Рецензии

С творчеством Вернера Херцога я не знакома, хотя давно хотела посмотреть его «Фицкарральдо», но все никак не соберусь. И вот его новый фильм, участник Берлинале 2015, со звездным составом - Джеймс Франко, Николь Кидман, Роберт Паттинсон, Дэмиэн Льюис.

Увы, но после фильма 'Стив Джобс' – это для меня еще один яркий пример как снять фильм о личности, так ничего о ней не рассказав, а лишь немного обрисовав ее масштаб. Фильм призван рассказать о выдающейся женщине - Гертруде Белл, британской путешественнице, археологе, которая занималась исследованиями Ближнего Востока и картографированием. Однако режиссер строит сюжет картины так, что он напоминает игру, - доберись из одного пункта в другой. Вся его картина – это молчаливо путешествующий караван с невероятно прекрасными и потрясающими видами пустыни. И маленькими кусочками среди этого большого путешествия режиссер показывает нам мелодраматические любовные истории из жизни Гертруды Белл, но и в этих кусочках присутствует незавершенность, недосказанность. Образы мужчин, появляющихся в жизни Гертруды прописаны довольно плоско, их истории жизни иногда вовсе остаются за кадром.

При этом в картине хорошие актерские работы, особенно хочется выделить Дэмиэна Льюиса и Роберта Паттинсона, которым удалось перетянуть внимание с невероятной пустыни на себя. Роберт Паттинсон играет Лоуренса Аравийского, сам образ получился довольно колоритный, единственно, что не понравилось в образе – это такая частичка ловеласа, которая в первых сценах выходит на первый план. Дэмиану Льюису удалось не только создать образ настоящего военного – майора Чарльза Даути-Уайли, но отразить то чувство любви и восхищения к Белл, которое возникает с первого взгляда. Игра же самой Николь Кидман для меня осталась очень однообразной и неровной.

Сколько можно было рассказать через эту историю? Но увы, режиссер выбрал любовно-путешествующую линию в судьбе Белл, которая довольно плоско представляет нам эту удивительную женщину. Пожалуй, главным действующим лицом в этом фильме для меня осталась не Королева, а Пустыня, она у Херцога получилась неимоверно хороша.

+ невероятная красота пустыни, актерские работы второго плана
- сценарий, монтаж, режиссура

6 из 10

(прежде всего за мастерство актеров второго плана, но слабая режиссура приводит меня к красному цвету рецензии)

Кинематографическое творчество одного из самых выдающихся режиссеров 'новой немецкой волны' Вернера Херцога условно можно поделить на несколько, очень неравноценных периодов, которые ныне позволяют наблюдать постепенное сползание великого немецкого киноромантика и маргинального постреалиста(иногда и первого, и второго одновременно) в категорию утрачивающих собственную репутацию творцов, уже исписавшихся и уставших, предпочитающих лишь тщетно портить пленку во имя неких эфемерных целей. Ранний, уже ставший классическим, но не выглядящий еще забронзовевшим, Херцог 70-х годов и времен 'И карлики начинают с малого', 'Строшека', 'Агирре...' и 'Войцеха' смело говорил со зрителями на самые актуальные и волнующие проблемы, экспериментировал без опасливой оглядки с формой и содержанием, возводя искусство кинематографа в абсолют стихийности и миражности. Поздний же Херцог, конца 80-х, начала 90-х и нового времени, уже не стремился ни к чему новому, лишь изредка пытаясь привлечь к себе внимание то малоудачным римейком 'Плохого лейтенанта' нигилиста Феррары(и Феррара все равно остался при своем выигрыше), то беззубой и безэмоциональной горной медитацией 'Крика из камня', то снятой под Годара и по Годару 'Далекой синей высью', то предаваясь маньячным фрустрациям с инцестуальным подтекстом в 'Мой сын, мой сын, что ты наделал'. Едва ли заслуживает пристального внимания и последняя по счету после более чем пятилетного перерыва крупная режиссерская работа Вернера Херцога, фильм 'Королева пустыни' 2015 года, представленный в рамках нынешнего Берлинале.

