Рецензии

Наверное этот фильм можно по праву считать самым смелым - богатство красок и странностей, особых увлечений, которые иногда изящно скрыты, дабы не убить своего зрителя наповал. Гринуэй стреляет очень метко, каждый диалог, кадр и игра цвета, все это выстрелы в голову зрителя. О чем этот фильм? Ну разумеется на первый план выходят взаимоотношения между отцом и сыном, показанные так сказать без купюр, своего рода психоаналитическая метафора, психоанализ вообще сквозит в каждом из его фильмов. Смерть- ещё один неизменный герой его фильмов, кому-то везёт умереть предаваясь страсти, кто-то гибнет по нелепой случайности, кто-то уже умер изнутри. В многочисленных отзывах, часто видишь критику в адрес Гринуэя, особенно со стороны простого зрителя, я имею ввиду обычного человека, желающего получить приятное послевкусие и быть может желание повторного пересмотра понравившейся картины. Гринуэй не дает нам этой возможности, он скорее лишает нас этого в очень своеобразной манере. Стоит ли смотреть, я думаю, что стоит, ведь время в котором мы живем, требует от нас особой пластичности восприятие, мы обязаны знать и видеть многое, что может вызвать отторжение. Смерть, насилие- наши страхи, они должны быть как-то обозначены и проработаны, и эти фильмы помогают нам в этом. Не бойтесь начать, в середине вы уже сможете о многом задуматься.

Явственно возникает впечатление, что те или иные режиссёры авторского кинематографа, задумывая снимать на определенном этапе своей карьеры метакино, этот созерцательный слепок с себя любимых, считают себя обязанными отдать дань уважения великому Федерико Феллини и его '8 1/2' вместо того, чтобы без привлечения столь очевидного контекста сформулировать собственное видение потустороннего мира кино, где актерские амплуа, маски и настоящие лица срослись в жутком триендинстве. Постмодернизм значительно упрощает жизнь и украшает творчество, и без гипертекстуальности Феллини не смогли обойтись ни Годар, ни Трюффо, ни Альмодовар (причем дон Педро сделал это дважды), ни Тарантино, ни даже культовый британский художник с навыками алгебраиста и чуть больше режиссёр Питер Гринуэй, в 1999 году, когда в его карьере стал намечаться определенный спад, прокосплеивший знаменитого итальянца едва ли невыразительнее и невразумительнее всех в своих 'Восьми с половиной женщинах'.

Нарочито наполненная иронией история Эмменталей, нувориша Филиппа и его сына Стори прочитывается чересчур буквально, несмотря на все старания самого режиссёра и двух его операторов - Ван Бруммелена и Вьерни - насытить буквально каждый кадр изысканной эстетикой и подспудной метафоричностью. Но сюжет, выстроенный в духе Кентерберийских рассказов Чосера, постепенно распадается лишь на ворох эпизодов эротической, психоэротической или околоэротической направленности. Причем очевидно, что под образами Филиппа и Стори (слишком говорящее имя; эдакий воплощенный нарратив) Гринуэй подразумевает самого себя, и вся картина от начала до конца - непривычно аскетичная, лишенная привычной куртуазной барочной лощенности - является сублимацией авторского самокопания, до определенной степени тягостной его рефлексией, тщательным желанием разобрать самого себя на кусочки перед всеми, киноязыково раздевшись донага. Отзвуки предыдущих лент режиссёра - от 'Падений' до 'Интимного дневника' и 'Z00' - видны невооруженным глазом, но в сущности нет в этой картине ни богатства красок, ни пира фактур. Очищенный от эстетского гиперформализма Гринуэй, в 'Восьми с половиной женщинах' выдал сухой остаток, выжимку своего творчества исключительно с точки зрения философии и привычной физиологической телесности.

Его 'Восемь с половиной женщин' - это в то же время попытка постичь мужскую природу через призму взгляда на отца и сына Эмменталей, которые после смерти женщины, что их держала в некоей моральной узде - матери и жены - отправились в тотальный разнос, превратив свой роскошный замок в Женеве в самый настоящий сад земных наслаждений, сиречь многонациональный гарем с женщинами всех типажей и характеров: от молчаливой инвалидки, которая и есть пресловутой 'половиной' до сексуально раскрепощенной монашки. Будто стремясь отвергнуть всякие дальнейшие притязания смерти, Филипп и его сын Стори будут предаваться бесстыдному разврату жизни, не понимая, что смерть для них неизбежна, а гомосексуальный инцест это просто гомосексуальный инцест, а не попытка высвободиться от собственных духовных скреп. Колыбель по эту сторону понимания ленты уже качает не синьор Федерико, а Герр Зигмунд с его 'Тотемом и Табу', а также прочими махровыми трудами о познании людской психологии. Оргазм как маленькая смерть здесь предстает именно как смерть натуральная, а сексуальные приключения двух мужчин тем паче выглядят трагикомическими, что с собственноручно созданным бабьим царством совладать они не в силах. Дамы раскусили их планы и крепко держат за стволы их членов. Фатальная ловушка, обрекающая этих двух мужчин, не могущих разобраться с самими собой, на неизбежно абсурдистское существование. Вкупе с пресловутым вырождением всей аристократии, на которую Гринуэй всегда взирал с непритаенным презрением. Но в этот раз его сменила скука и невыразимой силы тоска, от которой и сам режиссёр сумеет по-настоящему избавиться лишь в своих шестичасовых 'Чемоданах Тульса Люпера'.

