Рецензии

Ликвидация цензуры кинематографа, как ни странно, не привела у нас к появлению удачных фильмов на религиозную тему. Про дореволюционную эпоху еще можно вспомнить несколько более-менее нормальных. Например, сериал «Империя под ударом», где террористические «борцы за свободу» показаны весьма реалистично. Но вот фильмы религиозной тематики зачастую получаются на редкость неудачными, что видно на примере этого.

Начинается все с того, что на барже плывут двое военнослужащих атеистической армии. Это подчеркивает висящий у них в рулевой рубке портрет деятеля, который ставил задачу, чтобы к 1 мая 1937 года «имя бога было забыто на территории страны». Далее баржу захватывает немецкий корабль, и происходит инцидент, в результате которого один из персонажей совершает предательство. Чудом выживает, и через много лет нам его показывают … в монастыре. То есть получается совершенно экстраординарная ситуация, когда человек, воспитанный в атеистической стране, пришел к религии. Здесь как минимум треть времени фильма должна быть посвящена объяснению, почему это произошло. А нам почти ничего не объяснили, получается огромный логический провал. То, что герой выжил после взрыва баржи, человек с подобным воспитанием приписал бы счастливой случайности. На присутствие монахов вообще не обратил бы внимания. В случае угрызений совести (маловероятных для подобных людей) он должен был каяться в содеянном на комсомольском собрании, либо еще где-то, но никак не в монастыре. Другие прозвучавшие объяснения тоже не кажутся убедительными. Все эти противоречия в сюжете, как мне кажется, объясняются вот чем.

В современном обществе есть такое явление «православный сталинизм». Звучит предельно дико: как можно совместить религию с теми, кто ее уничтожал, взрывая даже храмы 17-го века? Но это существует. В рамках данной «конфессии» придумано огромное количество самого немыслимого бреда, вплоть до наличия в 1943 году армейских священников. Ярким примером подобного является телеканал «Царьград», «Русская народная линия», но всех превзошел цинизмом ресурс под названием «Егорий Храбрый». Где как-то разместили фотографию русской императрицы от 1897 года, с какими-то ее цитатами о важности семейных ценностей. И рядом изображения характерных «героев», одетых в будёновки (которые императорскую семью и уничтожили). Когда на своем профиле в соцсетях множество людей пишут, что их мировоззрение – православие, а политические взгляды – коммунистические, возникает стойкое впечатление, что ты находишься в Зазеркалье. Или еще в каком-то из безумных, шизофренических миров Льюиса Кэрролла (в реальность возвращает лишь факт бездетности большинства таких людей, в отличие от истинно верующих).

Так вот, в данном фильме присутствует нечто подобное. Что видно уже по советскому адмиралу, лично посещающему монастырь (почему не нашлось других сопровождающих?). Конечно, это не 1950 год, когда подобное являлось гарантированным самоубийством. Но не верится, что и позже такое было возможно. Да будь это хоть 1996 год, не то воспитание у людей, добившихся в это время столь высоких чинов. Авторы не сочли нужным подробно объяснять, что привело героя к покаянию в такой форме, так как, по их мнению, для той страны это было обычным явлением (наверное, в их фантазиях, детям тогда преподавали Закон Божий со школы). В действительности же показанная в фильме история могла быть реалистичной, если бы началась, к примеру, во время русско-турецкой войны 1877 года. Когда у большей части солдат и матросов были религиозные взгляды, совершив подобный грех, они могли искать утешения в покаянии. Но самое главное – в стране отсутствовали события, которые могли все это затмить. И адмирал действительно мог посещать монастыри. Полное отсутствие в фильме конфликта между атеистическими властями и религией создает иллюзию, что действие и правда происходит в каком-нибудь 1896 году, или вовсе за границей.

Поэтому страдания главного героя здесь выглядят нелепыми. В стране происходили жуткие события, но героя они совсем не волнуют. Он всю жизнь зациклен на сравнительно мелком эпизоде, произошедшем между военнослужащими атеистической армии (видимо, зрителя так пытаются убедить, что этот эпизод – самое страшное из того времени). Говорит, что с таким грехом «страшно умирать». То есть все остальное вышеперечисленное (уничтожение не только религии, но и миллионов людей) у него страха не вызывает. А ведь сам факт пребывания в подобной стране порождает некую причастность ко всем этим событиям. Тем более, как раз в данном регионе располагался Соловецкий лагерь и много чего еще. Даже присутствующая в кадре полузатопленная деревянная баржа, по мнению самого режиссера, «осталась от заключенных».

