Рецензии

Если рассмотреть фильм с точки зрения того, какие вопросы он раскрывает, то 2% - это алкоголизм, 10% - проблемы старости. Все остальное - это две большие темы.

Первая - это то, как два человека, которые когда-то пробыли вместе очень долго, хорошо друг к другу относятся и общаются на почве небольшой халтурки. Было любопытно отмечать эмоции персонажей, когда они заботливо пекутся о состоянии друг друга, когда вспоминают былое и улыбаются друг другу очень по-доброму.

Вторая рассматривает всю тупость телевидения, которое впитывает в себя разный сброд типа персонажей малаховских шоу или так называемых специалистов по паранормальным явлениям. Весь этот зоопарк представлен огромным количеством персонажей. Феллини в данном случае проделал чуть ли не линневскую классификацию данной биоты. Кроме того, высмеивание зомбоящика усиливается нелепыми костюмами моделей, непрофессиональностью интервьюерши, очень смешными лицами некоторых работников. Самый ироничный момент фильма - вопрос репортёра президенту (обратите внимание на 1 ч 25 мин 05 сек).

7 из 10

На мой взгляд, один из лучших фильмов конца XX века. На удивление простая и приятная история снаружи, и взгляд на грядущую эпоху внутри. Очевидно, Феллини в свои последние годы уловил и попытался донести до каждого эдакое предупреждение (при том монументальную, невероятно актуальную по сей день мысль!) - мир кино и телевидения на глазах утрачивает простейшие ценности, ради которых когда-то создали само экранное искусство. Главные герои - двойники знаменитой танцевальной пары 'Джинджер и Фред' - встречаются спустя целую вечность, чтобы напоследок исполнить свой коронный степ... Красивейшая вселенная в объективе камеры и пресный, торопливый мирок за кадром - на этом контрасте и построена бессмертная история бессмертной любви, которую почти что возродила случайная встреча. Не могу передать словами, как тонко в фильме передано настроение старости, вписанной в рамки условностей современного бытия - обилия рекламы, пошлых шуточек и полного безразличия художников-профессионалов к простым - и в то же время самым прекрасным на Земле - людям...

Этот фильм обязательно надо посмотреть всем и каждому, особенно - тем, у кого есть бабушки и дедушки. После этой картины начинаешь понимать, почему старики зачастую так озлоблены на наш мир - да потому, что их мир, мир искренности и 'простоты без пестроты' - погибает... А они - последние тому свидетели, которых никто не слушает и не воспринимает всерьёз. Даже там, где каждую секунду охотятся за чужим горем и слезами - на телевидении.

Оценка: классика

Знаете, что-либо говорить о фильмах Федерико Феллини бесполезно, все его творения уже давно признаны классикой мирового кинематографа. Вопрос только в том, нравятся ли его картины тебе лично, ведь фильмы этого режиссера сняты для человека как индивидуальности, личности, а не жалкого обывателя из фокус группы, считающего Аватар величайшим произведением искусства. Раскрывать сюжет я не буду, каждый должен прочувствовать его самостоятельно. Отдавая дань традициям, позволю заметить, что фильм снимался в 3 странах, следовательно зритель не может четко определить место. Феллини не переносит нас и действие картины только в Рим, Мюнхен или другой, реальный город, а создает некую абстрактную локацию. Парой кажется, что перенесся на другую планету: карлики, двойники, танцоры, жонглеры и т.д. - вот далеко не полный список того, что наполняет собой внутренний мир фильма. После него остаются только положительные эмоции, за однобоким на первый взгляд сюжетом, подчеркну, что только на первый взгляд, открываешь завесу тайны и проникаешь в тот мир, мир любви и тепла, старости в ее первоначальном значении, ведь именно она приносит нам смирение, рассудительность... Наконец, время не только, как говориться, лечит, но и учит. Всем советую посмотреть этот замечательный фильм!

«Сегодня такие истории уже никого не трогают»… О, как безбожно лукавил Феллини! Он врал и знал, что врет, ибо незачем было тогда снимать «Джинджер и Фред». Такие истории трогают и еще как.

«Джинджер и Фред» - история о быстротечности жизни, большую часть в которой занимает великое чувство любви. История о двух звездах, чей свет не меркнет, двух мирах, чьи пути соединяются благодаря любви и искусству, что в данной картине почти что равно. Но Феллини не был бы классиком кинематографа, если бы не вложил в фильм о высшем чувстве, не тесня главной канвы повествования, часть своих ощущений и размышлений о глобальном.