Данный фильм скандального британского режиссера и писателя Питера Гринуэя является, пожалуй, самым понятным в его фильмографии. Опираясь на бессмертный шедевр Феллини 'Восемь с половиной', Гринуэй предложил зрителю весьма полемическую версию знаменитого фильма.

История швейцарского архитектора Филиппа Эмменталя(Джон Стэндинг), устроившего в своем особняке настоящий Содом и Гоморру благодаря своему странному сыну Стори(Мэтью Дэламер), испытывающему влечение к отцу, рассказана в форме необычной религиозной притчи. Два грешника, отец и сын, создают в своем доме настоящий гарем, состоящий из еще более греховных женщин, ища внутреннюю свободу в бесконечных сексуальных оргиях. Но наказание довольно быстро приходит свыше и герои сполна расплачиваются за свои удовольствия и пороки.

Как всегда бывает в творчестве Гринуэя, картина поражает своей визуальной составляющей. Каждый кадр операторов Саши Вьерни и Рейнера Ван Бруммелена наполнен определенной символикой, отсылающей как к литературе, так и к киноклассике. Впрочем, эти символы довольно легко разгадываются при более внимательном просмотре.

Картина, безусловно, понравится далеко не всем, но если Вы ищете красивое, философское кино, снятое вне каких-либо рамок, этот фильм Питера Гринуэя Вас не разочарует.

10 из 10

Зачем ждать морали, каких-то насущных вопросов, решения проблем от эстетского, в первую очередь, кино?

Никто не даст Вам ответов на то, что Вас волнует. Вас могут засыпать вопросами, необычными, чуть странными - если Вы это позволите. Вас выведут из равновесия, если Вы поддадитесь фильму, если сумеете уловить его очарование.

Это кино, которое даже не собирается нравиться. Для кого-то оно красиво и завораживающе, для кого-то безнравственно и скучно, а кто-то найдет в нем философию и тайные послания.

Я люблю людей: их пороки, желания, их строение; люблю красивую, 'по эстетски' красивую картинку; люблю когда ко мне не пристают со своими убеждениями - поэтому для меня этот фильм прекрасен.

Если Вы религиозны, нравственны или непривычны к 'артхаусу', думаю, лучше даже не начинать это смотреть. Если же Вам этот фильм понравится...мне хотелось бы посмотреть Вам в глаза.

Спросили раз меня: «Вы любите ли НЭП?» - «Люблю, - ответил я, - когда он не нелеп». Эти слова Владимира Маяковского вполне можно применить и к артхаусному кино (правда, без такой же хлёсткой рифмы).

Потому что иного критерия для оценки артхауса быть не может. А жалко.

Что можно, например, предъявить фильму «8 с половиной женщин» Питера Гринуэя? Кроме профанского «не понравилось» и Маяковского «нелеп» - ничего.

С другой стороны, из просмотра можно даже извлечь некоторую пользу…

Фильм повествует о двух бездельниках – отце и сыне. Отец, Филипп Эмменталь – успешный архитектор, а сын (Стори) приобрёл линию японских игровых заведений (правда, финансовыми делами он не озабочен совершенно). И вот в семье случается беда – умирает жена. Стори решает морально поддержать отца. Разговор быстро соскальзывает на сексуальные темы, и герои решают воплотить в жизнь все свои эротические фантазии.

К чести Гринуэя сюжет, смахивающий на затравку порнофильма, обыгран довольно тонко. Каждый кадр режиссёр решает как картину (недаром последние несколько лет он переносит на экран Рембрандта), в результате даже наиболее откровенные сцены не выглядят так уж пошло.

И что?

Разве этот фильм – не финиш? Финиш. Притом полный. В нём, как в капле воды, отразились все лишаи артхауса.

Во-первых, это высосанность из пальца и всех остальных мест проблем, поднятых в картине. Согласитесь, что влияние землетрясения на возбудимость и желание сына спать в одной постели с отцом – беды не самые животрепещущие. Более того, совершенно надуманные.

Во-вторых, доведённая до абсурда вторичность. Повествование Гринуэя ну никак не может обойтись без фильма «8 с половиной» Феллини, без слизанных с «Ностальгии» Тарковского мизансцен, без назойливых книжных аллюзий. В литературе есть такое понятие «библиотекарская проза» - когда человек пишет обо всём, основываясь на прочитанных книгах, а не на личном опыте. Так «8 с половиной женщин» - это библиотекарский фильм. В нём не за что зацепиться уму, не за что зацепиться сердцу. Хотя снято, повторюсь, красиво - некоторые кадры, вроде белого лица японки, по которому ползёт чёрный муравей, черепицы, валящейся во время землетрясения, гигантских теней на стене дома действительно впечатляют – но всё равно вскоре зрителей творения Гринуэя накрывает зелёная тоска, и он проваливается в сон.

Не будем же их будить.

1 из 10