К тому же, образ центрального персонажа показан совершенно нереально противоречивым. С одной стороны, он считает себя неслыханным грешником, постоянно молится о прощении. Но при этом имеет явные признаки мании величия, диктует свою волю окружающим. Авторы явно вдохновились легендами об Иване Грозном, который якобы чередовал казни с молитвами и покаянием. Достоверно неизвестно, было ли это в реальности, но вот в монастырях таких персонажей точно быть не могло. Единственным примером столь нелепых противоречий в реальной жизни можно назвать разве что дружбу «православных сталинистов» со сталинистами обычными (не православными). Когда первые призывают в семейной жизни брать пример со святых Петра и Февронии Муромских, а вторые (их друзья) одновременно вовсю глумятся над «средневековым мракобесием», размещая пошлые и непристойные анекдоты про всевозможных святых.

Не случайно многие отмечают, что Православие в этом фильме показано как-то неприглядно. Полубезумный отшельник, не вызывающие особых симпатий другие служители религии, все эти карикатурные избавления от бесов. Мрачно в прямом и переносном смысле. Так ведь это некий суррогат. К Православию имеющий не большее отношение, чем скандальный храм в парке «Патриот». Где собираются разместить не только пятиконечные звезды (общепринятый в мире символ сатанизма и оккультизма), но и портреты откровенно демонических персонажей.

Другое дело, если бы конфликт главного героя с монахами и настоятелем был бы как раз и вызван неприятием такой псевдоцеркви, располагающаяся в коммунистическом государстве. То есть чисто декоративного, марионеточного образования. Сущность которого прекрасно отражает знаменитая карикатура под названием «Фабрикация епископов по советскому способу» (где сотрудников НКВД спешно наряжают в рясы). Ведь сейчас они уже освящают памятник Чапаеву в Екатеринбурге, а Сталина так и вовсе чуть ли не канонизировали. Поэтому смешно, когда на примере неприглядного поведения таких людей (вроде пьяных ДТП) воинствующие безбожники пытаются доказать ущербность религии в целом. Хотя сотрудники госбезопасности вообще-то и не обязаны быть бескорыстными трезвенниками. И если бы в фильме показали конфликт истинно верующего человека с такими людьми, ему однозначно можно было бы поставить высшую оценку. Но здесь просто говорится, что некоторые служители религии уделяют основное внимание внешней, обрядовой стороне, забывая про внутреннюю сущность (без объяснения причин этого). Поэтому

Без оценки.

Каждый раз, когда я пересматриваю 'Остров', я вижу его по- другому, я 'взрослею' и фильм вместе со мной.

'Остров' не о религии, не о православии, даже не о Боге, фильм о совести. А это внутри, это такая мощная сила, которая умы переворачивает и больных исцеляет, то, что не купишь, но можно найти в себе, если не обнаружил раньше.

В фильме нет ни пафоса, ни религиозной агитации, ни картинных святых. Обычные люди, работающие на своей работе- молятся, проповедуют, выполняют ритуалы..

Самый 'плохой' работник - старец Анатолий, он и молится по- своему и канонов не соблюдает и иерархию по службе не признаёт, но его совесть делает из 'хороших' работников и даже чуть- чуть грешников, как выясняется, отца Филарета и отца Иова - настоящих верующих и они ему благодарны..

Кажется, что фильм пропитан мистицизмом, но в каждом таком эпизоде- отсыл к духовному выздоровлению больной души и даже воскрешению - мёртвой...

Игра актёров такая, что забываешь об их известности и узнаваемости, они живут, а не играют и, кажется, меняются вместе со своими героями.

Я думаю и зрители меняются тоже, по крайней мере, кто очень этого хочет...

Общее впечатление: Не сложно догадаться какой лейтмотив у картины — покаяние. Старец Анатолий (Пётр Мамонов) спустя годы живет на острове. Но страшный грех убийства, не дает ему покоя. Каждый день к нему заглядывают люди, они просят о помощи, помолится о — детях, о себе, о родных. И Анатолий каждому помогает по своему, но тягота, которая на сердце у мужчины не отпускает его. Чудесным образом люди исцеляются, а вот Анатолий чувствует свою скорую кончину, самый страшный грех — убийство, который может совершить человек. Что же ждет его, на другом конце?