И мысли, которые я смог найти и понять, касаются современного культурного наследия. Что даст в будущем диванное поколение, прикованное к телевизору, с трудом переживающее его месячное молчание? И на ответ Феллини наталкивает нас с помощью самой идеи такого огромного ТВ-шоу, пошлого по своему определению. Однако признаюсь, первую часть фильма я принимал сторону неунывающего, движущегося, циничного Пипо, мастерски скрывающего за этими качествами слабость. Происходящее, мне казалось, довольно-таки курьезным и немного шутливым, но, надеюсь, разгадка в том, что в современном мире трагедия, нарисованная Феллини, давно вышла за рамки и приняла иной, более страшный и драматичный характер.

Все телевизионные ролики (которые, кстати, не появляются на экране, пока в кадре держится Мазина или Мастрояни, как олицетворение старого, «чистого» времени), снятые «безвкусно» для подлинного вкуса реальности, вызывают нервный смешок, потому что в сравнении с настоящим кажутся шуткой «великого лжеца». Однако во второй части «Джинджер и Фред» засилье такой бездушной пошлости начинает удручать, вызывать чувство отвращения, тошноты. Хочется смотреть лишь на тонкую ниточку отношений Пипо и Амелии, не отвлекаясь на окружающий разврат. Сразу хочется посмотреть синематограф (который отчего-то всегда произносится с особой лаской и умилением), посмотреть на танец, выражающий настоящие чувства, чувства любви.

И этому чувству, после которого начинаешь верить в вечное и бессмертное, есть выражение. Обаятельная, женственная и, в то же время, сильная Джульетта Мазина (которая почему-то мне напомнила Алису Бруновну Фрейндлих) и интересный, многогранный Марчелло Мастрояни восхитительно справляются с ролями любящих и тонко чувствующих людей, с драмой, которая поразило многие сердца, с историей, которая до сих пор трогает.

«Джинджер и Фред» Феллини снял, когда ему было 65 лет. Разве это возраст для такого гения? Нет! Но почему-то в картине отчетливо чувствуется чувство ностальгии по чему-то безвозвратно утерянному. Есть в истории о звездах, потерявших свое время, сладко-горькое ощущение скорби по прошедшему. По прошедшей красоте, по прошедшей возможности бросить все и бежать с корабля, по прошедшему времени. Но как говорил Пипо: «Хороший артист всегда в лес смотрит»… даже если лес давно не тот, даже если бежать уже трудно… И это верно.

Талант и любовь не сохранить, предлагая газетку, домашние тапочки и ежедневное меню. И кому, как не артистам, знать об этом? Так давайте последуем их мудрому совету и хоть раз решимся на безрассудство бежать в лес, который любили всю свою жизнь…

«Джинджер и Фред» — это эпос увядающей красоты, задающий тон борьбы уходящего «вечного» против наступившего «беспечного». Фильм толкает на раздумья над вопросами одиночества, причем творческого, где догорает светлый огонек ушедшего бытия.

В ранних работах Феллини, Италия — это страстно верующая страна, живущая по религиозным канонам. Она с полной самоотдачей отдает себя делу спасения души.

Но теперь 1986 год. Италия неузнаваемо преобразилась, стала рассадником пошлого гламура, преследующего (словно «Большой брат») итальянцев на работе, на отдыхе и в быту. Отовсюду внушается единственная сверхценность — «пробовать все, жить в кайф».

Уже не заведешь без оглядки разговор о холмах и степях Италии, ее величественных Аппенинских горах. Сложно вглядеться во всю их девственность… Ведь и там — билборды с рекламой съедобного нижнего белья…

Шелест их листьев заглушен массовыми телевидением и радио. Пропаганда оккупировала то пространство и внушила, что человек рожден кивать своей внутренней «прорве».

Агрессивная реклама определила за человека, какими категориями оценивать его жизнь. Человек посажен в «золотую клетку», а в качестве платы у него изъяли субъектное, творческое начало. Начало, именуемое в «научном взгляде» как «субъективизм».

В эпизодах, где показана непрошенная вездесущность этой рекламы, можно разглядеть антиутопические контуры «Дивного нового мира».

Все шесть органов чувств итальянского обывателя монополизированы производителями низкосортного «шика» и товарных «плюшек». В человеке не остается места для чего-то критически важного, с чем он приходит в мир и покидает его.

Показанная здесь Италия — уже не Италия Данте Алигьери, Сандро Боттичелли или Леонардо да Винчи… Что-то другое стало витать в ее национально-историческом воздухе – какие-то молекулы обеспеченного пост-муссолиниевского бытия… Страна упоена «джинсово-жевачным» сном.

Набожная и черно-белая Италия преобразилась в «блудливую Калифорнию», раскрашенную в самые пестрые цвета. Но такая «павлинья походка» обесцвечивает ее внутренний мир.

Ее дети осиротели, размылись понятия добра и зла. Их внутренний космос вступил в фазу ценностного хаоса. Теперь же на двух чашах весов поместились новые «гири» – скука и веселье.

