулиганистого режиссера.

Сюжет картины легко можно вместить в короткую фразу: 'Четверо друзей, собираются в особняке, чтобы обожраться и натрахаться до смерти'(никаких отличий от дачных выходных среднестатистического россиянина). Важное место занимает тот факт, что каждый живет в абсолютном достатке, занимая престижное социальное положение. Они отнюдь не являются свиньями, извергами или сексуально помешанными. Напротив, все герои высокообразованны, эстетичны в общении, галанты в обхождении с дамами (тем паче, что последние-проститутки). Более того, неплохо разбираются в искусстве, не обделены талантами (в частности - музыкальными, кулинарными). В общем жизнь и личность данных персон для многих сегодня являются образцом для подражания, а подобный образ жизни - последней целью бытия.

От обычной истории, могущей встретиться Вам на страницах у Сада, фильм отличается тем, что в роли несчастных жертв здесь выступают сами тираны. Ибо пресыщенная жизнью четверка друзей, перепробовав все мыслимые (на тот момент) наслаждения ищет только одного - самоубийства. Без высшей, одухотворяющей идей (как бы банально это не звучало) их жизнь превратилась в медленное, приторно-тошнотворное движение к небытию, путь в никуда пролегающий через все возможные телесные (равно как и духовные) услады. Гедонизм в крайней форме, наслаждение до последней минуты, удовольствие у мертвой черты (dead-line), легкая смерть от перенасыщения жизнью. Неудивительно, что картина вызвала резонанс, ведь обнаженные Феррери проблемы - это настоящая язва бездуховного, потерявшего всякие ориентиры общества, именуемого обществом потребления. Ведь вся жизнь любого современного члена социума вмещает в себя не больше того, чем показано в фильме - от цели существования до сиюминутного наслаждения. Он также жертва и конец его предрешен.

В целом фильм является своеобразным синтезом сатиры и драмы (что потрясающе явлено в задорно-меланхоличной музыке Филиппа Сарда). Комична смерть персонажей к которой они так неистово стремятся -например, от яростного поноса, трагично то, что это все-таки смерть. Стиль подачи материала Феррери многим покажется странным - тягучие, монотонные диалоги, медленные пиршества вдруг прерываются яростной сценой безудержной. бли или неистовой ссорой с применением ближайших предметов. Фильм насыщен неисчислимым количеством символов и метафор (от голозадой Венеры до семи всадников Апокалипсиса в виде мертвых, гниющих туш), также стоит отметить, что это, пожалуй, единственная картина в которую Феррери не поместил свой любимый объект - море, служащее обычно последним оплотом и призрачной надеждой для несчастного персонажа. И этот факт говорит о фильме многое.

Будучи (наряду с Пазолини) ярым коммунистом Феррери создал в высшей степени разоблачительное кино о капитализме в высокохудожественном ключе. Между тем, оно (на мой взгляд) не является ни пророческим, ни предостерегающем (как видят кинокритики), скорее с грустной улыбкой изображающим факт через призму режиссерского видения, ставящего на обществе потребления тяжелый, массивный крест.

Бытует мнение что фильм наполнен образами и метафорами но, то ли я глуповат, то ли многие видят символы на пустом месте. К примеру, в финальной сцене многие усматривают аллюзию на четырёх всадников апокалипсиса, только из-за присутствия четырёх мясных туш. Но в той сцене присутствуют ещё семь собак и одна баба. С такой же уверенностью можно сказать что это аллюзия на Белоснежку и семь гномов. А без метафор фильм превращается в обычную комедию Энджой Мувис с шутками про пердёж, только более европейскую. То есть с обилием ненужной и неэстетичной обнажёнки. Не поймите меня превратно, я не против эротики в кино, но здесь она вообще ни на что не влияет.

Собственно у фильма только два плюса. Первый - это идея и посыл. Но идею про очень оригинальный способ самоубийства загубили монотонным и скучным повествованием, а посыл кажется притянутым за уши. Второй плюс - игра актёров. Марчелло Мастроянни это наверное единственное, из-за чего стоит смотреть данное кино, хотя остальные актёры тоже играют великолепно.

Самая же главная ошибка фильма в том, что он не вызывает никаких эмоций.

Только из-за идеи и актёров:

5 из 10

Эта гротескная притча под девизом 'люблю повеселиться, особенно пожрать' сюрреалистична, причудлива и чудесна. Если мы идем в кино, чтобы увидеть вещи, которые мы никогда не видели прежде, то этот фильм в этом смысле невероятно успешен.

Нет лучшего фильма о еде и смерти. О бездуховных запросах и стремлении к саморазрушению.

Важно отметить преднамеренное отсутствие предыстории персонажей, которое могло бы пролить свет на причины их суицидальных намерений, из-за чего брутальная комедия становится ещё более мрачной. Сюжет про гедонистическую оргию четырёх скучающих богачей, достигших вершины пресыщения, пародирует '120 дней Содома' маркиза де Сада. Учительница Андреа, по девиантности переплюнувшая бывалых проституток, символизирует устремления среднеклассовой органической интеллигенции, прислуживающей верхам, быть с ними на равных в пользовании благами, в делёжке стола.

Таким образом, данная кинокартина наглядно демонстрирует, насколько плохо общество эпохи потребительского капитализма, и как далеко мы зашли в неправильном направлении, чтобы не иметь возможности снимать подобные фильмы.