Картина расстилается снежным комом, показывая белый и черный цвет. Забавно, как смешались краски от угля и снежинок, будто противостояние. Интересно, автор закладывал в цветокоррекцию какой-то смысл? Меня манят эти светло-серые краски, они переключаются с одной на другую, выдвигая гармоничный фон. Камера то плывет, показывая полную картину, то статично замирает на крупных кадрах.

Тягучая музыка, сопровождающая весь хронометраж отпечатывается в сознании и ожидается что-то ужасного. Предугадать сюжет не получится, ведь каждая минута, словно поворот дороги, готовит зрителю непредсказуемость. И для меня окончание было удивлением.

Стоит обратить внимание на актерскую игру: ГГ, который сыграл Петр Мамонов превосходно вписался в роль старца Анатолия, его страдания и мировоззрение, которого он придерживался всю жизнь, удивляют. Хочется рассматривать героя со всех сторон. Его персонаж пропитался этим фильмов, показав высокую мораль. Со сложным характером, необычным поведение, но с желанием помогать людям. Отец Филарет в роли Виктора Сухорукова яркая личность, так же выделяется на фоне Дмитрий Дюжев в роли отца Иова. Забавно наблюдать за этим трио, ибо помимо важной темы, вплетен юмор. И скажу вам очень добротно обыграны шуточные эпизоды, в которых есть и над чем подумать, и посмеяться. Особенно в тандеме Мамонов-Дюжев.

Грех, раскаяние и какой путь у каждого из нас, картина затрагивает религию, высокодуховность, нравственность. Несет в себе мораль, заставляя думать после просмотра. Рекомендовать такое кино тяжело, в картине много смысла, но тем не менее стоит просмотра.

8 из 10

Плохих фильмов не бывает, есть фильмы или не свои или не вовремя. Так в зависимости от готовности, кораблю зрителя может встретиться Остров, а может и Остров сокровищ.

Сокровища здесь необычные: ни бриллиантов, ни золота — никаких даров в обычном понимании. Вместо золотых гор — здесь горы угля, вместо даров — наказания за грехи.

Краеугольный камень смыслового фундамента фильма — это понятие «Грех». Отсюда прямолинейно смысл фильма о раскаянии и вере, как методе очищения от греха. Вот человек убил человека — Грех? Ещё какой! Что делать человеку, если он совершил грех? Таким образом обозначена проблематика фильма. Выход, на который нам указывает автор — вера. Поверхностно кто-то услышит «церковь» и может воспринять весь фильм как 2х часовой рекламный ролик Русской Православной Церкви. Если видеть это именно так, то посыл фильма сработал филигранно точно: люди, услышав ответ — последовали в церковь: «Как отметил епископ Игнатий (Депутатов): «после этого фильма большое количество людей пришли в Церковь и многое осознали. Когда я был священником, на исповеди многие говорили, что обратились к вере под влиянием фильма «Остров». Знаю даже людей, которые приняли монашество после просмотра этого фильма» (wikipedia.org).

Если присмотреться чуть внимательней, то можно заметить, что в фильме Церковь скорее не восхваляется, а наоборот, изображена карикатурно в лице героев: отца Филарета (Виктор Сухоруков), Иова (Дмитрий Дюжев). Отец Анатолий (Пётр Мамонов), главный герой — выступает их антагонистом.

Как искупить грех? Что действительно является наказанием и что значит истинное прощение? Конечно, это не простые вопросы, и на них автором картины были даны изящные и глубокие ответы. Но всё же самый главный вопрос, на который ответа нет, это: как жить после искупления греха?

Ведь грех в истории Анатолия и многих людей является чем-то нежелательным, что не стоит допускать, но в тоже время центральным, системообразующим стимулом жизни. Они живут по схеме: грех->искупление, грех->искупление, грех->искупление, грех->искупление…. И что делать вне этого круга — непонятно.

Главный герой мобилизовал все свои жизненные ресурсы, жил в условиях хуже, чем в тюрьме: ведь там, по крайней мере, есть кровать и тепло, а он спал на груде угля в холодной лачужке. Хотя считал, что ему повезло, и он ушел от наказания. Он открыл в себе дар провидца и целителя, изменил жизнь многих людей. Один человек — грешник! Не святой! Но стоило убрать этот системообразующий элемент «грех»- как герою стало незачем жить, он умер.

Таким образом «грех» на самом деле для отца Анатолия и не являлся таковым — ведь убийства на самом деле не было, и события происходили во время Войны, когда убивать — было нормой. В итоге этот «грех» произвёл эффект домино и реализовал потенциал человека на 100%

Это шутка мироздания: блаженные святые, скорее всего в прошлом — ярые грешники. Не будь греха, не было бы и святости, ведь самые благоуханные цветы растут из навоза.