Религия как носитель морали утеряла свой авторитет, перестала актуализировать мудрость. Ее дряхлые руки небрежно выронили скипетр. Его подобрал узурпатор, лицо которого скрыто во мраке, но в нем можно различить раблезианскую ухмылку.

На смену религии пришла власть «кайфа», сметающая весь итальянский исторический трагизм: имперский трагизм Цезаря и Константина; трагизм его наследия; трагизм древних фресок и императорских дворцов, погруженных в подземельное небытие римского метрополитена...

Словом, на смену всему, что ранее имело четкие контурные границы (религия, политика, искусство, наука и т.д.) пришло Его Величество «Шоу-бизнес». Все сферы повседневной и публичной жизни стали играть ему роли деревянно-марионеточных кукол, подкрашенных на имитационно-контурный манер. Кукол, которые режиссер показал в «Казанова Федерико Феллини» и «Городе женщин».

Духовный зов древнеримских предков отсекся от реалий современной итальянской жизни. В ней остались лишь блеск ярких пиджаков и примитивная нищета попсы.

В центре этого вороха – запоздалый дуэт двух светил феллиниевского кино: Джульетты Мазины и Марчелло Мастроянни. Что делают здесь они, забытые временем звезды классического танца? Неужели им суждено соединиться лишь в старости? Их старческий союз – словно аллюзия на упущенный в молодости шанс.

«Сумасшедший дом!» – горько заявляет Мазина в роли Джинджер. И это не просто «бухтит» завистливая старость. Джинджер и Фред – носители буквально «устаревшего» классического искусства танца, ныне невостребованного в испорченном миру.

«Классика» – теперь в этом слове для молодых итальянцев таится не культура как проводник, проливающий свет на таинственную загадку жизни. Сейчас для них – это лишь «дутые щеки» поседевших людей, наскучивших им своей шарманочной моралью.

Мораль эта, вопреки своей беспомощности, настаивает на своем превосходстве. Ставшая немой и утерявшая способность к диалогу, она досадно стучит кулаком по столу, чем только отпугивает молодое поколение «блудных сынов».

Травмированное «мясорубкой» XX века старшее поколение не сумело их воспитать. И поэтому они не умеют видеть за «фигой» старших настоящее, грустное лицо. Чем упускают шанс на высокий драматизм, замененный на «драйв», который имитирует жизненный потенциал.

В результате «драйв» стимулирует потребительскую культуру. Эта стимуляция имеет обратную связь. Образуется система, погруженная в техногенный экстаз, замкнутая циркулирующим хороводом мотоциклистов вокруг одиноко бродящей Джинджер.

Классика потеряла дар речи, замкнулась в собственной бессловесности, оказалась не в силах выразить свой мудрый протест. Ее дряхлые руки оказались неспособны удержать молодую энергию, полную жажды приключений.

«С виду сила! А внутри могила!» – говорит Мастроянни в роли Фреда. И хотя он постарел, в нем еще горит бунтарское чувство, жаждущее «поднять голос против всего, что окружает их». Он с негодованием наблюдает, как под влиянием этой культуры меняется жизнь.

Жизнь, в которой «дают слово и берут его назад». В которой утеряно «качество душевной непосредственности и природного инстинкта». То есть где человек теряет навык разглядывать в себе взаимосвязь двух внутренних начал – божественного и земного.

Оглядываясь вокруг, Фред говорит: «Мы с тобой привидения и призраки». Современные общество, культура и мир смотрят на таких людей «странно, будто проститься хотят».

Но в этом фильме не просто триумфально шествует «потребительский экстаз», довольствуясь «жизнью здесь и сейчас». Он смотрит в будущее и имеет свои далеко идущие планы на константу под названием «человечность».

Это подтверждается устами рыжей блудницы, изрекающими пророчество: «Мужчины будут носить детей и рожать их». Так, сталкивая гуманизм с трона Истории, в его полномочия вступает трансгуманизм. Сегодня эта проблема очень злободневна в силу того, как жестко ныне доминирует в Западной жизни гендерная идеология.

Фильм «Джинджер и Фред» аналогичен роману Достоевского «Преступление и наказание». Здесь и там за чаем герои, казалось бы, невинно болтают. Но спустя столетия чайные рассуждения Порфирия Петровича и Раскольникова о фашизме стали не досужим вымыслом, а воплотились в фашистский проект, породивший кровавое горе Второй Мировой войны.

Теперь же творец Феллини, перенимая эту линию Достоевского, через уста своих персонажей предрекает новый вызов, который ожидает человечество впереди.

Конечно, в фильме предостаточно и драматических ноток, позволяющих просто получать чувственное наслаждение во время просмотра. Ведь Феллини не был бы Феллини, если бы он не умел так изящно сочетать эти черты в своем кино.