Обратившись к истории небезызвестной многостаночницы Гертруды Белл, сыгравшей огромную роль в становлении нескольких крупных государств Ближнего Востока, Херцог на первый взгляд в 'Королеве пустыни' очевидно стремился создать кино не столько о конкретной исторической персоне в вихре времен, сколь привычно высветить для себя массу вневременных и актуальных проблем и тем. Собственно, сам выбранный Херцогом историко-биографический материал диктует все правила созидания, ведь в рамках биографии отдельно взятой личности можно с леготцой рассказать и о взаимоотношениях Запада и Востока, не ограничиваясь лишь периодами колониализма, а проведя жирную линию и к современности(тема Ирана, допустим, в современном авторском да и не только кино не раскрыта или раскрыта очень однобоко, чему 'Арго' в яркий пример); точно также с истории Гертруды Белл легко считываюся темы как противостояния человека вихрям истории, так и вовлечения личности в знаковые события целой эпохи, ведь Гертруда Белл была действительно человеком-эпохой, которая создавала историю, будучи лишь изредка ее наблюдателем. Да и тема социального неравенства, инфильтрации 'низов' в верха, праздности высшего света, познания самого себя на фоне меняющегося мира и места женщины на срезе времен по определению требует более углубленного кинематографического внимания, а не взглядов искоса и поверхностно(кроме фильмов итальянского неореализма), и положенная в основу сюжета 'Королевы пустыни' биография Гертруды Белл при желании позволяла сказать очень многое о важных вещах, причем не сложно, а весьма понятно и доступно. Но Вернер Херцог, увы, пошел по самому упрощенному пути, не выбрав практически ничего из вышеперечисленного, и сосредоточившись сугубо на салонной составляющей своего фильма, создав не яркое киновысказывание, а весьма банальную как с точки зрения формы, так и содержания мелодраму, склонную к тому же очень часто истерить визуальным китчем.

Собственно, фильм можно поделить на несколько периодов: молодые годы Гертруды, которая живет себе праздно в карамельном замке, очаровывает мужчин всех возрастов, но только своего круга(исправление из замарашки в светскую даму прошло успешно, но все ее Пигмалионы оставлены за кадром), блестит бриллиантами, изумрудами, рубинами, свисающими дерзкими каплями на ее тонкой нежной шее, на балах и раутах разной степени ценности, наслаждается своим существованием - во всяком случае, Херцог успешно облекает великосветский блеск в тона тотальной бессмысленности, но только где то мы это уже видели?! Не сказать, что Херцог идет по проторенной отпостмодернизденной тропе База Лурмана, но в исполнении меняющей, как перчатки, исторические образы Николь Кидман легко угадать абрисы приснопамятной леди Сары Эшли, унавоженную холодностью принцессы Грейс. Кидман зарифмовывает свои прошлые образы без тени смущения, лепя крайне интересный с точки зрения раскрытия образ Гертруды Белл по проверенным лекалам, тогда как сам Херцог, чей стиль в 'Королеве пустыни' уже лишен индивидуальности и стерт до крови копиистической голливудщиной, красит кадр в глянец, слепит сочностью и шиком-блеском, который оборачивается на поверку пшиком-треском.