Поэтому то, что на первый взгляд является наказанием, в итоге оказывается подарком судьбы. Грех = дар, сокровище Острова Лунгина.

Фильм во многом автобиографичен: Пётр Мамонов, сыгравший роль отца Анатолия, в юности вёл разгульную жизнь и однажды чуть не убил человека, избив его до комы. В более зрелом возрасте обратился к вере, на вручении кино-премии «Ника» он благодарил Бога за благословение на создание фильма. В жизни и на сцене он также похож на юродивого, что перекликается с образом его героя.

Больше десяти лет я собирался с мыслями, чтобы посмотреть этот фильм. И вот, наконец, я это сделал.

Я являюсь верующим, но не в каноническом понимании. Поэтому персонаж, которого изумительно сыграл Петр Мамонов, мне близок. Он своими действиями как бы доказывает, что вовсе не атрибуты веры важны, а именно сама вера; то, каков ты наедине…

Считаю, что до конца не понял задумку режиссера. Но для себя сделал несколько выводов.

Первый. Человек, совершивший один плохой поступок, сам по себе не является плохим. Переход на темную сторону, на мой взгляд, это процесс, включающий череду решений с игнорированием совести. А из данного тезиса проистекает несовершенство той системы наказания, которая применяется в современном обществе. Тюремное заключение для убийцы — это изоляция виновного от социума? А нужна ли она, если человек понимает и искренне раскаивается о содеянном? А может быть тюремный срок — месть близких убитого в лице карательных органов? Но местью еще никто не воскрешал из мертвых. Я понимаю, что система стандартизирована. Это, в свою очередь, решает кучу существенных проблем. Но вот такая справедливость судебной системы применительно к «Анатолиям», населяющим планету, действительно ли может считаться справедливой? Возможно, не совсем в тему. Но фильм заставил меня задуматься именно над этим вопросом.

Второй. Суд совестливого человека над самим собой страшнее любого другого суда, который знает человечество (вот так и герой Петра Мамонова спустя более тридцати лет не мог себе простить того, что совершил, и каждый день себя наказывал за свой поступок). Обращаю внимание на слово «совестливый», потому что таких людей не очень-то и много. И такое качество все реже и реже ставится современным обществом в почет, что говорит о том, что внутренний мир, мотивы и духовность человека уже не в силах соперничать с внешними проявлениями, словами и поступками в отрыве от морали этого человека.

Третий. Достойный человек достоин прощения. Именно поэтому мы видим такую концовку фильма, а никакую другую. Как же жить, чтобы стать достойным? Посыл о том, что надо превратить свое пребывание на земле в сплошное испытание, не принят мной. Потому что, к великому моему сожалению, посыл этот направлен строго к сознанию маленького человека. Не лукавит ли перед зрителем режиссер фильма об истинном замысле своего творения? Это очень хороший вопрос…

Помимо своих размышлений хотел бы выразить слова благодарности. Конкретно, актерам Петру Мамонову, Виктору Сухорукову, Дмитрию Дюжеву (на мой взгляд, лучшая его работа) и Грише Степунову (мальчик-инвалид; это очень большая редкость, когда дети играют так реалистично); композитору Владимиру Мартынову, оператору Андрею Жегалову. Без этих людей, думается мне, картина лишилась бы очень многого.

Павла Лунгина не благодарю. Не понял я его до конца. Быть может, со временем изменю свое мнение. Но пока так…

6 из 10

Судящие через призму холодного рассудка, пишу для вас. Все ваши вопросы сводятся к одной простой формуле, приемлемой детскому пытливому разума: «почему нельзя было так и почему сделали эдак?» Начну по порядку.

1. Почему главный герой не несет уголовной ответственности за содеянное, возмущались некоторые зрители. Я считаю, что на этот вопрос можно ответить лишь вопросом: Насколько это важно в контексте фильма? Да не важно ведь. Если бы события развернулись иначе, мы бы увидели фильм с абсолютно другим сюжетом. Важны лишь муки совести человека, который, будто в насмешку, получил от Господа дар. Такая милость дана не каждому праведнику, а здесь преступник (как и по морально-этическим, так и по божественным нормам) получает сие благословение небес. Внимательно читая Библию (Новый Завет), можно заметить более трепетное отношение Иисуса к раскаявшимся грешникам. «Я говорю вам, что так и на небесах будут больше радоваться одному покаявшемуся грешнику, чем девяноста девяти праведникам, которые не нуждаются в покаянии». (Евангелие от Луки 15:7). И не нужны никакие разглагольствования о законе земном, о конституции и прочей шелухе.