В заключение, «Джинджер и Фред» нужно смотреть по тем правилам, как употребляется хорошее вино. Выпивая, нужно долго подержать его в полости рта, чтобы раскрылось все многообразие вкуса. А глотать следует медленно, чтобы долго оставалось такое же послевкусие.

Таков, на мой взгляд, секрет постижения драматизма Феллини, затрагивающего межличностный и исторический масштаб, а также связывающего их в тонкую разноцветную нить.

10 из 10

Восемнадцатый полнометражный художественный фильм Феллини стал третьей после «Амаркорда» и «И корабль плывет» его сценарной работой с Тонино Гуэрра, более того к участию был привлечен давний сосценарист Феллини Туллио Пинелли, что придало фильму сентиментальности и меланхоличности. «Джинджер и Фред» - картина сразу о целом спектре проблем середины 1980-х, центральная из которых – вездесущая и всеопошляющая власть телевидения. «Джинджер и Фред» - также о невостребованности звезд искусства сорокалетней давности, их неприкаянности и попытке встроиться в площадной балаган нового, непонятного и хаотичного мира. Феллини вновь, как в лучших своих картинах, не жалеет сатирических красок выставляя на показ комические, шаржированные и карикатурные типажи колоритных звезд телеэкрана.

Фирменная феллиниевская массовка здесь сочна как никогда (быть может, со времен «Сатирикона» она так не била в глаза и не восхищала своей псевдохаотичностью), она становится у мастера символом нового, странного, такого многообразного, но говорящего совершенно на другом языке, чем сорок лет назад, мира. И главные герои не в силах понять этого языка, да, они отыграют свои пятнадцать минут славы, вернут себя и зрителей в прошлое, но все равно будут выглядеть в нем инородно и выбиваться из общего ряда. Телеэкраны вещают буквально в каждом кадре, дробя изображение и звук и превращая окружающую главных героев жизнь в пошлое подобие цирка. Особого внимания зрителя заслуживают, конечно, персонажи Мастроянни и Мазины – реликты прошлого, так не похожие на сумасбродное и безумное настоящее. Как показывает диалог Пиппо с писателями, он – вполне себе интеллектуал, знающий псевдоинтеллигентский высоколобый волапюк, но он копает слишком глубоко, поэтому его собеседники способны воспринять из всей его речи лишь пошлую эпиграмму.

Героиня Мазины, в четвертый раз играющая у Феллини главную роль и вновь не похожую на предыдущие, самую простую и вместе с тем наиболее приближенную к среднему человеку, становится своеобразным рациональным антиподом непредсказуемого героя Мастроянни. «Джинджер и Фред» при всей веселости своей сатиры и бьющего через край комизма типажей – очень грустное кино, прежде всего о невостребованности профессионализма в мире тотальной пошлости, которую как комбинат продуцирует телевидение. Это кино-прощание с миром великого итальянского искусства, воплощенного по сути дела жалкими, но такими талантливыми двойниками Фреда Астера и Джинджер Роджерс. Сделав так, чтобы только два героя бултыхались как в болоте в мире телевидения и создаваемой им солянки, режиссер тем самым сделал их личностями со своими проблемами и глубиной в мире лишенном глубины, мире тотальной зрелищности.

Когда-то во времена «Рима» сам Феллини был заворожен перспективами создания на экране зрелища, чаще всего эротического, эта тема будоражила его прямо с «Огней варьете». Однако, теперь, когда ему самому перевалило за шестьдесят, он уже не так витально и оптимистически смотрит на эротическое зрелище, все чаще становящееся пошлым и предсказуемым, а главное (в чем его бич для постановщика) – напрочь лишенным даже признаков фантазии. По этой причине можно сказать, что «Джинджер и Фред» - о дефиците фантазии в мире, оккупированном телеобразами. Раньше, в те же тридцатые, изображенные в «Амаркорде», люди, начиная с детского возраста, изобретали мир с нуля, из ничего, делая его привлекательным и аттрактивным. Теперь же все за человека делает телевидение, скармливая ему, как инфантильному идиоту, образы изобретенные циничными режиссерами и продюсерами.

«Джинджер и Фред» - во многом фильм-символ и посвящение уходящей натуре, прежде всего Мазине и Мастроянни – актерам-эмблемам своего, уже исчезнувшего времени. Создав для них персонажи-копии великих артистов, Феллини тем самым подчеркнул, что все киногерои – подобия изобретающих их актеров, и как бы жизнь не разбрасывала их в разные стороны, они все же могут встретиться пусть и в атмосфере всеобщего балагана, лишь для того, чтобы станцевать свой прощальный танец, адресатом которого является вовсе не современная публика, а те, в хорошем смысле остановившиеся в развитии, оставшиеся в прошлом поклонники настоящего искусства, к которым можно отнести и любого больного синефилией, так не актуальной в эру телевидения и Интернета.