Именно тут, с первых слетающих монтажных фраз, сказанных, между тем, лениво, впервые заиграет сентиментальной менестрельностью история несчастной любви, продоложенная уже в ориенталистской части нарратива ленты все так же благостно и сладостно, вплоть до одури приторности, и стающая главным лейтмотивом картины, а не второплановым, как по идее должно быть, после которой начнется второй период в жизни Белл, показанный Херцогом с очевидным синефильством. Бросившаяся в омут Ближнего Востока Гертруда, открывшая для себя ранее неизведанный мир, из праздной пустой девицы превращается в личность, для которой Восток становится намного более родным, чем родной англоязычный Запад. Но и тут Херцог действует поверхностно; в трансформацию героини не веришь просто потому, что драматургия хромает от своей нарочитости и многословности, Лоуренс Аравийский кажется случайным путником, встроенным в структуру картины просто ради пары кадров, вылепленных 'под Дэвида Лина'. Собственно, Херцог на последнего и ориентировался в своей 'Королеве пустыни' больше всего, но выдал лишь абстрактный субстрат, неудачную пародию, к финалу повествования добегающую едва-едва, вязнув в зеленом болоте множества шаблонов и клише, стереотипов и архетипов, которые достопочтенный режиссер даже не удосужился толком переосмыслить или хотя бы поиронизировать над ними, предпочтя убийственный пафос и черно-белые тени без полутонов.

Вышло, мягко скажем, претенциозное и пустое мелодраматическое барокко, в котором как таковая философская, историческая и политическая диалектика тонут в рюшах, виньетках и струящемся обилии подчас небрежно разбросанных деталей, которые не складываются окончательно в стильный кинематографический паззл. Видимость стиля, видимость драмы, видимость кинематографа, видимость Херцога.

Было отсмотрено в рамках Берлинале 6.02.2015

Кинематографическое творчество одного из самых выдающихся режиссеров «новой немецкой волны» Вернера Херцога условно можно поделить на несколько, очень неравноценных периодов, которые ныне позволяют наблюдать постепенное сползание великого немецкого киноромантика и маргинального постреалиста (иногда и первого, и второго одновременно) в категорию утрачивающих собственную репутацию творцов, уже исписавшихся и уставших, предпочитающих лишь тщетно портить пленку во имя неких эфемерных целей. Ранний, уже ставший классическим, но не выглядящий еще забронзовевшим, Херцог 70-х годов и времен «И карлики начинают с малого», «Строшека», «Агирре…» и «Войцеха» смело говорил со зрителями на самые актуальные и волнующие проблемы, экспериментировал без опасливой оглядки с формой и содержанием, возводя искусство кинематографа в абсолют стихийности и миражности. Поздний же Херцог, конца 80-х, начала 90-х и нового времени, уже не стремился ни к чему новому, лишь изредка пытаясь привлечь к себе внимание то малоудачным римейком «Плохого лейтенанта» нигилиста Феррары (и Феррара все равно остался при своем выигрыше), то беззубой и безэмоциональной горной медитацией «Крика из камня», то снятой под Годара и по Годару «Далекой синей высью», то предаваясь маньячным фрустрациям с инцестуальным подтекстом в «Мой сын, мой сын, что ты наделал». Едва ли заслуживает пристального внимания и последняя по счету после более чем пятилетного перерыва крупная режиссерская работа Вернера Херцога, фильм «Королева пустыни» 2015 года, представленный в рамках нынешнего Берлинале.

Обратившись к истории небезызвестной многостаночницы Гертруды Белл, сыгравшей огромную роль в становлении нескольких крупных государств Ближнего Востока, Херцог на первый взгляд в «Королеве пустыни» очевидно стремился создать кино не столько о конкретной исторической персоне в вихре времен, сколь привычно высветить для себя массу вневременных и актуальных проблем и тем. Собственно, сам выбранный Херцогом историко-биографический материал диктует все правила созидания, ведь в рамках биографии отдельно взятой личности можно с леготцой рассказать и о взаимоотношениях Запада и Востока, не ограничиваясь лишь периодами колониализма, а проведя жирную линию и к современности(тема Ирана, допустим, в современном авторском да и не только кино не раскрыта или раскрыта очень однобоко, чему «Арго» в яркий пример); точно также с истории Гертруды Белл легко считываются темы как противостояния человека вихрям истории, так и вовлечения личности в знаковые события целой эпохи, ведь Гертруда Белл была действительно человеком-эпохой, которая создавала историю, будучи лишь изредка ее наблюдателем. Да и тема социального неравенства, инфильтрации «низов» в верха, праздности высшего света, познания самого себя на фоне меняющегося мира и места женщины на срезе времен по определению требует более углубленного кинематографического внимания, а не взглядов искоса и поверхностно(кроме фильмов итальянского неореализма), и положенная в основу сюжета «Королевы пустыни» биография Гертруды Белл при желании позволяла сказать очень многое о важных вещах, причем не сложно, а весьма понятно и доступно. Но Вернер Херцог, увы, пошел по самому упрощенному пути, не выбрав практически ничего из вышеперечисленного, и сосредоточившись сугубо на салонной составляющей своего фильма, создав не яркое киновысказывание, а весьма банальную как с точки зрения формы, так и содержания мелодраму, склонную к тому же очень часто истерить визуальным китчем.