2. «Рекламная акция от РПЦ».

Есть, конечно, сторонники «мирового заговора», которые в рекламе семечек 25 кадр видят, но здесь даже вскользь нет призыва: «переходи на сторону православия, у нас есть печеньки». Изображены в первую очередь люди, со своими характерами, слабостями и интересами, а потом уже духовенство. После просмотра желания облачиться в схиму не возникает.

3. «Кто такой герой фильма? Какую идею несёт фильм зрителю? Что главный герой, это человек, неспособный по-мужски отвечать за свои поступки?»

Герой фильма, особенно в первой его части, ЧЕЛОВЕК, который проявил МАЛОДУШИЕ, который полностью забыл о таких вещих, как совесть, честь и пошел на поводу у инстинкта самосохранения, за что РАСКАИВАЛСЯ всю оставшуюся жизнь. (Кстати, слово «каяться» происходит от имени Каин, думаю этого достаточно, чтобы сделать выводы и понять немного больше). Что значит «по-мужски отвечать за свои поступки?» Лично мне такая формулировка не ясна. Главный герой выбрал путь к прощению и отпущению намного сложнее, чем ваш разум смог допустить. Не все можно кодексом рассудить. Тот, кто задал эти вопросы, видимо, с большим раздражением «Преступление и наказание» читал… Так вот, пойди он по иному пути, фильм был бы не о душевных муках старца, а о расстреле, который в себе душевных терзаний не несет.

4. «О рабстве».

«В фильме пропагандируется культ слабой личности, рабское существование, жалкое, никчемное блаблаблаблааа»… Только идиот может воспринимать искусство, как пример для подражания. Отсюда и ваша боязнь «подцепить» своим незрелым умишком «вирус православия головного мозга». Коль мозг не может фильтровать информацию, коль сеет в голове зерно сомнений, не стоит ни смотреть, ни читать. Впечатлительные чаще всего страдают душевными расстройствами.

Мне наскучило.

9 из 10

Фильм «Остров» это фильм, о неком православном месте, где живет некий святой человек, который может исцелить вас от хвори.

Я далек от веры, в нашей деревне не было церкви, ее построили лишь после развала СССР, так что я филосовски отношусь к фильму, как некой притчи из Библии. Но в этом фильме провославие показанно таким каким оно обязано быть, да монахи тоже люди и им не чужды человеческие слабости, но тут никто не носит дорогих часов и готов выслушать любого путника, любую заблудшую душу.

Игра актеров бесподобна, это выдающаяся роль Петра Мамонова, его старец Анатолий это канон человечности. Молодцы и остальные Дюжев, Сухоруков, Кузнецов.

Этот фильм о тех служителей церкви, которые несмотря на тяжелые условия готовы нести тяжкий крест и веру людям, молиться за них, выслушивать их причастия и давать советы.

Так же этот фильм о трусости в душе, о проступке который будет преследовать всю жизнь, давить могильной плитой. Но этот же поступок толкает человека на много добрых дел.

8 из 10

Это фильм о Боге. О душе и для души.

Не могу выразить и сформулировать идейную основу. Зато есть чувство, будто от этого кино вспомнил что-то очень важное. Будто пыль вековую вытер с сердца.

Мне было светло смотреть этот фильм. И после него тоже было светло. И даже когда грустно, все равно светло. Возможно, этот остров — именно то, что мы ищем и никак не можем найти на суетливых городских улицах. Но мост всегда работает: и для гостей, и для паломников.

9 из 10.

Я перестал с собой носиться. Понимаешь, не до того мне было после убийства. Так всё и началось.

К. С. Льюис

Остров — это важно. Это круг, обречённость и заточение. Даже закруглённость, закольцованность действий, изо дня в день — круг с тачкой, круг на лодке. Самодельный кораблик выпрямляется, плывёт и не тонет под мелодию с тем ритмом, что обычно передаёт биение сердца, подъем и горечь.

Там только три цвета — бескрайняя синева воды и неба, да вкрапления синьки в снег и мох; белый, скорее похожий на снятое молоко; чёрный, конечно. Чёрный цвет мокрого дерева, чёрный цвет одежд, чёрный цвет угля. Мужской монастырь, выросший на одиноком северном острове, не ведавший бы о том, семьдесят шестой ли это год в Стране Советов, или вечность, кабы не отец Анатолий — у его кельи, вернее, кочегарки, всегда народ. В основном женщины, конечно, — кто ещё в евангельские, в богоборческие ли времена не разбирал, будут ли судить за инстинктивные порывы нутряной веры, женской безусловной любви.

А отец Анатолий, слывущий юродивым и прозорливым старцем в миру, «проказником» в монастыре, ступает по мягкому мху. Звучат слова Иисусовой молитвы, позже покаянного псалма, — спокойно, несуетно. Эта широкая холодная вода, омывающая берег, будто израненную плоть, это небо, этот снег знают, что «помилуй мя, грешного» — не оборот речи, а невыразимое страдание, смешанное со смирением и надеждой. Он и потом будет охотнее молиться здесь, на берегу, помнящем его грех, нежели в храме, оснащённом батареями центрального отопления. Он и позже будет ступать по этому мху, похожему на наст, и иногда, обессиленный, будет ложиться, как ребёнок, в колыбель земли, утешаясь парой холодных северных ягод, утишая боль ненадолго. Утихнуть до конца он ей не позволит. Не уйдёт из кочегарки, из этого земного ада, куда он себя вверг, чтобы помнить, помнить до конца жизни о своём преступлении, о пока неведомом нам Тихоне. Кадры из глубин болящей памяти будут потом — кочегарка на барже, флаг со свастикой, как диавольское око, мерзкий, животный страх, предательство, взрыв. И будет вдруг этот взгляд, ещё другого человека, ещё не покаянный, — жуткий взгляд свершившего противоестественное, момент, с которого, невзирая на мерзкую же последующую радость, точило неумолимо начало вращаться навстречу лезвию.

С первых же кадров фильм Павла Лунгина заворожил многих, став для кого потрясением, для кого камнем преткновения. Скупая красота Карелии, не вызывающая чувства оставленности и отчаяния. Не столько житийная, сколько сказочная, сказовая красота происходящего. Открытие для тех, кто не знал, бытия монахов и — родные слова, знаки и признаки для тех, кто уже не расставался с духовной литературой, воспоминаниями о деяниях старцев былых и недавних времён. И красота человека, ибо каждый герой подан крупно, если сравнивать с живописью — то в суриковском стиле, несмотря на то, что упомянутый художник и режиссёр — наследники разных культур. Лунгин, сочный человек, любящий всё сильное, и здесь работал сильно. Каждый характер — как шлепок краски. Вся основа наружу, нет странных тонкостей, темнот. Непременная борода, длинные волосы, монашеское облачение скрывают фактурные внешности ярких Виктора Сухорукова и Дмитрия Дюжева, веля их темпераменту уходить во взгляд, голос, движения — сладкие у одного, настоятеля отца Филарета, порывистые, неостывшие у молодого эконома отца Иова. Красота всех эпизодов, каждый из которых — маленький спектакль одного актёра, вернее, актрисы. Как они узнавались, до слёз: и брошенка, и несущая крест вдовства наседка, и сумасшедшая мать, — эти наши женщины, добрые, обобранные, беззаветные, эти маловерки, которым жаль хряка и надо на работу, когда их будущее уже заботливо взято в тёплые ладони. И эта последняя, ставшая ведьмой от горя и бедствий, поразивших её, та, чьи губы шептали проклятия, а детская душа цыплёнка тянулась — та, что принесла отпущение человеку, знавшему свыше обо всех, кроме самого себя.

Павел Лунгин, не воцерковлённый, но крещёный человек, признавался, что его всегда волновала способность личности поступать в ущерб себе, привлекал момент пробуждения в человеке души. Похоже, фильм по достаточно незамысловатому, искреннему и бьющему в цель сценарию созревал исподволь. Прошли годы, когда страна-неофит романтизировала всё, что связано с верой, и кино увлекалось символикой, параллелями. Двухтысячные — годы, когда восторженность давно остыла, когда суровый смысл истинной веры отпугнул поверхностных и заставил всматриваться вглубь действительно ищущих. Закономерным стало появление книг, написанных прихожанами, матушками и священниками. С другой стороны, режиссёру представилась возможность признаться в любви уважаемому им Ларсу фон Триеру, который в фильме «Рассекая волны», так поразившем Лунгина, вывел образ практически юродивой, буквально заложившей душу за ближнего, не думая, есть ли у неё право выкупа. Павел Лунгин создал фильм-исповедь — не выговоренную перед аналоем, а высмотренную снаружи и переданную визуально. Пётр Мамонов был создан для роли отца Анатолия — его нужно было просто взять и поставить в кадр, ибо по жизни юродивым был и остался. И молитвам его учить было не надо.