Собственно, фильм можно поделить на несколько периодов: молодые годы Гертруды, которая живет себе праздно в карамельном замке, очаровывает мужчин всех возрастов, но только своего круга(исправление из замарашки в светскую даму прошло успешно, но все ее Пигмалионы оставлены за кадром), блестит бриллиантами, изумрудами, рубинами, свисающими дерзкими каплями на ее тонкой нежной шее, на балах и раутах разной степени ценности, наслаждается своим существованием — во всяком случае, Херцог успешно облекает великосветский блеск в тона тотальной бессмысленности, но только где то мы это уже видели?! Не сказать, что Херцог идет по проторенной отпостмодернизденной тропе База Лурмана, но в исполнении меняющей, как перчатки, исторические образы Николь Кидман легко угадать абрисы приснопамятной леди Сары Эшли, унавоженную холодностью принцессы Грейс. Кидман зарифмовывает свои прошлые образы без тени смущения, лепя крайне интересный с точки зрения раскрытия образ Гертруды Белл по проверенным лекалам, тогда как сам Херцог, чей стиль в «Королеве пустыни» уже лишен индивидуальности и стерт до крови копиистической голливудщиной, красит кадр в глянец, слепит сочностью и шиком-блеском, который оборачивается на поверку пшиком-треском.

Именно тут, с первых слетающих монтажных фраз, сказанных, между тем, лениво, впервые заиграет сентиментальной менестрельностью история несчастной любви, продоложенная уже в ориенталистской части нарратива ленты все так же благостно и сладостно, вплоть до одури приторности, и стающая главным лейтмотивом картины, а не второплановым, как по идее должно быть, после которой начнется второй период в жизни Белл, показанный Херцогом с очевидным синефильством. Бросившаяся в омут Ближнего Востока Гертруда, открывшая для себя ранее неизведанный мир, из праздной пустой девицы превращается в личность, для которой Восток становится намного более родным, чем родной англоязычный Запад. Но и тут Херцог действует поверхностно; в трансформацию героини не веришь просто потому, что драматургия хромает от своей нарочитости и многословности, Лоуренс Аравийский кажется случайным путником, встроенным в структуру картины просто ради пары кадров, вылепленных «под Дэвида Лина». Собственно, Херцог на последнего и ориентировался в своей «Королеве пустыни» больше всего, но выдал лишь абстрактный субстрат, неудачную пародию, к финалу повествования добегающую едва-едва, вязнув в зеленом болоте множества шаблонов и клише, стереотипов и архетипов, которые достопочтенный режиссер даже не удосужился толком переосмыслить или хотя бы поиронизировать над ними, предпочтя убийственный пафос и черно-белые тени без полутонов.

Вышло, мягко скажем, претенциозное и пустое мелодраматическое барокко, в котором как таковая философская, историческая и политическая диалектика тонут в рюшах, виньетках и струящемся обилии подчас небрежно разбросанных деталей, которые не складываются окончательно в стильный кинематографический паззл. Вдимость стиля, видимость драмы, видимость кинематографа, видимость Херцога.

5 из 10