И вот он, отец Анатолий, — чёрный от угля, даже в монастыре бельмо на глазу; но его все пытаются и никто не смеет карать, ибо чувствуют нутром, что волю свою он отсек, поручив себя куда-то выше. Его выходки, та же дивная сцена на колокольне, пародирующая выступление с трибуны, его манера говорить строками Писания, возмущают сомолитвенников, но и притягивают, неизбежно, неумолимо. Хотят или не хотят признать так по-детски привязанный к вещам настоятель, так по-мальчишески гордый эконом, они перед Всевидящим ещё дети, а вот этот юродивый — взрослый, ибо пережил то, чего им не пережить повезло. И стал примером парадоксальной любви Творца, ибо, попав в ситуацию, обнажившую до предела греховность и мерзость души, сумел прозреть и пойти к свету — а это счастье, нужно лишь это понять.

Не нужно рассуждать, истинный ли старец отец Анатолий, или же гордец, подверженный прелести; не о том фильм, в его рамках всё однозначно. Нужно просто прислушиваться — у старцев нет пустых фраз. Нужно научиться не судить, ибо мы сами не знаем, способны ли мы на подвиг или же на предательство. «Остров» — это одно огромное утешение тем, кто чувствует себя виноватым, кто хоть однажды испытал презрение к самому себе, а иных людей, наверное, и не существует. И надежда на то, что мы, так привязанные к миру и так боящиеся смерти, сможем однажды смиренно предаться в её руки, ничего и никого больше не боясь на этой земле, страшась только высшего суда и не оставляя веры в то, что прощение всё же будет получено.

Я перестал с собой носиться. Понимаешь, не до того мне было после убийства. Так всё и началось.

К. С. Льюис

Остров — это важно. Это круг, обречённость и заточение. Даже закруглённость, закольцованность действий, изо дня в день — круг с тачкой, круг на лодке. Самодельный кораблик выпрямляется, плывёт и не тонет под мелодию с тем ритмом, что обычно передаёт биение сердца, подъем и горечь.

Там только три цвета — бескрайняя синева воды и неба, да вкрапления синьки в снег и мох; белый, скорее похожий на снятое молоко; чёрный, конечно. Чёрный цвет мокрого дерева, чёрный цвет одежд, чёрный цвет угля. Мужской монастырь, выросший на одиноком северном острове, не ведавший бы о том, семьдесят шестой ли это год в Стране Советов, или вечность, кабы не отец Анатолий — у его кельи, вернее, кочегарки, всегда народ. В основном женщины, конечно, — кто ещё в евангельские, в богоборческие ли времена не разбирал, будут ли судить за инстинктивные порывы нутряной веры, женской безусловной любви.

А отец Анатолий, слывущий юродивым и прозорливым старцем в миру, «проказником» в монастыре, ступает по мягкому мху. Звучат слова Иисусовой молитвы, позже покаянного псалма, — спокойно, несуетно. Эта широкая холодная вода, омывающая берег, будто израненную плоть, это небо, этот снег знают, что «помилуй мя, грешного» — не оборот речи, а невыразимое страдание, смешанное со смирением и надеждой. Он и потом будет охотнее молиться здесь, на берегу, помнящем его грех, нежели в храме, оснащённом батареями центрального отопления. Он и позже будет ступать по этому мху, похожему на наст, и иногда, обессиленный, будет ложиться, как ребёнок, в колыбель земли, утешаясь парой холодных северных ягод, утишая боль ненадолго. Утихнуть до конца он ей не позволит. Не уйдёт из кочегарки, из этого земного ада, куда он себя вверг, чтобы помнить, помнить до конца жизни о своём преступлении, о пока неведомом нам Тихоне. Кадры из глубин болящей памяти будут потом — кочегарка на барже, флаг со свастикой, как диавольское око, мерзкий, животный страх, предательство, взрыв. И будет вдруг этот взгляд, ещё другого человека, ещё не покаянный, — жуткий взгляд свершившего противоестественное, момент, с которого, невзирая на мерзкую же последующую радость, точило неумолимо начало вращаться навстречу лезвию.

С первых же кадров фильм Павла Лунгина заворожил многих, став для кого потрясением, для кого камнем преткновения. Скупая красота Карелии, не вызывающая чувства оставленности и отчаяния. Не столько житийная, сколько сказочная, сказовая красота происходящего. Открытие для тех, кто не знал, бытия монахов и — родные слова, знаки и признаки для тех, кто уже не расставался с духовной литературой, воспоминаниями о деяниях старцев былых и недавних времён. И красота человека, ибо каждый герой подан крупно, если сравнивать с живописью — то в суриковском стиле, несмотря на то, что упомянутый художник и режиссёр — наследники разных культур. Лунгин, сочный человек, любящий всё сильное, и здесь работал сильно. Каждый характер — как шлепок краски. Вся основа наружу, нет странных тонкостей, темнот. Непременная борода, длинные волосы, монашеское облачение скрывают фактурные внешности ярких Виктора Сухорукова и Дмитрия Дюжева, веля их темпераменту уходить во взгляд, голос, движения — сладкие у одного, настоятеля отца Филарета, порывистые, неостывшие у молодого эконома отца Иова. Красота всех эпизодов, каждый из которых — маленький спектакль одного актёра, вернее, актрисы. Как они узнавались, до слёз: и брошенка, и несущая крест вдовства наседка, и сумасшедшая мать, — эти наши женщины, добрые, обобранные, беззаветные, эти маловерки, которым жаль хряка и надо на работу, когда их будущее уже заботливо взято в тёплые ладони. И эта последняя, ставшая ведьмой от горя и бедствий, поразивших её, та, чьи губы шептали проклятия, а детская душа цыплёнка тянулась — та, что принесла отпущение человеку, знавшему свыше обо всех, кроме самого себя.

Павел Лунгин, не воцерковлённый, но крещёный человек, признавался, что его всегда волновала способность личности поступать в ущерб себе, привлекал момент пробуждения в человеке души. Похоже, фильм по достаточно незамысловатому, искреннему и бьющему в цель сценарию созревал исподволь. Прошли годы, когда страна-неофит романтизировала всё, что связано с верой, и кино увлекалось символикой, параллелями. Двухтысячные — годы, когда восторженность давно остыла, когда суровый смысл истинной веры отпугнул поверхностных и заставил всматриваться вглубь действительно ищущих. Закономерным стало появление книг, написанных прихожанами, матушками и священниками. С другой стороны, режиссёру представилась возможность признаться в любви уважаемому им Ларсу фон Триеру, который в фильме «Рассекая волны», так поразившем Лунгина, вывел образ практически юродивой, буквально заложившей душу за ближнего, не думая, есть ли у неё право выкупа. Павел Лунгин создал фильм-исповедь — не выговоренную перед аналоем, а высмотренную снаружи и переданную визуально. Пётр Мамонов был создан для роли отца Анатолия — его нужно было просто взять и поставить в кадр, ибо по жизни юродивым был и остался. И молитвам его учить было не надо.

И вот он, отец Анатолий, — чёрный от угля, даже в монастыре бельмо на глазу; но его все пытаются и никто не смеет карать, ибо чувствуют нутром, что волю свою он отсек, поручив себя куда-то выше. Его выходки, та же дивная сцена на колокольне, пародирующая выступление с трибуны, его манера говорить строками Писания, возмущают сомолитвенников, но и притягивают, неизбежно, неумолимо. Хотят или не хотят признать так по-детски привязанный к вещам настоятель, так по-мальчишески гордый эконом, они перед Всевидящим ещё дети, а вот этот юродивый — взрослый, ибо пережил то, чего им не пережить повезло. И стал примером парадоксальной любви Творца, ибо, попав в ситуацию, обнажившую до предела греховность и мерзость души, сумел прозреть и пойти к свету — а это счастье, нужно лишь это понять.

Не нужно рассуждать, истинный ли старец отец Анатолий, или же гордец, подверженный прелести; не о том фильм, в его рамках всё однозначно. Нужно просто прислушиваться — у старцев нет пустых фраз. Нужно научиться не судить, ибо мы сами не знаем, способны ли мы на подвиг или же на предательство. «Остров» — это одно огромное утешение тем, кто чувствует себя виноватым, кто хоть однажды испытал презрение к самому себе, а иных людей, наверное, и не существует. И надежда на то, что мы, так привязанные к миру и так боящиеся смерти, сможем однажды смиренно предаться в её руки, ничего и никого больше не боясь на этой земле, страшась только высшего суда и не оставляя веры в то, что прощение всё же будет получено.